Марков Борис Лазаревич (1922-2020). Участник Великой Отечественной войны, кавалер ордена Красной Звезды, награждён медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».
В Липецком политехническом институте (ЛипПИ) Борис Лазаревич стал основателем и первым руководителем кафедры теплотехники и автоматизации металлургических печей, современной — кафедры промышленной теплоэнергетики.
В подготовке текста воспоминаний оказала помощь студентка 1 курса гуманитарно-социального факультета Липецкого государственного технического университета – Скворцова Светлана
Зовут меня Марков Борис Лазаревич. Я родился 24 марта 1922г в Москве. По национальности русский. В бога не верю, но слово атеист не люблю, так как совсем не против религии, дети и внуки мои все крещенные. Беспартийный. Из общественных организаций состоял в комсомоле.
До войны я учился во многих школах Подмосковья, так как мы постоянно переезжали. Сначала учился в городе Электросталь, который раньше был заводским поселком, а потом мы переехали в Ногинск. Жили там в текстильном районе, мама, Маркова Анна Михайловна, работала на текстильной фабрике. С 7 класса я учился в г. Ногинске в средней школе №2 имени Короленко, которую построили фабриканты Морозовы. Здание школы было великолепное: высокие потолки и двери, красивая архитектура, огромные окна. Учился я не очень хорошо, с тройками, зато класс у нас был хороший, дружный. До сих пор помню всех ребят, всех учителей. А с нашей классной руководительницей и учительницей математики Ниной Николаевной Исаевой переписывался вплоть до ее смерти, посылал ей свои книжки. Окончил я школу в 1940 году. Об этом времени у меня остались самые теплые воспоминания. После школы я пошел работать на завод в «Электросталь».
У военных людей не бывает такой судьбы, которую они бы выбирали себе сами. Мне исполнилось 18, и в 1940 году меня призвали в армию, а в трудовой книжке написали: «Уволен в связи с призывом в РККА (рабоче-крестьянскую красную армию)». В наше время не было выражения «косить от армии», и все 10 ребят из нашего класса пошли в красную армию. Несколько человек из класса попали в один взвод, в том числе и мой друг, Герман Васильевич Сурский, с которым я до сих пор поддерживаю связь. Мы попали на Дальний Восток. Мало кто знает, что там был не военный округ, а Дальневосточный фронт (ДВФ), потому что японцы в это время захватили Манчжурию. Наш полк стоял в 18 километрах от границы с Манчжурией, и там была повышенная боевая готовность. Меня направили в 83 стрелковый полк, также как и несколько ребят из моего класса. Служба была тяжелая. Находились мы в очень тяжелых условиях: жили в бараке, построенном нашими предшественниками, спали на дощатых трехэтажных нарах, человек 10 на одной «кровати». Сено для матрасов, подушек себе сами косили, сами сушили. Сначала не было даже электричества; наш барак представлял собой полутемное помещение, с керосиновыми лампочками, с узким в 1,5 -2 метра проходом; шинели весели у стен, в проходах были пирамиды с оружием. У нас были большие физические нагрузки, плохое питание, потому что, видимо, не было подвоза продовольствия. Естественно, многие хотели оттуда уйти туда, где служить полегче. Недавно я прочитал в газете, что какая-то из солдатских матерей очень жаловалась на условия, жалела детей, служащих в таких тяжелых условиях. Но солдаты ведь - это не дети!
С моим другом, с которым дружили с 4 класса, мы попали в один полк, но в разные взводы. И вот однажды приехали вербовщики из танковой части и забрали его. Он хотел меня найти, чтобы мы попали в одну часть, но не нашел... Так и уехал. Герман и еще несколько ребят попали в авиацию, перешли в батальон авиационного обслуживания, оттуда он попал в истребительное училище. Герман стал инструктором и в боях не участвовал, готовил летчиков. Ребята наши были все толковые, хорошо учились. В то время среднее образование считалось достаточно высоким, и некоторое время я даже преподавал командирам математику, несмотря на то, что по алгебре была тройка. В итоге из класса остались в 83 стрелковом полку 2 человека - я и Володя Тараканов. Вот так развела нас судьба…
Дома говорили, что Дальневосточный фронт – это жуткая участь: там нередко возникали столкновения с японцами. Но 20 августа в Москву приехал фон Риббентроп, немецкий министр иностранных дел, и с Германией был заключен договор о ненападении, и даже о дружбе. То есть угрозы со стороны запада не видели. А я совершенно четко понимал, что будет война на западе, несмотря на то, что был еще мальчишкой. Но 1 сентября 1940 , когда мы, школьники, шли на стрельбище, услышали по радио, что немецкие войска напали на Польшу. Только будучи взрослым я понял, что это началась война.
Но настоящая война застала нас в военном лагере. Всех ребят со средним образованием сначала перевели в полковую школу, которая готовила младших командиров – сержантов. Мы там были недолго, потом нам предложили поступить в военное училище. С Володей мы всегда были вместе: спали на нарах рядом, а в училище – на одной двухэтажной кровати – он внизу, а я вверху, делили последнюю корочку хлеба. Военное училище развернули в Комсомольске-на-Амуре; выселили с территории строительный батальон и туда перевели часть Владивостокского пехотного училища. И поначалу мы так и назывались - Второе Владивостокское пехотное училище. А потом оно стало называться Комсомольским. Его я и окончил в феврале 1942 года. Мы уже были старослужащими, понимали, что такое строй, умели стрелять, окапываться и т.д.…За полгода из нас сделали лейтенантов. В зависимости от того, кто как учился, распределяли потом на младших лейтенантов и лейтенантов. Я стал лейтенантом, получил 2 «кубика». Тогда ведь не было погон - были петлицы: у младшего командного состава были «треугольники», у среднего командного состава – «кубики», квадратики(1кубик-младший лейтенант, 2 кубика лейтенант, 3-старший лейтенант), а дальше шли «шпалы» – прямоугольники(1 шпала капитан, 2 шпалы - майор, 3 шпалы подполковник, 4 шпалы – полковник). И вот мы с Володей окончили это училище, а дальше судьбы наши сложились по-разному. Его направили в тот самый полк, в котором мы служили вместе, когда только пришли в армию, но уже в качестве командира взвода. Там он где-то в кустах нашел обертку от шоколадки, которую мы ели еще в те времена. И он заплакал.
Служба на ДВФ тогда была еще тяжелей, солдаты чуть ли не в лаптях ходили. Дальневосточники не воевали, поэтому питание, снабжение - все было скверное. Володя там всю войну пробыл, хотя рвался все время на запад. Но потом, когда победили японцев, в Токио была направлена миссия генерала Деревянко, которая представляла наш Советский Союз. И Володя в эту миссию попал; получается, вместо того, чтобы попасть на запад, ушел еще дальше на восток.
Я же с дальневосточного фронта, сразу после военного училища, попал на Западный фронт. Это был февраль 1942 года. Везли нас в товарных вагонах. Там стояли двухэтажные нары с сенными матрасами, а посередине вагона - печка. Выпускников училища хорошо обмундировали: дали чемоданы, бритвенные приборы, белье, портупею, полевые сумки, кобуры, хорошие шинели и сапоги. Но не было на дальневосточном фронте зимних шапок, мы носили новенькие «комсоставские» шлемы. И когда мы попали на фронт, на нас все «глазели» - что за форма такая. Ехали 8 дней от Хабаровска до Урала, а до Москвы около месяца, потому что немцев уже отогнали от Москвы, обстановка несколько успокоилась, но на восток шли эшелоны с продовольствием, скотом, да и целые заводы эвакуировали. И наш эшелон пробивался долго, от Урала мы ехали 3 недели до Москвы. Мама моя была энергичная женщина; она узнала, куда прибывает эшелон, и где-то на запасных путях меня встретила. Там она сказала мне, что отец, комиссар отдельного тяжеломинометного дивизиона, Берлин Лазарь Борисович, погиб на фронте в феврале 1942 года. Я до сих пор жалею, что не знал о том, что в Москве в то время был голод, а по дороге было много эшелонов с зерном. Мы набирали карманы зерном и на буржуйке, в качестве семечек, жарили, потом грызли. Я мог набрать пару - тройку килограммов для семьи.
Нас направили в Чернышевские казармы. Я это место хорошо знал, так как некоторое время мы жили в этом районе, а в 6 классе я учился в Москве, и школа моя находилась недалеко от этих казарм. Нас там помыли, сводили в баню, осмотрели на наличие вшей, потому что при такой скученности все было возможно. И потом нас, командиров, построили и начали выкликать по алфавиту. Букву «М» прошли. Я уже начал волноваться, но оказалось, что после алфавитного списка было и еще несколько фамилий, в том числе и моя. Нас опять погрузили на грузовички и повезли на фронт. Меня провожала мама, она стояла у ворот и успела сунуть мне сверточек.
Сразу же я попал в «Ржевскую операция Жукова». Нас привезли в Малоярославец. Я уже потом узнал, что там находился штаб 43 армии. Там опять помыли, распределили по частям, и я вместе с 10 командирами, выпускниками комсомольского военного училища, попал в 5 гвардейскую стрелковую дивизию. Привезли ночью, и уже на подходах к фронту было слышно, что идет война. Воздух был какой-то неспокойный, что-то грохотало, стрекотало, ухало. Приехали в штаб дивизии - большое одноэтажное строение. Где-то в коридоре мы сразу завалились спать. Слышим, телефонист докладывает: «Прибыло 10 больших банок лыжной мази и 100 маленьких. Нет, карандашей у них нет». Поняли, что большие банки – это командиры, маленькие – рядовые, а карандаши – это оружие. Потом пришли в полка. Нас, командиров поместили в землянке. Я оказался прямо под входом. И вот однажды к нам пришел капитан и спросил, кто из нас разбирается в топографии. Ну я и сказал, что все мы, командиры, выпускники комсомольского военного училища, разбираемся неплохо. Капитан и говорит мне: «Выходите, товарищ лейтенант». И мне предложили работать в разведке. Конная разведка мне не подходила, так как управляться с лошадьми не умел, и я пошел в пешую разведку.
Насколько я тогда знал, конный корпус генерала Белова совершал рейд по тылам противника, и командующий фронтом Г.К. Жуков приказал нашей дивизии к 10 марта соединиться с Беловым. Поэтому мы вели тяжелые наступательные бои. К сожалению, задача была выполнена только в мае или апреле.
Много позже я узнал, что в окружении оказались не только конный корпус Белова, но и ряд других частей, в том числе и 33 армия генерала Ефремова, о судьбе которой рассказывалось в телепередаче «Ржевская операция Г.К. Жукова».
1 апреля 1942 года на реке Угре меня ранило в разведке. Эта река находится в Калужской области, она была очень извилистая, а нам пришлось ее форсировать. Причем немецкий берег был крутой, а наш пологий. Мы напоролись на боевое немецкое охранение, залегли в яме. Я встал, чтобы осмотреться, и вдруг почувствовал удар по ноге, а затем автоматную очередь. Ребята кое-как перевязали. Потом прибежали санитары и на волокуше потащили меня. А ноги болтаются, больно, но санитары спешили, так как начался минометный обстрел. На полковом медпункте хотели разрезать сапог. Но (наверное, главный мой подвиг) хорошие сапоги армейские не дал резать, сказал снимать. В качестве наркоза дали хорошую дозу водки. Сапог сняли, наложили лангету и отправили в медсанбат – большую палатку. Потом меня отвезли в Малоярославец, в госпиталь, там наложили гипс по грудь.
Хочу сказать доброе слово о наших врачах. Госпиталь был в какой-то школе, окна частично были выбиты. И во время бомбежек в палате с лежачими находился кто-то из медперсонала.
Потом меня отправили в Москву на санитарном поезде, а там - в сортировочный госпиталь, где было много раненых. Приходило много гражданских навещать раненых, и я передал открытку для мамы.
Я лежал на 3 этаже, и, когда спускали по лестнице, меня несли головой вниз, а перебитая нога наезжала, было больно. Я говорю санитарам: «Несите меня ногами вперед, больно же». А они мне ответили: «Ногами вперед только покойников носят».
Потом я перенес еще несколько операций. В госпитале получил приказ, подписанный Жуковым, о награждении меня орденом Красной Звезды. Летом меня отправили в нейрохирургический госпиталь в Чебаркуль близ Челябинска, потому что нога почти не работала, а по дороге дали пропуск в Кремль для получения награды. Поскольку тогда я еще ходил с палочкой, нога не гнулась, меня посадили в первый ряд. Вручал награды Михаил Иванович Калинин. Нас предупредили перед церемонией, что он пожилой человек и просили не пожимать руку сильно. И лишь спустя много лет получил и другие награды – ордена «Отечественной войны I степени» и «Знак почета».
Потом я отправился в нейрохирургический госпиталь, а под Новый Год меня выписали и направили в полк резерва Западного фронта.
Потом, в 1942 году, я вернулся в Ногинск, работал в Осоавиахиме. А летом решил поступить в Московский институт стали (сейчас «Стали и сплавов») имени Сталина. Можно сказать, что поступил благодаря наглости, без экзаменов. В 1948 году закончил, отучился в аспирантуре.
Потом я работал в Челябинске в НИИ металлургии – на заводах ММК, ЧМЗ, ОХМК, Череповецком и др. А потом понял, что нужно что-то менять. И мне посоветовали перейти в Липецк. Тогда Технический университет был только филиалом. Перешел сюда в 1973 году и работаю тут до сих пор. Интересно, что когда я приехал в Липецк, то увидел в университете модель печи, которую мы с другом Романом Меньшиковым, еще учась на IV курсе, сделали собственными руками.
С 1956 по 2008 годы занимался научной деятельностью и выпустил 8 книг: 5 в издательстве «Металлургия», одну на китайском в пекинском издательстве, одну на английском в издательстве «Mir» и одну в издательстве «Теплотехника».
#минобрнауки #ЛГТУ #научный_полк #наша_гордость #наша_победа