Продолжаем просматривать номера журнала «Рабочий» (будущего «Крокодила») 100-летней давности. Номер от 18 июня 1922 года. Да, мы уже забежали вперёд по сравнению с текущим календарём, но если идти с ним вровень, то просмотр советских подшивок «Крокодила» мы закончим только где-то году в 2091-м, около 25 декабря. А таким временем, думается, здесь мало кто располагает... :) Так что пойдём быстрее.
В центре внимания номера — по-прежнему идущий в Москве, в бывшем Дворянском собрании (а ныне Доме Союзов) судебный процесс эсеров. Журнал приводит цитаты из выступлений обвиняемых, например, такую: «В борьбе нет виновных и не виновных. Есть победители и побеждённые. Кто победил и кто побеждён, ещё неизвестно. Это скажет история». (Из речи обвиняемого эсера Иванова). И пытается с ними спорить, стихами и прозой, в шутку и всерьёз. Публикуются фотографии с процесса. Журнал замечает: «Уже прошло 9 заседаний по делу эсеров. Все представленные в процессе стороны: Верховный трибунал, обвинители, две группы защитников и две группы обвиняемых успели вполне показать своё лицо. Любопытно к нему приглядеться...»
«Две труппы обвиняемых.
— Признаю все свои преступления перед Советской Республикой, — заявляет одна.
— Не признаю вашего суда! Вёл против вас, против всего рабочего класса вооружённую борьбу и буду вести в дальнейшем, — нагло заявляет каждый обвиняемый второй группы».
«У каждой из этих групп своё лицо. А над всеми ними строгое и вдумчивое лицо пролетарской истории. И то выражение, которое сейчас написано на нём, говорит одно:
— Смерть контрреволюционерам!»
Фельетон о процессе Грамена:
Между прочим, эпизод с броневиками, о котором пытался расспрашивать Луначарский и иронизирует Грамен, заключался в следующем. Об этом вспоминал председатель Учредительного Собрания и лидер эсеровской партии Виктор Чернов в своих мемуарах:
«Расположенный в Петербурге броневой дивизион сохранял верность Учредительному Собранию. Эту верность свою он собирался продемонстрировать в день его открытия. Первым этапом его маршрута намечались казармы Преображенского и Семёновского полков. На их митингах неизменно проходили резолюции: «Вся власть Учредительному Собранию!»... Однако, самые последние вести ни к каким иллюзиям не располагали. Большевики оказались хорошо подготовлены ко всем случайностям. В ночь под открытием Учредительного Собрания организованные большевиками рабочие ремонтных мастерских сделали порученное им дело. Путем умелого «технического саботажа» броневые машины были превращены в неподвижные, точно параличом разбитые груды железа. [...] И последняя весть. В казармах преображенцев и семёновцев настроение мрачное и подавленное. Там ждали прихода броневиков и готовы были вместе с ними пойти к Таврическому дворцу, рассчитывая, что при таких условиях большевики отступили бы без кровопролития. Броневики не пришли. Настроение упало. Нам ясно: судьба Учредительного Собрания решена».
Это к теме о том, насколько «мирными» были планы эсеров в день Учредительного Собрания: привести к Таврическому дворцу «мирные» броневики, «мирных» семёновцев и преображенцев, подавлявших в своё время революцию 1905 года, и опираясь на них, взять власть... Но не вышло.
А это шпилька в адрес Теодора Либкнехта (1870—1948), старшего брата убитого Карла (1871—1919). Теодор приехал в Москву защищать обвиняемых эсеров в качестве адвоката.
«Каин, Каин, где брат твой, Карл?» — тот же сакраментальный вопрос звучал и на плакатах при встрече прибывших в Москву адвокатов эсеров от II и «двусполовинного» Интернационалов.
Небольшая сатирическая заметка об отношении заграницы к голоду в России и другим делам:
Что-то похожее мы видим и в наше время, и, разумеется, не только по отношению к России...