Василий Берви-Флеровский – один из главных идеологов народнического движения 1860-1890х годов. Своей преданностью народническому образу жизни, который подразумевал бедность, отказ от излишеств и альтруизм, он вдохновил многих революционных активистов второй половины XIX века. Его работа «Положение рабочего класса в России» долгое время была центральным произведением в российских революционных кругах, её высоко оценил Карл Маркс, который даже начал учить русский язык, чтобы прочитать книгу Флеровского в оригинале. Читайте отрывок из его книги «Три политические системы», чтобы узнать, как идеолог народничества оценивал правление Александра II.
Александр II
В то время, когда все общество таким образом всколыхнулось, спрашивается — что делал император? Он утроил доходы государства — на что он их употребит? На что их надобно было употребить, было слишком ясно. Повальное грубейшее невежество народной массы господствовало на Руси. Насущнейшая потребность заключалась в том, чтобы распространить просвещение в этой массе. Его бюрократия, обладавшая неслыханным и беспримерным произволом, высасывала из народа все, что он имел, и не оставляла ему никаких средств для образования своих детей. Небольшой доли награбленного было бы вполне достаточно, чтобы устроить прекрасные школы и ввести всеобщее обязательное обучение.
Но император думал вовсе не об этом. Волнение в государстве он относил вовсе не к своим деспотическим поступкам, а считал плодом развивающегося просвещения; поэтому он помышлял не о его развитии, а о том, как бы накидать ему как можно более палок в колеса. У Каткова было два обожаемых им героя: Муравьев и Толстой. После смерти Муравьева Толстой остался единственным; в среде, окружающей Александра ІІ, не было человека хуже этого мрачного, жестокого и корыстолюбивого взяточника. И такому человеку он вверил просвещение. Слуга оказался достойным своего повелителя. Чтобы загасить светильник науки в России, он считал недостаточными меры, принимавшиеся Николаем, т. е. сокращение числа студентов и т. д.
Он задумал поражать высшее образование в самом его корне. Он стал затруднять поступление в средние учебные заведения и еще более затруднял окончание в них курса. В образованном обществе потребность была очень велика, и как в средних, так и в высших заведениях была настоящая давка при поступлении. Малейшее подозрение в свободомыслии лишало молодого человека или даже ребенка навсегда возможности сделаться образованным человеком.
Другой порок составляла бедность родителей. Император и его советники находили, что дети интеллигентного пролетариата слишком усердно занимаются науками, слишком развиваются, а потому опасны; что дети богатых людей избалованные и ленивые, гораздо лучше; а потому окончание курса в средних учебных заведениях и поступление в высшие должно по возможности дозволять только детям богатых людей. Богатые люди подняли против бедных такой же крик, какой русские чиновники подымали против немцев, шведов и поляков.
Чиновники жаловались на то, что немцы и поляки отбивают у них самые доходные места; богатые люди кричали, что учителя гимназий имеют пристрастие к бедным людям и умышленно ставят детям богатых дурные отметки. Если дочь или сын губернатора получали в гимназии плохой балл, губернатор посылал к гимназическому начальству жандармского полковника для вразумления. Учителя средних учебных заведений вынуждались к систематическому пристрастию.
Духовные семинарии наполнялись целиком бедными детьми бедного русского духовенства. Между всеми учениками семинаристы отличались замечательной выносливостью и привычкой к труду. Они составляли почти половину всех учащихся в средних учебных заведениях, но бедность составляла их порок; семинарии лишены были права выдавать аттестаты, которые давали бы семинаристам возможность поступать в высшие учебные заведения.
Ко всему этому, разумеется, присоединились и национальные преследования; при поступлении в высшие учебные заведения евреи стеснены были более всех. Стеснив со всех сторон высшее и среднее образование, Толстой сосредоточил свое внимание на народной школе. Земские, городские и общественные школы он подчинил надзору своих чиновников, которые прилагали все свое старание, чтобы народ в них ничему для него полезному не мог научиться. Географические, исторические и естественно-научные сведения не только устранялись, но жестоко преследовались; одна мысль, что ученики народной школы могли услыхать о дарвинизме и, что еще ужаснее, о том, что существуют конституционные управления и даже республики, составляла кошмар для правительства.
А ведь за конституционным управлением и республикой стоит еще социализм и коммунизм, за коммунизмом — ужас из ужасов — революция! Революция и конституция — первое, что они узнают, лишь только допустить географию и историю. Никаких современных знаний нельзя допускать в народной школе — букварь и молитвы, вот и все! Кроме книг, специально выбранных министерством, никаких в ней не допускалось.
При малейшем подозрении в свободомыслии учителя и учительницы изгонялись из школы. Но и всего этого казалось мало; никакой надзор не в состоянии помешать распространению свободомыслия в земских учительских семинариях. Правительство стало домогаться закрытия земских семинарий. Александр ІІ возненавидел народное просвещение, и награбленные денежки на этот предмет не пошли.
Существовала другая великая общественная потребность. В средней России население было крайне скученное, народ жил крайне бедно на своих ничтожных наделах, обремененных чрезмерно высокими платежами. Образовался ложный круг; по бедности своей народ ничего не покупал. Так как он ничего не покупал, то промышленность не могла развиваться, а так как промышленность не могла развиваться, то народ не мог получать выгодной работы и вынужден был по-прежнему тесниться на все уменьшающихся с увеличением населения клочках земли. Между тем Россия на востоке и в Сибири обладала плодоносными и пустующими землями, которые во много раз превышали густонаселенные клочки. Нужно было употребить увеличенный доход на то, чтобы расселить скученный народ, и тогда благосостояние стало бы быстро возрастать. В этом случае и вопрос о развитии свободомыслия не мог служить препятствием.
Но Александр II был не таков, чтобы пожелать сделать что-нибудь для благосостояния народа. Он, по-видимому, даже просто ненавидел это благосостояние. Расселение народа должно было прямо увеличить производительность и платежную силу народа, а с тем вместе богатство и доходы государства; однако же эта перспектива ему не улыбалась. Денежки продолжали чесаться у него в кармане, и зуд найти им место возрастал. Суть природы всякого неограниченного императора составляет переживание хищника и разбойника; зверь, прикрытый внешним обликом цивилизации, просыпается в нем при всяком случае. Так было и с Александром ІІ; лишь только у него завелись деньги, он прежде всего и больше всего стал думать о завоевании.
Завоевав богатую Индию, англичане пустились на север в непроходимые горы. Это была одна из величайших глупостей, сделанных англичанами. На свете было много пустынных и плодоносных земель, завоевание которых ничего не стоило, и где английские пауперы могли найти себе обильные средства для пропитания, но англичане предпочитали хоронить свои деньги и своих людей в недоступных горах. Если англичане делали глупость, то русскому императору, разумеется, следовало подражать им. Средняя Азия была завоевана, и не только ухлопаны денежки, но к России присоединена такая страна, куда можно было упрятать все выжатое из народа и чесавшееся в кармане; каждый год он имел удовольствие тратить на нее миллионы.
Позавидовав англичанам, он позавидовал и отцу своему Николаю. Николай усмирил для австрийцев Венгрию и получил в награду от австрийского императора несколько оплеух: Александр II завоевал для Австрии турецкие провинции и для германских принцев, не имеющих земли, Болгарию; вошел в Константинополь и там удостоился чести получить оплеухи уже не от одной Австрии, а от всей Европы.
Читайте книгу целиком, чтобы узнать, как видели политическую систему Российской империи идеологи народничества