О том, что Леонардо да Винчи написал портрет Чечилиии Галлерани, мы узнаем от придворного поэта Лодовико Сфорца - Бернардо Беллинчионе, который по сути является первоисточником и автора портрета – Леонардо да Винчи, и самой модели - Чечилии Галлерани. Свой сонет «Диалог Поэта и Природы» Беллинчони. посвятил Чечилии Галлерани и Леонардо да Винчи:
«Ломбардским увальням и обжорам дан прекрасный урок: в конюшне, полной навоза, тосканец сумел отыскать перл чистоты и изящества, лютню, бренчание которой заглушает пьяные вопли этих наглецов и бездельников», - писал поэт. Он же посвятил создателю портрета и модели Сонет XLV «Диалог Поэта и Природы»:
– Природа, сердишься, завидуешь чему-то?
– Да Винчи, что звезду земную написал,
Чечилию, чей взгляд прекрасный так блистал,
Что солнца лик сумел затмить он на минуту.
– Вся честь – одной тебе, Природа; хоть как будто
На полотне – вся слух, сомкнувшая уста…
Знай, ведь она теперь живая навсегда,
И стала вечным твоей славы атрибутом.
За это – славь Иль Моро. Или всё же,
Талант и руку Леонардо восхвали,
Он сохранил тебя навеки для потомства.
Портрет увидев, люди скажут грёжа,
Что им сейчас как дар преподнесли,
Пленительный пример природы чудотворства.
О существовании портрета нам известно также из переписки герцогини Изабеллы д'Эсте и Чечилии Галлерани. 26 апреля 1498 года Изабелла попросила прислать ей портрет, написанный Леонардо, для сравнения его с работой Джованни Беллини: «Припоминая, что Леонардо нарисовал Ваш портрет, мы просим Вас быть столь любезной и прислать нам Ваш портрет с этим посыльным, чтобы мы смогли не только сравнить работы этих двух художников, но также и иметь удовольствие снова лицезреть ваше лицо»[7].
Спустя 3 дня Чечилия отправила портрет Изабелле и сопроводила его письмом, в котором написала, что портрет был написан, когда она была в несовершеннолетнем возрасте, но с тех пор внешность ее сильно изменилась: «не подумайте, ваша милость, что это вызвано какой-то ошибкой мастера — хотя, с другой стороны, я не уверена в его точности, — но это лишь следствие того, что портрет был написан в то время, когда я еще была так неразвита, и с тех пор я так сильно изменилась. Никто, видя меня и этот портрет вместе, не подумал бы, что это мое изображение. Тем не менее, умоляю Вашу Милость быть вполне уверенной в моем благоволении. Я намереваюсь сделать много больше, нежели переслать портрет для вашего удовольствия].
Спустя месяц Изабелла с благодарственным письмом вернула портрет Чечилии.
На это письмо Чечилия 18 мая 1498 года отвечает: «Ваша светлость не должна была использовать термин «спасибо» со мной, потому что все мои вещи вместе со мной - это удовольствие».
В 1499 году французы взяли Милан и пленили Лодовико Сфорца, а Леонардо да Винчи покинул Милан и нашел временный приют у мантуйской маркизы Изабеллы. Историки считают, что в это время художник сделал несколько эскизов для ее будущего портрета, но не приступил к его исполнению в связи с отъездом. Поэтому написать свой портрет Изабелла поручила своему художнику Лоренцо Коста.
Как был написан портрет «Дама с горностаем», и, что на нем было изображено, помимо восторженного панегирика Бернардо Беллинчионе, нам неизвестно.
Вплоть до начала 19 века портрет Чечилии Галлерани никем не упоминается.
В настоящее время среди большинства искусствоведов утвердилось мнение, что картина «Дама с горностаем» является портретом Чечилии Галлерани, любовницы миланского герцога Лодовико Сфорца, по прозвищу Иль Моро. Тем не менее, то, что на картине «Дама с горностаем» изображена именно Чечилия — достоверно не доказано.
Предполагаемая модель портрета.
После пленения в 1500 году французами герцога Милана Лодови́ко Мари́я Сфо́рца («Мавр») Чичелия нашла временный приют у Изабеллы Мантуйской. С того времени портрет Чечилии не только нигде не упоминался, но и никогда и ни кем не был подробно описан. Он считался утраченным. Но, неожиданно немецкий историк искусства Мюллер-Вальде, впечатленный «Дамой с горностаем» из музейной коллекции Чарторыйских, предположил, что это именно то самое исчезнувшее сокровище. В 1889 году он опубликовал репродукцию этого портрета и выдвинул свою гипотезу по авторству данного произведения.
Но только в первой четверти двадцатого века это картина окончательно была закреплена за Леонардо. Так, Булгаков Ф.И. еще в 1903 году в своей книге «Сто шедевров искусства. Лучшие картины первоклассных художников.» упоминает только две картины Леонардо да Винчи – это «Мона Лиза» из Лувра и Мадонна Литта» из Эрмитажа (Булгаков Ф.И. «Сто шедевров искусства», С.-Петербург,1903 год, стр.21)
А вот история появления самой «Дамы с горностаем» в начале 19 века связана с именем польского князя Адама Ежи Чарторыйского.
Интригующая история:
Чарторыйские - Петр Великий - Дама с горностаем.
(Вопросы крови всегда опутаны тайной!)
Летоисчисление свое Чарторыйские ведут от старинного рода Гедимовичей, имеюших княжеское достоинство Польши с конца 15 века. На протяжении веков представители этого именитого семейства всегда являлись влиятельными политическими и военными фигурами не только Речи Посполитой, но и Российской Империи. Основой их могущества являлись брачные и внебрачные союзы польских, литовских, саксонских и российских магнатов. На протяжении столь длительного времени представители этого рода нередко являлись не только кандидатами на королевский престол Польши и Речи Посполитой, но и восседали в этом кресле некогда могущественной державы, а, возможно, имели основание претендовать и на императорский престол России по праву прямых потомков самодержца всея Руси. Будучи широко образованными людьми они не ограничивалась государственной деятельностью: это были меценаты, покровители искусств, писатели и театральные критики. И всегда на протяжении этих сотен лет главенствующая роль в богатейшем семействе Европы принадлежала его женщинам, многие из которых действительно были незаурядными представительницами прекрасной половины рода человеческого. Достаточно вспомнить бабушку Адама Казимира Чарторыйского- Эльжбету Хелену Сенявскую (1669 – 1729 г.г.), жену великого гетмана коронного Адама Николая Сенявского, последнего представителя рода Сенявскихи единственную дочь Станислава Ираклиуша Любомирского польского княжеского рода Любомирских герба «Шренява»(Дружина). Это была, пожалуй, первая и единственная женщина в Речи Посполитой, являвшаяся полным великим гетманом короны (Hetmanowa wielka Crownna ).
На придворных вечерах она умела окружать себя притягательными символами, которые неразрывно были связаны с ней, они ослепляли поклонников и повышали ее значимость: перед ними стояла независимая, и то же время как бы обнаженная, свободная и такая желанная женщина Она ослепляла поклонников этим зрелищем и все видели в ней первую даму королевства.
Как писал о ней в своих мемуарах секретарь французского посольства (1694-1698 годов) месье де Монгрильон: Это «…..настоящая амазонка… Она курит, как мужчина. Рассказывают, что татарский посол, приехавший в Польшу с мирными предложениями, приходил покурить к ее постели, и она курила вместе с ним».
Эльжбета Синявская всегда была в центре политических событий, которые касались польского государства, и использовала все доступные ей методы для достижения своей цели.
Когда король Польши Август Второй лишился короны, муж Эльжбеты - Адам Микола Сенявский – стал вести переговоры с царем Петром I о своей кандидатуре на престол. Жена Адама была ярой противницей его кандидатуры и пригрозила разводом. Королем Польши она видела своего любовника князя Трансильвании и верховного князя конфедерации Ференца II Ракоци. Этот план не удался и она встала на сторону Станислава Лещинского – кузена ее первого любовника Яна Яблоновского. В 1706 году Эльжета присутствовала на переговорах Петра I с королем Швеции Карлом XII.
В ноябре 1709 года она даже была похищена шведскими войсками. Расчетливость и хватка этой женщины во время встречи с королем Швеции Карлом XII послужили основанием для короля охарактеризовать ее, как «самую проклятую женщину».
Эльжбета Сенявская рано лишилась обоих родителей: в три года умер отец, а спустя два ода в мир иной отошла и ее мать Зофия Опалинская. Эльжбета осталась круглой сиротой. Дядя девочки по матери Иерони́м Августи́н Любоми́рский - 16-й Гетман великий коронный, взял ее к себе в Жешуву, где он проживал. Первые основы знаний культуры и политики она получила от своих родителей и дяди, дома которых в то время являлись культурными и политическими центрами польского государства. Когда Эльжбете исполнилось семь лет ее определили в варшавский женский пансион для сестер – визиток. После трех лет обучения в этом заведении сама королева Польши Мария Казимира Собески взяла девочку под свою опеку в качестве фрейлины королевы.
Королева Польши Мария Казимира Собески
С этих пор королева заменила Эльжбете мать и стала ей не только другом, но и наставником в том непростом мире придворных интриг и политики.
Королева была родом из Франции, дочь французского дворянина Анри де ла Гранж д'Аркьен. В Польшу она приехала в роли фрейлины королевы Польши и Великой княгини Литовской Марии Луизы Гонзага (Людвики Марии). В 1665 году Мария Казимир вышла замуж за будущего короля Польши, Яна III Собеского, который часто советовался с ней не только по вопросам, касающихся королевской семьи, но и по важным государственным проблемам. Несомненно, пример Дианы Пуатье – этой тридцатисемилетней женщины невысокого буржуазного происхождения, овладевшей сердцем семнадцатилетнего будущего короля Франции Генриха, для которого до самой его гибели она была первой и единственной фавориткой, всегда витал в воздухе французского двора.
Сформированные символы и образы королев и придворных дам Франции привлекали и удерживали поклонников, и Мария Казимир не была исключением. Среда порождает себе подобных, и, став королевой, Мария Казимира с блеском использовала это «секретное» оружие: изображения королевы в виде римских богинь украсили плафоны королевского дворца.
Пример королевы заразителен. Выкупив в 1720 году у Константина Собеского королевскую резиденцию в Виланове, Эльжбета не только восстановила ее, но и пристроила ко дворцу боковые крылья с оранжереей.
Фамильный герб Шренява с монограммами и бюстами украсили Дворцовые фасады.
Джузеппе Росси – ее художник – дополнил интерьер дворца картинами в стиле trompe-l'œil, мифологическими плафонами и фреской «Флора», олицетворяющей саму Эльжбету.
Эльжбета была умна, богата. Ее независимость проявлялась как в семейной жизни, так и в обществе. Являясь любовницей Августа II,она не только не испытывала раболепия перед королем, но и позволяла себе соперничать с ним. Это были времена, когда правящее сословие стремилось к наглядному подтверждению своего статуса, и не последнюю роль в этом тщеславии играли домовладения. Когда Август II построил свою новую резиденцию – Саксонский дворец, Эльжбета бросила ему вызов. Она выкупила старую Византорскую церковь, построенную королевой Марией Луизой Гонзагой, и оформила ее в стиле рококо. Церковь находилась напротив главного входа дворца. Теперь все посетители королевской резиденции проходили мимо Византорской церкви и могли сравнить превосходство творения Эльжбеты над королем. Если фасад дворца, выполненный по типу Версаля, выглядел довольно бедным, то творение Эльжбеты с богато украшенными сульптурами и колоннами наглядно демонстировало положение и статус его владелицы.
Эльжбета переняла у своей наставницы не только искусство воздействия на окружающих: постоянное общение с королевой сформировали у подрастающего подростка те черты характера, о которых впоследствии современники скажут: «эта была дама большой мудрости, разума и великая обладательница такой проницательности, что у нее были встречи со всей Европой – это была великая правительница и первая дама Речи Посполитой».
Родители оставили в наследство Эльжбете огромное состояние. Одна из богатейших девушек своей страны она была желанной невестой для многих представителей знатнейших семейств Речи Посполитой. Покровительница Эльжбеты – королева Мария Собески – остановила свой выбор на Адаме Миколае Сенявском, последнем представителе польского магнатского рода Сенявских и наследнике больших владений. В июле 1687 года Адам Миколай Сенявский и Эльжбета Хелена Любомирская были обручены.
После свадьбы, несмотря на возражения мужа, она предпочла жить в привычной для нее обстановке – при дворе королевы Марии Казимиры. Это положение позволяло ей постоянно находиться во дворце короля и быть активной участницей всех хитросплетений этого двора. Муж по долгу службы часто и долго проживал в других местах.
Природа и образ придворной жизни не способствуют целомудрию, но именно благодаря придворной жизни стало возможным появление знаменитого выражения: миром правят женщины. Королевский двор и женщины созданы друг для друга – это неразрывная связь.
Приемы и увеселения королевских особ Европы довольно красочно описаны в воспоминаниях их современников. Из записок Юста Юля, датского поланника при Петре Великом в 1709-1711 годах, с интересом можно узнать о повседневных для того времени развлечениях при королевских дворах. В июле 1709 года в Дрезден польский король Август II пригласил в Дрезден датского короля Фредерика IV, возвращавшегося из путешествия по Италии, и прусского короля Фридриха III. «Три короля с величайшей пышностью праздновали свою встречу в специально построенном для этой цели деревянном дворце, окрашенном в зеленый цвет. Впоследствие на месте этого дворца по тому же плану был построен прекрасный каменный дворец, в котором сегодня находится знаменитая дрезденская галлерея – это место встречи и развлечений трех королей Европы.
В течение нескольких дней жизнь и развлечения королей протекала по заведенному порядку. В полдень во дворец съезжались приглашенные. После обеда шло представление какого-либо спектакля – комедии, а вечером начинались танцы и разыгрывалась лоттерея, по результатам которой образовывались пары.
Свой жребий кавалеры и дамы тянули из двух кубков, которые держали маршалы. У мужчин на билете писалось имя будущей партнерши, а у женщины судьба провести вечер с мужчиной определялась номером на ее билетике. Этот номер номером обозначал кресло, которое закреплялось за обладательницей данного билета. Все стулья за столами были пронумерованы и, когда лотерея заканчивалась, то всех приглашали к столу. И счастливые - несчастные, взявшись за руки направлялись по своим законным местам. После этого объявлялись танцы. Танцоры выходили в центр зала, соблюдая очередь согласно их номерам. Последний день пребывания короли кушали вместе в королевском увеселительном доме «Капот», который находился недалеко от Потсдама. Все там так гуляли, что у большинства веселившихся при возвращении под парусами назад сознание оказалось совсем капут. По прибытии во дворец все легли спать и встали только к вечеру, чтобы отобедать таким же образом, как и в прежние дни».
Материальная независимость от мужа и интенсивная жизнь при дворе короля были нередкими ссорами в семье, но она крепко держала в своих руках Адама Сенявского и иногда в своих письмах, обращаясь к нему, писала: «Моей милой Деве», подчеркивая тем самым свою главенствующую роль в их семейных отношениях. Эта умная женщина никогда не теряла голову из-за очередного увлечения: она понимала значимость семейного положения в обществе и неизменно использовала любой удобный момент для повышения статуса своего мужа. Именно благодаря своему неординарному уму она способствовала быстрой и успешной карьере Адама Сенявского: в 1702 году он становится обладателем титула Польного гетмана коронного, через четыре года - Великого гетмана коронного, а еще через четыре года – в 1710 году – это кастелян Краковский.
Однажды на одном из придворных вечеров на горизонте у Эльжбеты возник Ян Станислав Яблоновский – воевода русский и великий канцлер коронный, сын знаменитого польского полководца конца XVII века Станислава Яна Яблоно́вского. Эта любовная драма долгое время была источником темы сплетен для придворных и серьезным разладом с мужем. Вскоре они с мужем помирились, но ненадолго: возник новый роман. На этот раз избранником Эльжбеты был Александр Бенедикт Собеский – сын короля Речи Посполитой Иоанна III Собеского.
Великое посольство в Кенигсберге
1696 год. Шла Великая русско-турецкая война. Русский самодержец Петр I в составе Великого посольства находился проездом в Кенигсберге, где его с особым почетом встречал курфюрст Бранденбурга Фридрих III. По этому случаю Фридрих III устроил торжественный прием: дары, речи, музыка, угощения, огненные потехи, и вино с Петром I без меры. На ежедневных встречах они обсуждали не только взаимные отношения их государств, но, будучи не врагами покутить и попить, развлекались в увеселительном замке курфюста, смотрели бои диких быков с медведями. Петр пил с такой невоздержанностью, что однажды в припадке гнева, бросился с обнаженной шпагой на Лефорта и чуть было его не зарубил., Проспавшись на следующий день царь принес своему другу извинения.
У курфюста Брандербурского на горизонте светила корона Пруссии и после провозглашения его королем ему необходима была поддержка. Он понимал роль России в его судьбе и прилагал все усилия для заключения с Российским государем оборонительного союза по обеспечению своих владений от притязаний Швеции и Польши.
18 января 1701 года в Кенигсберге было отпраздновано коронование Фридрих III . Фридрих III стал первым прусским королем Фридрихом I.
Польские события
Неожиданная смерть Иоанна III Собеского на долгое время погрузила Речь Посполитую в междуцарствие. Когда в августе 1696 года на конвокацию в Варшаву съехались поветовые послы со всей речи Посполитой, то среди них не было единого согласия по кандидатуре будущего короля и велась открытая и непримиримая воинственная борьба за своего кандидата. Много поветовых послов было исключено из голосования по причине отсутствия у них полномочий. Большинство требовали высылки королевы из Варщавы, для прекращения производимых ею факций; Любомирские и Сапеги желали возвести на престол чужеземца; корунному гетману и Плоцкому было все равно кто усядится на престол лишь бы был холостым или вдовцом, чтобы королева могла выйти за него замуж. Потоцкие стояли за королевича Иакова, старшего сына умершего короля, сторону его держал и цесарь. Вранцузский посланник Полиньяк всеми силами домогался возвести на польский престол принца Конти из дома Бурбонов, которому благоприятствовал кардинал со многими вельможами; некоторые склонялись и на Шведского короля. Петр I желал бы доставить Польскую корону королевичу Иавакову; если же речь посполитая его отринет, то надобно всеми силами стараться возвести на Польский престол кого-либо из курфюстов или князей немецких, и отстранить Француза, за которого хлопочут султан и хан крымский, обещая возвратить Каменец. Если изберут Француза, речь посполитая от союзников отстанет, и вся тягость Турецкой войны падет на Россию.
Из-за польских событий Петр Первый задержался в Кенигсберге.
Османской империи противостояла «Священная лига» - Россия, Речь Посполитая, Священная римская империя и Венецианская республика. От того кто будет на престоле Польши зависел расклад военных сил в это войне. Россию устраивала любая кандидатура, при условии, чтобы Польша не выходила из «Священной лиги».
Эльжбета была активным участником по выборам будущего короля речи Посполитой. Ее протеже - Александр Бенетикт – не был поддержан многими послами. Тогда Эльжбетаа приняла сторону французского принца де Конти и стала лидером французской партии, но не на долго. Из-за противоречий в позиции принца она покинула его ряды и со свойственным ей темпераментом поддержала сторону курфюста Саксонии Фридриха Августа I.
Российский резидент в Польше Алексей Никитин доносил царю, что: «По приезде из Турции Французского посланника Шатонева (в апреле месяце), с обращением султана заключить с Польшой отдельный мир и возвратить ей Каменец, как скоро провозглашен будет королем принц де Конти, приверженцы Французской партии значительно усилились, и кардинал со многими сенаторами, в том числе с Любомирскими и Сапегами, решительно приняли сторону принца. На сеймиках, перед элекцией (избрание), после многих криков и драк, воеводства постановили идти к Варшаве посполитым рушением. Элекция началась в срок 5 мая. Картинал, сенаторы и поветовые (Поветы - городские и сельские части воеводств) послы, отслужив мшу, въехали в поле в шопу, устроенное для заседаний место, огражденное окопом. Вокруг него маршал великий коронный поставил связковые войска, в 10 рядов, с заряженными ружьями, и каждый сенатор приехал со множеством пехоты, чтобы воеводе близко не подпускать, а быть в окопе одним только поветовым послам. Но воеводство Сендомирское пехоту смяло, ворвалось в окоп, и стреляя из пистолеток в шоп, где заседали сенаторы, кричало на них и на кардинала: «Для чего поставили войска? Не им, а шляхте (Польское мелкопоместное дворянство) выбирать короля».
1 сентября Никитин в торжественном собрании сената и земских послов подал примасу царскую грамоту с известием о взятии Азова, причем говорил следующую речь: «Теперь, ясновельможные господа сенаторы и вся Речь Посполитая, да знаете вашего милостивого оборонителя, смело помогайте ему по союзному договору, ибо он знаменем креста господня, яко истинный Петр, отпирает двери до потерянного и обещанного христианам Иерусалима, в котором Христос господь наш на престоле крестом триумфовал. Идет прямо его царское величество к татарскому Крыму, а союзникам шлет грамоты, чтоб укреплялись на продолжение войны, чтоб вдруг безопасно ударили на зверя, лакающего кровь христианскую и пожирающего отчизну вашу. По договорам царское величество зовет наияснейшую монархию польскую с таким желанием, дабы та дорога, которую блаженной памяти король Ян торил чрез Буджаки до Константинополя, была бы теперь докончена. Здесь должны за крест господень соединиться ваши коронных гетманов кресты; здесь должны соединиться вождей княжества Литовского стрелы и мечи, чтоб отчизну свою отыскать и братию из неволи поганской высвободить; могли бы вы и самую богатую Арабию подбить свободному польскому орлу; теперь хорошо бы гербовною косою наповал скосить неприятеля: подается жниво, когда крест господень действует; теперь время с крестом идти вооруженною ногою топтать неприятеля; теперь время шляхетным подковам попрать наклоненного поганина и тыл дающего; теперь время владения свои расширить там, где только польская зайти может подкова, и оттуда себе титулами наполнить хартии, согласно договорам, вместо того чтоб писать такими титулами, каких договоры не позволяют».
На третий день после этой церемонии приезжал к Никитину цесарский резидент и рассказывал, что сенаторы испугались и порешили, чтоб впредь короли их не писались лишними титулами - киевским и смоленским; резидент говорил, что паны не очень рады взятию Азова, никак они этого не ожидали, но что простому народу очень любо. Никитин писал в Москву: «11 сентября было в Варшаве по всем костелам благодарное молебствие за взятие Азова, стреляли из пушек трижды по двенадцати выстрелов только для оказии, будто совершенно тому радуются, и были с поздравлением у меня от всех гетманов и воевод трубачи, сиповщики и литавщики, играли великому государю виват, а на сердце не то. Слышал я от многих людей, что они хотят непременно с Крымом соединиться и берегут себе татар на оборону; из Крыму к ним есть присылки, чтоб они Москве не верили: когда Москва повоюет Крым, то и Польшу не оставит; а к гетману Ивану Степановичу Мазепе беспрестанные от поляков подсылки».
В сентябре Алексей Никитин был с визитами у гетманов коронных и литовских и говорил им, что войска польские и литовские уже два года в походы не выступают и царские войска выдают. Гетман коронный Яблоновский сказал на это: «Я хлопочу постоянно, публично и приватно, всем сенаторам говорил и теперь говорю, что войску надобно заплатить жалованье и выполнить союзный договор с царским величеством; конвокационный сейм разорвался, так надобно ждать избирательного, как даст нам бог государя нового и доброго».
Гетман польный Потоцкий говорил: «Что прошло, того уж не вернуть; было время благоприятное для похода, да наш польский беспорядок не позволяет пользоваться временем; король давно уже стал слаб здоровьем, а тут и смерть закусила; сеймы уже столько лет не оканчиваются порядком, все рвутся, и войску от того жалованья нет. Виновные отдадут ответ богу. И теперь войско заставили бунтовать, конвокационный сейм разорвали; за грехи наши такое несчастие, бич божий. Коронный гетман оправдывается, что он ни в чем не виноват: но обоим им, коронному и литовскому, да королеве бог пошлет на душу и на тело язву. Не удовольствовавши войско, делать нам нечего; пока не выберут нового короля, никакого дела не будет».
В ином духе отвечал литовский гетман Сапега на жалобы Никитина:«Царские войска хотя и рано вышли, однако никакого храброго дела не показали, взяли Азов на договор, а не военным промыслом и на море побрали чайки небольшие». Резидент возразил: «Всему свету и вам известно, что царские войска не спали под Азовом, но беспрестанно и храбро дрались с неприятелем. А хотя бы Азов и на договор был взят, то разве можно в этом упрекать? Дай господи великому государю взять на договор не только всю турецкую землю, но и самое государство Польское и княжество Литовское в вечное подданство привести, и тогда вы, поляки, будете всегда жить в покое и тишине, а не так, как теперь, в вечной ссоре друг с другом от непорядка своего». Поляки стали смеяться и говорить: «Ой, помирит хоть кого московский долгий бич!», а один шляхтич сказал: «Лучше, где страх есть».
Враги имели право беспокоиться, ибо в России был царь, не отдыхавший после подвигов. Тотчас по взятии Азова он уже осмотрел ближние приморские места и на мысу Таганрог решил построить крепость и гавань. Азов был сильно укреплен и сделан русским городом, мечети превращены в церкви.
Царь оставил Азов 15 августа и из Черкасска писал Виниусу: «Понеже писано есть: достоин есть делатель мзды своея; того для мню, яко удобно к восприятию господина генералиссимуса и прочих господ, чрез два времени в толиких потах трудившихся, триумфальными портами (воротами) почтити; место же мню к сему удобное на мосту, чрез Москву-реку устроенном, или где лучше. Сие же пишу не яко уча, но яко помня вашей милости о сем николи так бываемым». Виниус отвечал, что, «собрав мастеровых людей и всякие потребы, начали строить, и, по признаванию мастеров Ивана Салтыкова с товарищи, тому делу прежде сентября 18 поспеть не мочно, понеже то дело не мало».
Чтобы не допустить избрание королем Польши французского кандидата Петр из Кенигсберга послал выборщикам грамоту, в которой указал, что если французская партия одержит победу и будет избран француз, то это может привести к распаду союза христианских государей. Поэтому он не желает избрания на польский престол принца де Конти, и хочет, чтобы был избран человек из любого сословия, но находящийся в дружбе с Россией, Священной римской империей и Венецианской республикой.
О решительности и ратных подвигах русского царя в войне под Азовом француз Фурни, провожавший в Россию иностранных офицеров и возвращавшийся через Варшаву, с похвалой рассказывал польским вельможам, а сенаторы слушали, качали головами и говорили про Петра: «Какой отважный и беспечный человек! И что от него впредь будет?»; воевода Матчинский говорил: «Надобно москалям поминать покойного короля Яна, что поднял их и сделал людьми военными; а если б союза с ними не заключил, то и до сей поры дань Крыму платили бы, и сами валялись бы дома, а теперь выполируются». На это замечание воевода Плоцкий заметил:«Лучше бы дома сидели, это бы нам не вредило; а когда выполируются и крови нанюхаются, увидишь, что из них будет! До чего, господи боже, не допусти!» (С.М. Соловьев).
Выборы короля были бурными и долгими. Противостояние двух партий с применением сабель завершились 17 июня выбором двух королей: принца де Конти и Фридриха Августа.
Царь послал Фридриху Августу поздравительную грамоту и объявил, что в защиту избранного королем Польши Августа на литовской границе стоит русское войско под началом князя Рамодановского, и оно может быть усилено по мере надобности. В случае, если коронован будет де Конти, то Польше не избежать войны с Россией.
Август вступил в Польшу с саксонским войском и присягнул, что принял католическую веру. Получив царскую поздравительную грамоту, он объявил русскому резиденту Никитину, что дает честное слово быть с царем заодно против врагов креста святого и что изъявленный ему Петром аффект никогда не изгладится из его памяти. Посылая поклон царю король поклонился гораздо низко.
Из Кенигсберга Петр I направился в Голландию. Дорога лежала через Ганновер.
Жена курфюста Бранденбурга Фридриха III, София Шарлотта Бранденбургская, в это время гостила в Ганновере у своей матери курфюстины Софиии Ганноверской.
Через Пауля фон Фукса – тайного советника Фридриха III – София Шарлотта была в курсе всех событий, связанных с царем. Она и ее мать непременно хотели лично познакомиться с российским самодержцем, и послали к нему своего каммергера с приглашением от их имени на ужин. Как пишет в своей истории России Соловьев С.М.: «Цивилизованная Европа выслала двух своих лучших представительниц посмотреть на Петра».
София Ганноверская (София Пфальцская) была двенадцатым ребенком в семье курфюрста Фридриха V Пфальцского и Елизаветы Стюарт, дочери короля Англии Якова I.
В 1658 году София вышла замуж за Эрнста Августа Брауншвейг-Люнебургского. В этом браке София родила шестерых мальчиков и одну девочку – Софию Шарлотту.
В 1692 году герцог Эрнест Август, правитель Брауншвейг-Люнебургский, после объединения Брауншвейг-Люнебургского герцогства с княжествами Каленберг и Грубенхаген, получил от Леопольда, императора Свщенной Римской империи, титул Курфюрста Ганноверского.
1701 году в Англии был принят антикатолический Акт о престолонаследии, согласно которому английский престол могли наследовать только протестанты. В силу этого Акта София, как протестантка и как прямой потомок протестантских королей Англии и Шотландии стала наследницей английской короны. Она совсем немного не дожила до королевской короны: через несколько недель после ее смерти скончалась Анны Стюарт. Преемником королевы Великобритании и Шотландии стал сын Софии, Георг Людвиг, курфюрст Брауншвейг-Люнебурга –Георг II.
София Ганноверская дала прекрасное образование своим детям: их обучением занимались лучшие умы того времени. С двенадцати лет учителем Софии Шарлотты был сам Готфрид Лейбниц, с которым они стали близкими друзьями до конца ее жизни.
Лейбниц писал о ней: «Она часто хотела, чтобы я был подле неё; так что я нередко мог наслаждаться беседами с государыней, чьи душа и человечность никогда никем не были превзойдены [...] Королева обладала невероятными познаниями даже в отдалённых областях и необычайной жаждой знаний, которую в наших беседах она пыталась удовлетворить всё больше и больше, от чего в один прекрасный день общество получило бы немалую пользу, если бы смерть не забрала её».
Внук Софии Ганноверской - Фридрих-Вильгельм I – сделал свою страну экономически сильной и независимой, ввел обязательное начальное образование и завещал своему сыну - будущему Фридриху Великому: «Высшая доблесть короля — хорошо заселенное королевство: в этом и есть подлинное богатство страны, а потому прошу тебя — никогда не начинай неправедных войн! Тебе придется дать отчет о каждом человеке».
Петр был в составе Великого Посольства инкогнито и старался избегать официальных встреч. Возможно, поэтому он и не остановился в Ганновере, а выбрал небольше селение Коппенбрюгге, недалеко от Ганновера, где остановился в крестьянской избе.
Узнав о прибытии в Коппенбрюгге царя, обе курфюстины во главе с курфюрстом Ганновера Эрнстом Августом отправились на встречу с Петром. Прибыв на место, они отправили к Петру своего посланника с приглашением прийти к ним в гости.
Царь согласился при условии, что не будет каких-либо торжественных церемоний. Придворные дамы и кавалеры надеялись взглянуть на него по крайней мере при входе в дом, но увидели только послов: царь незаметно пробрался задним крыльцом.
Семейство Эрнста Августа с неподдельным дружелюбием встретило Петра в особой комнате перед столовой, Они были поражены его высоким ростом, благородной осанкой и прекрасными чертами лица.
На ужине царя посадили между двумя Софиями и в продолжении всего ужина не менее четырех часов говорили с ним без умолка, наперерыв друг перед другом. Особенно говорлива была мать «Я удивляюсь, - пишет София Шарлота – как мы не наскучили ему своею болтовней». Описывая Петра, она говорит: «Нельзя ни описать, ни вообразить себе необыкновенного человека, не видав его собственными глазами, он имеет доброе сердце и возвышенные чувства, но сердит. Если бы его лучше воспитали, он был бы примером совершенства».
Курфюрстина-мать пишет: «Царь обладает большою живостию ума, ответы его быстры и верны, у него много достоинств и необыкновенный ум».
София Шарлотта обворожила Петра, и при расставании он подарил ей свою табакерку с вензелевым изображением его имени. После ужина придворной свите курфюста разрешили зайти и познакомиться с царем. Царь велел закрыть двери, поставил около них своего друга и соратника Лефорта и приказал ему никого не выпускать. Подали большие стаканы и царь из своих рук принялся угощать всех присутствующих вином. Мужчины пили по три-четыре стакана, женский пол не отставал от них. Пили по русскому обычаю стоя, залпом, за здоровье Царя, здоровье курфюста, свое собственное здоровье: царило веселье, шутки, смех. Потом слушали итальянских певцов и Петр с большим удовольствием из своих рук налил главному певцу большой стакан вина. После танцев Петр выразил удивление: «как чертовски жестки эти немки». Как писала София Ганноверская: очевидно он принял корсетные пружины за кости.
По преданию самодержец всея Руси во время своего пребывания в Коппенбрюгге посадил липу в Замковом парке.
Благодарные потомки великого преобразователя российского государства в память о трехсотлетии первого путешествия Петра I по Европе установили в Коппенбрюгге памятный знак.
Великое посольство в Англии
В январе 1698 года по личному приглашению английского короля Вильгельма III, Пётр I из Голландии отправился в Англию, и 19 января 1698 года Великое посольство прибыло в Лондон.
На следующий день будущая королева Англии Анна Сюарт решила лично познакомиться с царем.
Она приехала к гостинице, где расположилось российское посольство, и разместилась в купеческом доме напротив посольства.
«Разглядывая людей посольства из окна комнаты, где она расположилась, королева приказала хозяину дома, чтобы тот пригласил их к себе в гости и угощал из своих погребов лучшими виноградными винами за ее счет. Она велела поставить в комнату два кресла, принести бутылку самого лучшего виноградного вина и, указав на высокого молодого человека, попросила, сразу же привести его к ней, как только он прибудет. Как только этот молодой человек пришел, купец сразу же пригласил его выпить с ним бутылочку лучшего вина. Хозяин провел его в комнату, где перед этим человеком предстала стоящая женщина в маске. Купец попросил обоих сесть в кресла, а сам, якобы, пошел за вином. Королева сняла с лица маску и подойдя к молодому человеку спросила его: «ваше Императорское Величество Петр Алексеевич знает ли вы меня? Я Анна - королева Англии!» Петр 1 встал с кресла и выразил свое восхищение этим тайным свиданием с королевой. Это была первая встреча венценосных особ. Через несколько дней русские послы были приглашены во дворец к королеве на обед. Когда они прибыли, королева спросила их о Высокой особе из их свиты, которая прибыла инкогнито. Послы не ведали того, что Петр 1 уже встречался с королевой и пытались убедить ее, что главным в посольстве является Гаврила Меньшиков. Тогда королева велела убрать из-за стола стоящее рядом с ней кресло. Во время обеда в обеденный зал вошел Петр Алексеевич в одежде московского дворянина. Королева встала со своего кресла, повелела принести и поставить рядом с собой второе кресло и, обращаясь к Петру 1, пригласила его за стол. Франц Лефорт, продолжая игру в инкогнито царя, заявил королеве, что это человек находится при свите в услужении и недостоин вместе с ними сидеть за одним столом. На это замечание Лефорта королева заявила, что раз этот дворянин недостоин с вами быть за одним столом, тогда увольте его до внутренних моих покоев; и они вдвоем с Петром 1 отправились в ее покои обедать. После обеда королева Анна написала на пергаменте золотыми буквами: Отец Московского Отечества, Государь Царь Петр Алексеевич, ища пользы отечеству, странствует по Европе, и инкогнито прибыл в Англию в столичный город Лондон 19 января от Рождества иисуса Христа 1698 года.
Анна и Петр часто проводили время вместе. Анна с восхищением наблюдала за работой Петра на судоверфи. Виртуозно орудуя топором в качестве корабельного плотника, царь поражал ее своим мастерством и опытом, Сравнивая его с римскими диктаторами Фабием и Квинтием, которые также не гнушались земледельческих работ, она говорила: «но сей Великий Государь Петр Алексеевич уже и короною Царскою венчанный и помазанный несравненно помрачил славу временных Диктаторов..... Блажен и препрославлен народ Российский и имеет быть ублажен и возвеличен Державным Петром! Блаженна Россия, имеющая такого Государя!»
За время своего путешествия по Европе царь никому не разрешал писать с него портрет. И не устоял только перед настойчивостью Анны, которая зная слабость Петра к кораблям, «подарила Его Царскому Величеству транспортный корабль, украшенный великой резьбой снаружи и внутри, в которой каюта была убрана великими зеркалами, о 40 пушках, все пушки были вызолочены; и при этом просила, чтобы пожаловал Его Царское Величество Персону свою позволить списать».
На одном из званных обедов Царя посадили напротив королевы лицом к стене, закрытой шторами, за которыми тайно находились королевский живописец Готфрид Кнеллер и гравировщик Шмид. «Королева дала указание своему Обер-Гофмаршалу, что он поднес ей бокал вина, как только художник закончит писать портрет царя. Чтобы затянуть обед, королева стала рассказывать Петру 1 об истории Англии. Таким образом, за разговорами, вином и фруктами она наконец-то дождалась появления заветного бокала с вином: велела художнику вынести написанный им портрет и показала его Петру, предложив при этом выпить за портрет».
Готфрид Кнеллер написал портрет Пётр I в доспехах, на которые накинут вышитый золотом плащ с подкладкой из горностая; его корона покоится на подушке в нише; в окне можно увидеть корабли.
«Затем королева приказала Шмиту выгравировать этот портрет и сделать несколько тысяч отпечатков на пергаменте и бумаге. Эти портреты королева разослала своим министрам и генералам, а также иностранным послам для отсылки их своим государям. Оставшиеся портреты она велела раздать всем кто этого захочет. Сам же портрет, написанный Кнеллером, она приказала поместить в драгоценную раму и своею королевскою рукой золотыми буквами подписала год, месяц и число со словами: странствующий Государь Царь Петр Алексеевич Самодержец Всероссийский, Отец Отечества взыскивает пользы Отечеству».
В Англии Петр пробыл три месяца.
Из Англии Петр намерен был поехать в Венецию, чтобы склонить ее на свою сторону, но пришло известие о стрелецком бунте и царь принял решение о возвращении на родину.
При возвращении в Москву царь узнал о подавлении стрелецкого бунта. 30 июля 1698 года в Раве Пётр I встретился с королём Речи Посполитой Августом II.
Эльжбета, являясь фавориткой короля, присутствовала на этой встрече. Она с особым интересом следила за передвижениями по Европе русского самодержца. Известия из королевских дворов Европы о русском царе волновали ее сердце. При дворе польского короля яркая и красивая Эльжбета создавала ауру власти; ее портрет украшал картинную галерею выдающихся женщин Августа II, и Русский царь не мог не заметить ее.
В течение трёх дней монархи – ровесники с величайшей пышностью праздновали свою встречу. Во время подобных гуляний Петр никогда не придерживался этикета иноземцев и, как отмечали иностранцы: «за такими обедами хуже всего то, что русские принуждают друг друга пить сверх меры, и просто невозможно урваться живым с их обеда; избегая опасности напиться до смерти, представляет чуть не уголовное преступление".
С женщинами самодержец русский обращался "по простому": когда его глаз падал на какую-либо особу, то он слишком не церемонился и не обращал внимания на ее титулы. Бывало, сидя на пиру и приняв на грудь немалую толику горячительного, он мог тут же поднять ее на руки, положить рядом с креслом, и на глазах пирующих удовлетворить свою страсть. Затем поднимал ее, сажал рядом с собой, и пир продолжался.
Через 9 месяцев Эльжбета родила дочь Марию Софию Сенявскую. Обычаи придворной жизни, крестины, на которых присутствовали два монарха и один принц, определенно указывали на таинство появления малютки.
Спустя два года Марию крестили в Ярославе. На крестинах присутствовали король Август II, князь Трансильвании Ференц II Ракоци и царь Петр I. Все три коронованные особы, по признанию современников, являлись любовниками Эльжбеты, и не исключено, что кто-то из них и был истинным отцом ее дочери. Но особое расположение Эльжбеты на этом торжестве было отдано Петру I: их длительные уединения и прогулки воплотились в совместной постройке лодки.
Мария, являясь единственной наследницей огромного состояния родителей, была одной из богатейших девушек Европы и желанной невестой для лучших семейств Речи Посполитой.
В 1724 года Мария была вышла замуж за польного литовского гетмана Станислава эрнеста Денгофа . Свадьбу праздновали пышно: дорогу от дворца невесты до дворца латинских епископов Львова , где проходило торжество, украшали мачты со светильниками: 600 факелов и 400 фонарей освещали улицу. Целый час по четырем дождевым трубам из окон дворца лилось великолепное венгерское вино. Счастливая семейная жизнь закончилась через четыре года смертью Станислава Денгофа.
В 1726 году умер муж Эльжбетты - Адам Николай Сенявский – и все его владения, в том числе и резиденция рода Сенявских - Бережанский замок - перешли под управление Эльжбеты. В 1729 году в память о своем муже, последнем потомке рода Сенявских по мужской линии, она построила в Бережанах мавзолей.
В этом же году Эльжбетта умерла, единственной наследницей всего состояния была ее дочь Мария. Богатейшая вдова Европы недолго пробыла в одиночестве. Август II, король польский и великий князь литовский поддержал своего генерал-майора коронных войск князя Августа Александра Чарторыйского, и упорная борьба полная дуэлей с титулованными особами Европы за обладание сердца и руки Марии закончилась в 1731 году браком Марии Сенявской с Августом Чарторыйским из княжеского рода Гедеминовичей.
В этом браке родился князь Адам Казимир Чарторыйский - будущий отец Адама Ежи Чарторыйского – человека, которому мир обязан портретом «Дама с горностаем».
(Продолжение следует…..)
Хотите быть в курсе моих публикаций по искусству, медицине, моим комментариям и заметкам на злободневные темы, подписывайтесь на мой канал и комментируйте прочитанное!