Егор Александрович много трудился, он вставал в пять утра и ложился ближе к полуночи. Поначалу сам доил коров, принимал телят, готовил корм и раздавал сено. Позже, когда оформил необходимые для продажи продукции документы, нанял работников из местных жителей.
Так мужики, не знающие куда себя деть в загибающейся деревне и целыми днями глушившие самогон, вдруг стали востребованными кадрами. Женщины, всю жизнь выживающие на пособия и пенсии, стали получать неплохие деньги за работу в коровнике.
Уже через три года маленькая ферма превратилась в большое хозяйство с техникой и лесозаготовительным предприятием. Теперь уже никто не смеялся над фермером. Егора Александровича уважали, считали кормильцем, но всё также за глаза называли Косолапым, это прозвище приклеилось к нему намертво.
Настенька несколько раз приезжала к папе погостить на пару дней, но чаще Егор сам ездил к дочери в город. Он всё также нежно любил своих девочек, и где-то в глубине души надеялся, что Вика одумается, и они опять заживут вместе одной семьёй.
а Но Викторию совсем не интересовал бывший муж, через год после того, как он уехал в деревню, она прислала ему документы о разводе. В решении суда было указано, что имущество поделили по соглашению, а дочь остается жить с матерью. Вот и всё, что мужчина понял из документа.
Этим решением суд расторг брак и перечеркнул двенадцать лет жизни Егора Александровича. Ох и тяжело же ему было тогда, если бы не Серёга с его молодой женой, может и не справился бы он со своим горем.
Ещё через год, сельскохозяйственное предприятие Егора Александровича было самым перспективным в области и приносило хороший доход своему владельцу. Но он всё также оставался нелюдимом, в дом к себе пускал только избранных, предметами излишней роскоши брезговал и избегал. Все свои доходы он тратил на развитие хозяйства и на благоустройство родной деревни. Работники молились на него, а местная администрация кланялась в пояс, расстилая красные дорожки при появлении благодетеля.
Однажды в начале весны, Егор поздно вечером возвращался домой из леса, где на делянке молодые работники утопили трактор. Подъезжая к дому, он заметил, что на кухне горит свет. Егор Александрович был очень аккуратным хозяином и со стопроцентной уверенностью мог сказать, что уходя свет выключал. Значит в доме кто-то побывал без него.
Он вышел из машины, огляделся, взял в дровянике большое полено и вошёл в дом. Входная дверь была открыта, но на кухне никого не было, однако у стены валялась груда чьих то сумок и пакетов а на вешалке висела чужая одежда.
Егор положил полено на шесток, и на цыпочках прошёл в комнату, там на кровати лежали двое детей, а на диване спала его дочь Настенька.
Егор подошёл к девочке, бережно укутал её одеялом и вышел обратно. Спал он этой ночью на кухне за печкой, поскольку второй комнаты в доме не было.
Проснувшись на рассвете, Егор закрыл в комнату дверь и вскипятил чайник, ему очень хотелось знать, почему Настя приехала без предупреждения и что это за дети спали на его кровати, но будить дочь не стал.
Попив чаю, Егор вышел во двор. Он привык контролировать всё на своих предприятиях, от количества полученного молока на утренней дойке, до запившего в очередной раз токаря.
Ничего не могло укрыться от глаз хозяина, и если поначалу работники пытались что-то тащить с фермы, памятуя старые привычки, то теперь, наученные горьким опытом, боялись даже подумать о воровстве. Всё знал и подмечал Егор Александрович, пьяниц и воров гнал в зашей, всех, кроме Васьки токаря, поскольку его запои были одной из составляющих творческой натуры меланхольного мастера.
Знал Егор и о семьях своих работников, о проблемах, болезнях и как мог поддерживал людей, если была такая необходимость. За это и ценили работники Косолапого, за справедливость и доброту.
Совсем недавно снизошла блажь на Егора Александровича, решил он лошадей разводить, не то что бы дело прибыльное, скорее ностальгия по юности. Тогда всё другим было и поля и леса и люди. Захотелось ему как раньше, сесть на рассвете на коня и помчаться в поле, где пахло свежескошенной травой и стрекотали кузнечики, чтоб прикрыв глаза, наблюдать за полоской неба, где зарождался новый день.
Часто теперь он бывал на конюшне, спокойно ему тут было и хорошо.
Вот и сейчас первым делом Егор пошёл проведать лошадей, затем доехал до коровника, съездил в поле, проверил подготовку к посевной, посмотрел силосные ямы и к завтраку явился домой.
Настюша сидела за столом, кормила кашей двух одинаковых пацанов, которым на вид было года по три, не больше. На столе стоял горячий чайник, лежал свежий хлеб, его приносили с утра с пекарни, и кастрюлька с кашей.
- Привет, папа, ты почему не разбудил меня вчера? – девочка соскочила с лавки и бросилась на шею к отцу.
- Да что я зверь что ли, ребёнка посередь ночи поднимать? Ты моя милая кушай, потом обниматься будем. Я с твоего позволения тоже позавтракаю, а затем поговорим – Егор сел за стол и ласково посмотрел на дочь – Какая ты у меня красавица, и взрослая совсем стала. Вон и кашу сама сварила.
- Папа, мне шестнадцать лет уже, в следующем году школу заканчиваю.
- Помню я, да вот только всё кажется, что еще вчера на руках качал, а сегодня уже невеста выросла – Егор Александрович очень редко эмоции свои показывал, только от дочери скрываться не нужно было, с ней он мог говорить обо всём.
После завтрака, Настя одела парнишек, и отправила на улицу погулять. Двор у дома был огорожен забором, калитка заперта на засов, так что убежать им было некуда, да и сама Настя села к окну смотреть за своими подопечными.
- Ну, рассказывай дочь, что тебя привело ко мне и кто эти ребятишки? – уселся напротив Настеньки Егор Александрович.
- Это мои братья Артём и Семён. Мы теперь с тобой жить будем. Ты сейчас не волнуйся, послушай, потом говорить будешь – Настя совсем по взрослому похлопала удивлённого отца по руке – Полторы недели назад мама погибла в аварии, нас на время к себе бабушка с дедушкой забрали. Бабушка уже опекунство оформлять начала … Папа, что с тобой?
В голове Егора всё поплыло, он больше не слышал дочь, только и смог произнести:
- Вика, моя Вика…
Затем Егор Александрович встал из-за стола и, пошатываясь, вышел из дома. Перешагнув через заигравшихся у крыльца мальчишек, он двинулся в сторону конюшни.
Придя туда, Егор долго ходил между стойлами, гладил животных и всё что-то рассказывал им шепотом. Вошедший в конюшню работник, увидев хозяина не в себе, поинтересовался самочувствием Егора Александровича, но тот прогнал его, запретив кому-то еще сегодня заходить к лошадям.
Уже ближе к вечеру на конюшню прибежала Настя, она нашла отца спящим на соломе. Лицо его было мокрым от слёз. Девушка аккуратно потрогала Егора за плечо и чуть слышно позвала:
- Папа, папочка, просыпайся. Время много, пойдём в дом. Там дядя Серёжа пришёл, ждёт тебя.
Егор открыл глаза, сел, отряхнул одежду от соломы, схватил дочь и крепко обнял.
- Почему ты не позвонила мне, когда мать погибла? Я бы приехал, я бы обязательно приехал – Егор смотрел на Настю в ожидании ответа.
- Бабушка не позволила, она сказала, что ты будешь лишним. Папа, почему ты плачешь? Мама повела себя с тобой очень плохо, это из-за неё вы расстались. Она никого никогда не любила, жила только для себя, даже погибла пьяная за рулём. Если бы не мальчишки, я давно бы переехала жить к тебе. Я никогда не прощу её за то, что она бросила тебя – Настя искренне не понимала отца, поскольку сама после смерти матери испытала лишь облегчение. Последние годы Вика много выпивала, совсем не занималась домом и детьми, а имена любовников матери Настя даже не пыталась запоминать.
- Настя, не смей так о маме! – Егор Александрович строго посмотрел на дочь – Ты зря на неё обижаешься, возможно, ей действительно было плохо со мной.
- Папа, ты себя послушай! Она ноги о тебя вытерла, из дома прогнала как собачку, а ты защищаешь её!
- Доченька, я любил её! Её одну! Я помню твою маму совсем другой, той милой и нежной принцессой, которая носилась по деревне босиком, весело смеясь от щекочущей ноги травы. Я помню, как вёл её в ЗАГС, как забирал из роддома с крохоньким сопящим комочком. Много хороших воспоминаний сохранилось в памяти и их не перечеркнёшь ничем. Я никогда не переставал любить твою маму. А теперь, я потерял её и имею право скорбеть.
Продолжение