Жизнь откладывает на лицо женщины морщинки не просто так, каждая из них – это своя, особая страница. Но самый глубокий след обычно оставляет морщинка, связанная с уходом на пенсию.
Не у всех, конечно, но у многих.
Ранним утром Тамара возвращалась из леса, это могло бы показаться странным тому, кто ни разу не видел и не знал эту удивительную женщину. Но у нас-то уж её знает каждый и с причудами её тоже каждый знаком.
Летом умывается только в реке, ещё туман не поднялся, солнышко землю обласкать не успело, а она уж босиком, прямо по росе спешит к речке, пробует ногой остывшую за ночь воду и начинает умываться. А если вода тёплая, то и проплывёт десяток метров, с неё станется. И так до тех самых пор, пока закраины льдом не схватятся.
Весной её каждое утро можно встретить в ближайшей сосновой роще. Другой раз туча надвинется, чуть ли не на самые макушки сосен сядет, а ей хоть бы что, поднимет лицо к небу, пошепчет чего-то, будто с силами небесными поразговаривает, попросит милости у небушка, глядишь, и поплыла туча своей дорогой, а Тамара, как ни в чём не бывало, домой возвращается.
Осенью, конечно, с утра пораньше бежит за грибами, когда только и успеет, оббежит знакомые полянки, каждому кустику поклонится, и грибы к ней сами навстречу выходят. Некоторые ленивые хозяйки ещё только глаза протирают, а она уже с добычей домой спешит, надо же ко времени ещё и на работу успеть.
А сейчас на дворе март. Снег днём подтаял, а ночью его подморозило, такой наст образовался, хоть на тракторе поезжай, вот Тамара и разгуливает, фотоаппарат через плечо, ходит, интересные кадры высматривает. У неё этими фотографиями в рамочках целая стена в доме завешана. Она и в выставках разных районных участвует, и в газетах о ней пишут. Лес такой спокойный стоит, ни шума, ни печали, одна тишина дремотная.
Сегодня Тамаре некуда торопиться, неделю назад её проводили на пенсию. Проводили, это, конечно, громко сказано, с её-то неуёмной энергией она и ещё бы десяток лет поработала, но потребовалось место племяннице начальника, впрямую ей никто ничего не говорил, а всё намеками.
Придёт она, бывало, домой, попьёт-поест, садится к окну и думу свою невесёлую думает. Всю душу изглодала эта дума со слезами пополам. Уговаривала сама себя: "Держись, Томка, мало ли чего за спиной говорят, на каждый роток не накинешь платок. Работай и работай, увольнять же тебя не за что? Не за что, - соглашалась сама с собой, - сорок лет на одном стуле просидела, вон бумаг благодарственных да значков разных полная тумбочка. Да только что эти значки теперь? Годики – скороходики, будь они неладны, они во всём виноваты. Пролетели, не видала и когда. А уходить надо, ещё того не хватало, чтобы люди зла желать начали, нездоровья молить, и так уж вон чего-то правая рука побаливать стала, ноет и ноет, особенно к погоде, как собаки грызут.
Кому сказать – ухохочутся, потому как и правда, за всю свою жизнь тяжелее ручки ничего не подымливала. Домашним хозяйством никогда не увлекалась, главное – работа. Бывало, делаю годовой отчёт, не хватает копеечки. Ночи не сплю, считаю, пересчитываю, а найду копеечку и радуюсь, радуюсь, как дурочка. Потому и председатели мной так дорожили, я их в любой отпуск могла отпустить, легко заменяла, а они меня – нет…"
Вот так сидела целыми вечерами и зализывала свои душевные раны, пока однажды не решила всё окончательно, пришла с утра в контору и сказала, как счёты на пол уронила:
- Всё, Петрович, ухожу я… Хватит, поработала… Рад, небось, что сама-то я, боялся, поди, сказать мне, что пора для Надьки место уступить… Уступаю. Хозяйствуйте. Не говори ничего, не говори, я ведь знаю, что ты тут ни при чём, знаю, откуда ветер дует. А что слаб против бабы, так мне ли это не знать, чай не год и не два вместе отработали. Уеду я, никому тут мешать не буду, творите Божью волю. Потычусь для начала туда-сюда, но всё равно куда-нибудь устроюсь, город большой, места и мне хватит, поеду налегке, богатства не нажила, только вот могилки родные здесь оставляю, так ничего, буду приезжать. Квартиру-то у меня сразу заберёте или подождёте, когда к родным моим переселюсь?
Председатель молчал, опустив на руки свою седую голову. Помнила Тамара эту голову ещё чёрной, как смоль, чёрной и кудрявой, а тут, поди ж ты, плешка во всю макушку, как-то и не замечала раньше. Поднял голову и не сказал, а каркнул, будто ворон: «Прости, Тамара…», - и рукой махнул.
Выйдя из конторы, Тамара пересекла улицу и вошла в храм. В нём было тихо и сумеречно. Подумала ещё: «Вот ежели из квартиры не выселят, то буду приезжать, батюшка у нас хороший, давно меня зовёт на клиросе петь, буду помогать, душе всё успокоение…»
Она купила свечки, поставила их, помолилась за упокой души мужа Петра и сына Коленьки. Попечалилась родным людям о том, что перед лицом старости одна осталась, ни заступы, ни подмоги. Перешла к иконе Богородицы, помолилась ещё за свою дальнейшую судьбу, чтобы не была она к ней слишком жестокой. И вышла. И пошла прочь, так и не окликнутая никем.
Сыпал снежок, белил землю, а ей виделась через эту круговерть её первая весна в этой деревне, куда ещё осенью приехала она по распределению. Ох, как тяжко ей, городской, было привыкать к колеям, наполненным грязью, к неуютному вонючему закутку, который снимала у бабки Анны, к разговорам вперемешку с матерными словами, от которых она сжималась и втягивала голову в плечи, и к долгой зиме, засыпавшей деревню по самые окошки.
А потом эта весна, наступившая так внезапно и всё изменившая в её жизни. Она встретила Петю, который долго ходил вокруг да около, не умея объясниться, носил ей охапки черёмухи и кидал в раскрытое окошко, а лепестки её к утру осыпались, укрывая подушку таким же вот белым покрывалом.
Возвращаться в пустую квартиру, которая теперь была уж как бы, вроде, и не её, не хотелось. Не сказал ведь председатель, что квартиру за ней оставит, значит, придётся в бане кантоваться, уж баню-то точно не отнимут, её Петя сам рубил. Только вот земля… И опять потекли, побежали невесёлые мысли о том, что, работая на износ, не позаботилась о себе, ни квартиру, ни землю не приватизировала, думала, будет вечно молодой и сильной, той Тамарой, на которую не только председатель, а даже представители из города голоса повысить не смели.
Она провела рукой по щекам, удивилась: "Плачешь, Томка? Плачешь… А слёз-то нет, сердцем, значит, плачешь… Все слёзы выплаканы, такие утраты пережила…Глупая, теперь-то нашла о чём плакать, радоваться надо. Одна голова не бедна, а и бедна, так одна. К тому же пенсия. Хоть и небольшая, но жить можно. Чего теперь надо-то? Наряды? Так и эти не износить. Еда? Неприхотлива в еде, две картошины да огурец – вот и ужин, так и остальное всё. А ещё что? Фотоаппарат бы вот новый, этот-то ещё из советских времён, пощёлкала им, бывало. Ну, дай срок, будет и фотоаппарат, это ведь не проблема, ведь только цель поставить…"
Неожиданный резкий сигнал прервал её невесёлые мысли. Около неё остановился снегоход и чёрный, будто грач, мужчина прокричал:
- Тамара Сергеевна, как хорошо, что я вас нашёл...
Закрывая варежкой нос от запаха гари, она отступила в сторону и недоверчиво оглядела неожиданного встречного.
- Не узнаёте? Олег я, вашего Коли однокашник, мы же с ним и в школе, и в институте вместе учились. Да я бывал у вас, после выпускного и потом, на похоронах. Не помните?
- Прости. Не помню. А искал-то меня зачем?
- Хотел помощи у вас попросить. Знаете, наверное, за деревнями, вон там, лесопилка. Так вот, я там хозяйничаю. Прикупил ещё оборудования, хочу попробовать дачные домики делать. Посчитать всё надо, а бухгалтер у меня девчушка молодая, вот я и вспомнил, что вас в районе асом своего дела считают. Поможете?
- Помогу. Мне теперь торопиться некуда, вольный казак…
- Как это?
- На пенсию ушла, рассчитали без сожаления…
- Так это же хорошо! Это даже здорово!
- Чего же хорошего, Олежка? Вот был бы жив Коля, я бы сейчас у него внучат нянчила…
- А поедемте ко мне. Насовсем. У меня и работа для вас есть. А захотите – и внучата. Поедемте, не пожалеете!
- Да я бы поехала, но на работу далековато ходить, боюсь, не осилю.
- Ходить? А зачем ходить? У меня там для специалистов большой дом выстроен, комнаты со всей обстановкой, только вот стиральные машинки ещё не поставили, но это – дело времени. Займёте любую комнату, а захотите, так и две. Соглашайтесь.
Неожиданно для себя Тамара сказала:
- А что, я согласна. Я теперь на всё согласна…
- Тогда поедем новое место жительства смотреть. Не боитесь моего коня?
Тамара задорно улыбнулась:
- Боюсь? Ещё чего! Не на ту напал, поехали!