Начинаем публиковать серию интервью, взятых во время подготовки международной онлайн-конференции «Фридрих Горенштейн и традиция русской литературы XIX–ХХ веков». Мы поговорили с известными режиссерами театра и кино и расспросили их о главном герое конференции. Первая беседа — с Андреем Сергеевичем Кончаловским.
Андрей Сергеевич, какое впечатление Фридрих Наумович произвел на вас при первой встрече?
Фридрих появился на киностудии «Мосфильм» как такой странный экзотический тип. В каком-то клетчатом пиджаке, глазами моргает — очень застенчивый. Но не интровертный, он мог быть и агрессивным, и ироничным. Фридрих попал в мое поле зрения, кажется, на каком-то худсовете. Мне тогда показалось, что он похож на Гоголя. Только еврейского Гоголя. И акцент у него был совсем местечковый. От него всегда было ощущение какой-то незащищенности. Внутренне он был очень чувствительный человек, я бы даже сказал сентиментальный. А потом в журнале «Юность» вышла его первая повесть, и Андрей Тарковский первым обратил внимание на его литературу.
А что для вас литература Горенштейна?
Вы знаете, литература, как и любое искусство, имеет национальность — какими-то внутренними мотивами, интонациями. И литература Фридриха была как раз еврейским искусством, которое возникло, условно говоря, на границе католицизма и православия — из Западной Украины. Ведь именно оттуда идут многие корни еврейской культуры. А скорее всего потому, что это были места, где скапливалось население, которое жило как крестьяне, и одновременно с этим им не разрешали заниматься крестьянским трудом. Удивительная вещь!
И именно здесь родились великие писатели-евреи мирового уровня — Шолом-Алейхем, Исаак Башевис Зингер, — которые оставили удивительный, нерастворившийся в другой культуре, цивилизации след. Среди них же и Горенштейн — для меня он больше, чем писатель. Он часть большой культуры, возникшей на крохотном клочке земли.
Часто он описывал жизнь еврея при советской власти, но через собственное восприятие мира. Нередко иронично, что являлось некой самозащитой. Зачастую в его персонажах было что-то героическое, как самопожертвование… Я всегда очень радовался его художественным открытиям. И он мне рассказывал о своих литературных замыслах, улыбаясь застенчиво. А потом он обязательно плакал от избытка чувств...
Как вам работалось с Горенштейном-сценаристом?
Я, когда начал снимать свой первый фильм, попросил Фридриха со мной поработать над повестью Чингиза Айтматова «Первый учитель». Хотя сценарий уже был предложен, Фридрих привнес в замысел тот самый трагический и очень чувственный взгляд, каким он обладал. Он был очень чувственный человек. Я считаю, что вообще все еврейское искусство чрезвычайно чувственно.
И как он обожал женщин! Очень смешно было смотреть, как он ухаживает. В этом тоже была его чувственность… И в его вещах всегда чувствовался запах. Запах и вкус. И это его курочка, он всегда варил этот «еврейский пенициллин», просто меня замучил этой курочкой: «Я себе сва’ил ку‘очку».
Как вам кажется, почему имя Фридриха Горенштейна не так популярно среди читателей?
К сожалению, Фридрих как художник родился слишком поздно. В том смысле, что, если бы он творил на 30 лет раньше, он был бы более читаем. А он родился тогда, когда чтение уже сходило на нет. Хотя в то время, при советской власти, люди еще много читали, но его не печатали. Печататься он стал только в 90-е, а тогда настал конец читающей публике. Появился Интернет и прочее. А чтобы читать Горенштейна, нужно иметь много времени. Причем не физического времени, а душевного. Надо иметь возможность быть щедрым по отношению к тому, сколько времени ты можешь посвятить искусству. Это жертва.
Когда я говорю «жертва», то имею в виду, что сегодняшний мир живет по американскому принципу «время — деньги». И вот мы обменяли время на деньги. А литература требует времени, так же как серьезная музыка или философия. Поэтому, отдавая дань Горенштейну, мы выступаем как археологи, которые могут любоваться каким-то черепком, понимая бесценность этого осколка. Но для большинства пешеходов это просто черепок. И это вот такой мой, в достаточной степени грустный, взгляд на судьбу Горенштейна. Потому что он недооценен. И то, что есть люди, которые хотят посвятить время изучению его, — это серьезный этический поступок.
И, собственно, конференция, посвященная Фридриху, говорит о том, что есть люди на свете, которые переживают за то, что человечество теряет память. Утрачивает память. И в этом случае они похожи на пикейные жилеты или археологов, которые могут получить удовольствие от обсуждения драгоценных осколков великой мировой литературы.
Как вам кажется, насколько автор актуален и почему его нужно читать сегодня?
Я в принципе против слова «актуальность». Актуальность — это удел публицистов. А искусство не может быть актуальным в смысле своего политического или общественного значения. Искусство говорит о вечном, а смысл жизни всегда актуален. Единственное, что может волновать художника, — это смысл человеческой жизни. Поэтому великие писатели часто отзывались на очень актуальные темы. Все большие художники всегда актуальны. Для того чтобы услышать это звучание, нужно иметь абсолютный слух.
На одной из конференций журналисты обратились к Эйнштейну: «Вот, господин Эйнштейн, вы говорите, что законы природы очень просты. А почему же до сих пор только вы сумели открыть эти законы теории относительности?» Он ответил: «Вы знаете, законы действительно просты. Но у природы очень тихий голос, а у меня очень хороший слух».
Так вот, большой художник именно прислушивается к этому тихому голосу, пытается поделиться с другими тем, что он услышал. Поэтому актуальность большого произведения в том, что оно существует и говорит о вечных вопросах. И каждый раз по-новому, и каждый раз ответить на эти вопросы ни у кого не получается: ни у Толстого, ни у Чехова, ни у Шолом-Алейхема. Но иллюзию ответа мы получаем.
И напоследок я хочу сказать, что нужно беречь тех, у кого есть желание сохранить память о таких людях — художниках, как Фридрих Горенштейн. Беречь память и не предавать ее. Может быть, это удается немногим, но массовость никогда не была уделом долговременности.
Смотрите записи первого и второго дня конференции на нашем YouTube-канале.