Документальная повесть. (книга «Больше, чем тире»)
Глава 25. Ну, дела!
Пройдя мимо Самсуна, уже утром следующего дня мы опять легли в дрейф немного поодаль от этого порта – как раз напротив мыса Бафра. Погода, как и прежде была скучной и однообразной - всё так же ясно, так же безоблачно, и точно так же "купательно".
- Провода, проводки проводочки! – раздался знакомый голос сверху. Это Женя Тулинов спускался по трапу ко мне в прохладный трюм: подходило время его заступления на вахту.
- Не найти в стране даже точки, где бы не было б проводочков… - Жека закончил свой фривольный музыкальный парафраз на тему популярной производственной песенки «Провода» номенклатурного песенника советской эпохи Юрия Шикунова. Он накануне случайно в эфире поймал эту задорную песенку, и теперь она никак не могла отлипнуть от Женьки вот уже почти сутки. Ну а моя вахта завершилась, и теперь я могу со спокойной душой отправляться отдыхать.
Ах! Как приятно после ночной смены забуриться в свой кубрик и, уткнувшись носом в подушку, «притопить массу» на пару-тройку часов. Но вот только одна беда бедовая. Волейбольные баталии на корабле никто не отменял, и поэтому все попытки заснуть под дикий топот играющих на верхней палубе были бесплодны. Так что пришлось взять в руки матрац с одеялом и отползать на бак, где в тенёчке можно было забыться на эти самые пару часов.
И всё бы ничего! И спалось так сладко! И крики играющих были почти не слышны…вот только проснулся я от непонятного шума, громкого чертыханья и от того, что по мне кто-то ползал. Причём этот некто ползал по моему телу в неприлично больших количествах. Разлепив свои глаза-пельмешки я обнаружил, что по телу ползают множество… нет не тараканов (станут ещё они выползать из своего уютного кубрика на жаркое солнце: они же - не курсанты-дураки, а гордые пруссаки). По мне ползали большие полосатые мухи, отдалённо напоминающие наши журчалки среднеевропейской возвышенности.
Правда они были похожи не на злобных ос или каких-то там пчёл, а скорее всего на маленьких игрушечных и толстеньких матросиков. Тельце у них было абсолютно белое с чёткими черными поперечными полосками, ну словно одетые в тельняшки. Они ползали по всем, кто оказался в этот час на открытой палубе. И самое примечательное – они вовсе не кусались, а только щекотались. Присмотревшись к их необычному поведению, я заметил одну интересную особенность: мухи не спеша и с какой-то методичной задумчивостью, аккуратно перебирая своими тоненькими лапками, мерно вышагивали по телу с видом грибника. Заметив крошечную бисеринку пота, они тут же выпивали её. Затем всё также не спеша и медленно перебирая лапками, они переходили к другой обнаруженной бисеринке и всё повторялось вновь. Я почувствовал себя этаким цветочком – меня соблазняли и затем аккуратно опыляли. Эх! Ну что за дела? Вот именно в то невыспанное утро я не был настроен, чтобы мои тычинки и пестики трогали без моего же согласия, поэтому я возьми да и хлопни ладонью по этой полосатой приставучке. Но у турецкой журчалки оказалось крепким не только тело, словно покрытое хитиновым панцирем как у креветки, но и нервы. Она с философской задумчивостью сначала упала на палубу и загрустила, медленно шевеля лапками. Затем, слегка отойдя от лёгкой контузии, как ни в чём ни бывало отправилась пешком к моей и далее – по моей ноге – доедать-допивать меня. Другую мушенцию я метким щелчком сбил с локтя, но та, сделав кульбит в воздухе, тут же подлетела ко мне и стала с укоризной разглядывать моё лицо своими огромными, как фары глазами, вися в воздухе без малейшего движения. И глаза у неё были такими грустными и огромными… ну как у инопланетянина в сбитой летающей тарелке..
- Ты посмотри, какие они живучие, - от созерцания пришельца меня отвлёк Вовчик Стефаненко, сидевший рядом со мной. Он держал в руках небольшую книжку, искоенне удивлялся и наотмашь играл наседавшими на него мухами в пинг-понг. При этом мухи с удовольствием выполняли роль шарика. На подлёте Вовка ударом книги, словно теннисной ракеткой, отправлял надоедливую муху в обратный полёт. А та, описав в воздухе дугу, тут же устремлялась к Вовчику снова. А рядом в воздухе – прямо перед его носом, словно издеваясь и ехидничая, висело уже несколько журчалок, ожидавших своей очереди быть посланными куда подальше посредством книги о правилах судоходства. И все эти мушки висели перед нашими лицами с такими грустными «инопланетянскими» глазами, от которых всё внутри как-то нехорошо сжималось и мужество просилось по-быстренькому сбегать в одну из пяток.
- Убить её не убил, но здоровье у неё уже совсем не то, - наподдав очередной жуже, Вовка старался сохранять нордическое самообладание.
А эти журчалки оказались такими большими виртуозами в плане высшего пилотажа: они были способны зависать на одном месте или медленно барражировать, а затем, вопреки всем законам аэродинамики, срываться с места и стремглав улетать прочь. При этом, когда муха зависает в воздухе, то она лапки опускает книзу и смешно так болтает ими, словно дразнясь. Но прежде, чем сорваться с места, эта «мухенция» грациозно и медленно вытягивает лапки вдоль тела, и тут же пулей срывается с места и - была такова. Оракулы от энтомологии поговаривают, что эти мухи настолько виртуозны в своём пилотаже, что даже могут спариваться в полёте… Не знаю. Не видел. Нам тогда было не до сексуальных куртуазий этих мошек. У нас в тот момент была иная проблема. Экипаж теперь отбивался от нашествия мух кто полотенцем, кто морскими тапочками, а кто и прочим подвернувшимся под руку шанцевым инструментом. Но вскоре по команде командира корабля игра в волейбол прекратилась, кто купался - быстро поднялся из воды обратно на борт корабля, и весь экипаж быстренько забаррикадировался в своих помещениях, предварительно задраив все иллюминаторы и двери. И, кстати вовремя это сделали, потому как на корабль со стороны Турции к нам приближалась серая туча этих насекомых. Вот наверняка, какой-то их полосатый гад-разведчик, тайно отведав нашего естественного нектара, улетел обратно и сообщил своим собратьям, что воооон на том корабле бесплатно всех угощают и вовсе не обижают и даже отпускают...
Но в глухой осаде мы были не долго, совсем недолго – не более часа. За это время мне и удалось немного отдохнуть. А тучка из этих мух, пошарив по кораблю и не обнаружив на нем ни пестиков, ни тычинок, улетела не солоно хлебавши обратно к себе в Турцию. Мы же осторожно выбрались из помещений, тревожно провожая взглядом серую тучку насекомых, удалявшихся в сторону турецкого берега. Под ногами сухим попкорном хрустели трупики невинных насекомых, подбитых нами при паническом бегстве, отчего мы чувствовали себя несколько неловко. Ведь эти жужи никакого вреда нам не принесли, разве что доставили неприятные ощущения, когда по тебе ползают и тебя всего обсасывают, как леденец. Так что эти журчалки стали невольными жертвами нашей истерической тараканофобии.
- Так что же это было? – спрашивали мы командира корабля.
- Вероятно, миграция, - с грустной многозначительностью негромко откликнулся тот и, слегка помедлив, добавил, - а черт их разберет.
Ах! Что же это я всё про нас, да про командира корабля с его экипажем? Я же совсем забыл про старшего практики полковника Меняйленко. Ну вот так уж получилось на практике, что наш старший нашей же практики помогал нам тем, что не мешал. Виктора Николаевича мы видели только в те самые редкие минуты забортного купания, когда он появлялся в своих спортивных атласных трусах белого цвета с генеральскими красными лампасиками. Он вяло и небрежно снимал их, оставаясь в плавках, укладывал на палубу на самом краю волейбольной площадки и потом, перебравшись через леер, грузной упитанной ласточкой летел в воду. И там также медленно и небрежно «баттерфляил» нам - на зависть, остальным - на восхищение. Почему я вдруг затронул его «генеральские» трусы? Да тут такое пикантное дело приключилось с ним однажды…
Накануне всем нам, я имею ввиду весь экипаж, курсантов и офицеров, на ужин к варёному картофелю подали кильки в томатном соусе. Много килек. Совсем не эстетично выглядевшее содержимое консерв выложили прямо в глубокие тарелки и расставили по столам. Я как-то ранее обмолвился, что был очень хорошо знаком с одним старшим лейтенантом по имени Саша, командиром БЧ-4 – связистом нашего корабля, потому как он был другом мужа моей сестры, и прежде мы вместе учились в одном училище: он на старшем курсе, я - на младшем. А тут спустя пару лет такая встреча, но теперь уже я был старшим, а он младшим, но офицером. На радостях Александр даже предложил мне перебраться к нему в двухместную офицерскую каюту со всеми удобствами и даже с телевизором. Но, как говаривал благородный Д'Артаньян:
- Меня дурно приняли бы здесь и на меня плохо посмотрели бы там, если бы я принял ваше предложение.
Так что я с превеликим удовольствием остался в своем кубрике со своими собратьями, но общение со своим знакомым продолжил, вот он то и поведал мне о некотором недовольстве командира корабля нашим старшим практики - нашим полковником. А тот, по незнанию корабельного этикета, какое-то время позволял себе приходить в кают-компанию либо по пляжной гражданке (трусы, майка и сланцы), либо в смешанной с военной формой одежде. Что тоже в офицерской среде, да ещё на корабле, считалось диким моветоном. А в тот ужин как-то неудобно, но весьма воспитательно получилось. В кают-компанию полковник вошел как обычно "по-пляжному" варианту в своих бело-генеральских спортивных трусах. Поужинал. Но вот при выходе как-то неловко и совсем случайно он задел собой тарелку с той самой кровавой килькой в томатном соусе. При этом коварное блюдо, опрокинувшись, умудрилось запачкать ему атласные трусы в совсем неожиданном месте – как раз сзади. Дальнейшее застирывание испачканных труселей не дало никаких утешительных результатов. Но вот следующим утром он как ни в чем ни бывало появился на волейбольной площадке в этих самых неотстиранных трусах и с мохнатым купальным полотенцем через плечо. Полковник, не обращая внимания на играющих, пересёк по диагонали палубу, чем заставил не только приостановить игру, но и обратить на себя внимание. А в этот эпохальный момент играла как раз командирская команда. Заметив бледно-оранжевый кровоподтёк в том самом неприличном месте, куда накануне совершили нападение безобидные кильки, Терёхин, сохраняя учтивость и соблюдая субординацию негромко произнёс Меняйленко:
- Товарищ полковник, Вам бы не следовало более в таких трусах перед нами щеголять.
- А в чём дело? – невозмутимо пожал плечами Виктор Николаевич.
- Да просто окраска ваших трусов с тыльной стороны невольно вызывает ассоциации у всего личного состава, что у вас, извините, месячные начались…
- И что же мне делать? – с подростковой откровенностью спросил полковник, перебивая ехидные смешки и подленькое хихиканье.
- А что хотите! – командир был как всегда великодушен, - можете оставить их себе на память о нашем походе, можете использовать в качестве ветоши для протирки машины, а можете прямо сейчас их вышвырнуть в море. Только на моём корабле их больше не надевайте, и впредь было бы очень хорошо, если бы кают-компанию Вы посещали исключительно по военной форме.
Вот с тех самых пор наш старший практики стал чаще показываться нам на глаза и исключительно - в офицерской тропичке. Бывало после купания, он оботрётся своим махровым полотенцем, тут же наденет шорты с курткой и с деловым видом поднимается на ГКП, чтобы в очередной раз причаститься к морской науке. А там командир или старпом учат уму разуму очередного дублёра вахтенного офицера! Вот и на это раз, он весь такой свежий и весёлый появился на ГКП, где капитан 3 ранга Терёхин учил вашего покорного слугу уму-разуму. Чувствуя свою вселенскую сопричастность к происходящему, Виктор Николаевич спокойненько так подходит к нам и со словами: «А, можно?» берет из рук командира бинокль и, поднеся его к глазам, начинает задумчиво, словно пират Флинт, рассматривать турецкий берег. Мы понимающе, а командир даже с некоторым снисхождением переглянулись, Я хотел было прыснуть, но командир учтиво поднес к своим губам указательный палец:
- Тссс!
И тут Меняйленко, не отрываясь от бинокля, менторным тоном спрашивает командира:
- А сколько вёрст до берега?..
- ??? - командир опять мне показывает легким жестом, - тссс!
После паузы он, хитро сощурив глаза, вдруг выдаёт не менее эпохально-запоминающееся:
- Приблизительно тринадцать тысяч саженей!
- ??? – это уже завис полковник, - я имею ввиду эти самые… ну…
- Мили, – я прихожу на помощь своему наставнику и преподавателю.
- Тссс! - командир прожолжает следить за моей учтивостью...
- Вот – вот. Именно это я и хотел сказать, – радостно поправляется Виктор Николаевич.
- Около семнадцати миль… - командир охотно делится информацией.
- А на карте можно это увидеть?
- Да запросто, - отвечает командир и тут же приказывает мне рассказать и показать полковнику всё, что я знаю про навигацию и про карту, как дублёр вахтенного офицера. После небольшого ликбеза полковник отходит от карты слегка потрясённым и держа в руках измеритель со словами, обращёнными к командиру:
- Он так много интересного знает.
Теперь Меняйленко тоже научился измерять расстояния и читать морские карты…
Я зарделся от внутреннего удовлетворения и признания моих заслуг самим полковником...
- Да ничего он не знает, - недовольно произносит командир, срывая с меня спесь и развенчивая мой культ в глазах Меняйленко. И, уже повернувшись ко мне, решительно произносит фатальное, - через три вахты я у тебя буду принимать зачёты на оценку. Всё ясно?
Ну куда уж яснее – ведь расправа уже совсем близка...
© Алексей Сафронкин 2022
-==--==-=-=-=-=-=-=-
Другие истории из книги «БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТИРЕ» Вы найдёте здесь.
Если Вам понравилась история, то не забывайте ставить лайки и делиться ссылкой с друзьями. Подписывайтесь на мой канал, чтобы узнать ещё много интересного.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.