- Глупо. Это же просто инстинкт.
- Какой инстинкт?
- Самосохранения.
- Инстинкт самосохранения должен был заставить тебя застыть на месте и визжать. А не бросаться , рискуя жизнью, спасать такого здорового кабанищу. Так какой же это инстинкт?
- Материнский!!! - зло выплюнула Леля, - И отстань уже от меня! И вообще мы не переходили на "ты"!
- МАТЕРИНСКИЙ?!!- вот тут уже у Родионова сорвало резьбу.
- Материнский?! Ты хочешь сказать, что я до сих пор для тебя ученик? Маленький мальчик? Что вообще ничто не может изменить этого твоего ко мне отношения? Ты ни за что не хочешь увидеть во мне мужчину?! Что за фигня такая?! Ты же всегда была такой… демократичной, что ли! Ты прислушивалась к нашему мнению, вела беседы на равных… Все это был только педагогический прием?! А на самом деле, мы - по-прежнему. - не ровня? Я - не ребенок! Ты посмотри, ты пошевелиться не можешь, потому, что я больше тебя и сильнее! Мы оба - взрослые люди! И… может, хватит нам наконец притворяться, что между нами ничего не происходит?!! И…и.. посмотри мне наконец в глаза! Хватит уже отворачиваться! - лицо Родионова пылало гневом, но на самом деле внутри он дрожал и корчился от страха: как так вышло, что он сорвался, произнес все это вслух, да еще и так грубо? Что сейчас будет? А что если он ошибся, и она отворачивается от него от страха и отвращения?
Леля повернула голову и подняла глаза. Вот только, хотя она и смотрела на Родионова, но будто и нет. Глаза ее были открыты, но душа внутри них словно задернута шторками. Костя абсолютно не понимал и не видел, что там внутри, в этих глазах. И он был в полном отчаянье. Нет! Совершенно определенно такой закрытый взгляд не сулит Косте ничего хорошего. Как и дрожь тела под его руками. Но… он должен попробовать, он не может не попробовать. Пожалуй остановить его теперь может только прямое попадание баллистической ракеты в цель! Или даже оно не сможет… Свет и тень на этой крыше, они такие яркие. Словно кто-то размахивает золотыми и черными простынями, и пространство и время путаются в этой свистопляске. И в голове такой сильный шум. И в целой вселенной только одну единственную цель он четко осознает: эти подрагивающие нежные губы самой совершенной и родной для него формы, самого неподдающегося определению нежно-алого цвета.
Итак он смирился, он сдался. Он упал в сон. Он прикоснулся губами к ее губам. А дальше уже они, его губы , сами, без участия его головы, сперва осторожно, потом все более и более жадно, затянули его в воронку головокружительных ощущений, которых, казалось бы, не должен давать обыкновенный поцелуй. Краем сознания Костя удерживал себя на вытянутых руках над девушкой, не позволяя себе прижать ее своим телом к крыше, как бы ему сейчас этого не хотелось. Даже этим поцелуем он пока все еще спрашивал. И честно пытался дождаться ответа на свой вопрос. Балансируя на самой грани отчаянья, словно снова на самом краю крыши. И вот в тот момент, когда он уже готов был, остановиться и с горя, разочарования и от стыда, тут же махнуть с крыши вниз через тонкий проволочный бортик, ее губы вдруг начали оттаивать. Он стали мягче, нежнее, слегка приоткрылись, и Костя наконец почувствовал их вкус. А кулачки сперва нерешительно и не сильно, но все же упиравшиеся в его грудную клетку, расслабились, обернулись ладонями, и вот уже ее пальчики тихонько скользят по шершавой поверхности его тенниски. И это ощущение было уже совершенно невыносимым по своей силе, так что Костя даже легонько застонал, а когда ее губы с жадностью проглотили его стон, сознание унесло абсолютно неизвестно куда. И на несколько минут остались лишь всполохи света, тени, сладкий и нежный вкус ее губ. И еще аромат летнего пруда, занесенный на крышу ветерком.
Начало и продолжение истории читайте на моем канале. Ваша Аармасстаа