А при чем здесь велосипед? - спросите вы.
Да ни при чем. Просто, я фанат великов и решила вставлять их везде, надо и не надо.
Вот авторы фильма "Я буду ждать" (1979 г.)
фанаты Ф. Саган, взяли и вставили в свой фильм сюжет ее романа "Любите ли вы Брамса?". Да еще отнекиваются, у нас, мол, хоть все хорошо заканчивается, не то что у этой Саган. У нас-то все будут ждать чего-то, не то, что у этой...
- Че это?
- Брамс, можешь послушать.
- Любители вы Брамса? - спросила меня Франсуаза Саган.
- Нет, - ответил я с присущей мне правдивостью.
- Болван!..
И хоть у фильма бодрое название "Я буду ждать...", времени на ожидание ни у кого нет. Потому как там все старики и старушки. Ну кроме вечно молодого тридцатилетнего Еременко-младшего, - по фильму студент инъяза Никитка. Но ждать ему особо некого. Потому как Никитка... Впрочем, все по порядку.
Киев, конец 70-ых. Студент, спортсмен, красавец Никита Воронов:
Золотая молодежь (анорак, очки-капельки, проигрыватель винила в сумке, - "Беззаботный" Элвиса) видит добычу:
Анна, модельер ("журнал "Бурда" регулярно читаем"), хорошо за тридцать (Твеленева, прости, знаем, что вы с Еременко ровесники), строгий пучок, последний раз улыбалась на выпускном - идеал Никитки. Маму, м.б. ему напоминает. Мама его неизвестно куда улетучилась, живет он с отцом и бабушкой. Бабушка эта..., ладно, потом.
Погнался Никитка за Анной, а та ему: "пошел прочь, болван".
Пошел. Прочь. Болван.
Я. Тебя. Люблю.
Слышите? Это же одно и то же! И "болван" она ему, как невеста Машка, говорит.
Болван - обрубок дерева, чурбан.
Короче, отшивает эта дама Никитку, а тот улыбается. Он никогда не проигрывает, понятно! Скоро вы в этом убедитесь.
Возвращается Никитка домой, а там гости. Отец день рождения справляет, сколько ему, полтинник? Наприглашал гостей: старого друга, Пашу, по кличке Старый, с ним дамочка, помоложе. Сидит дамочка, смехом заливается. На столе водочка, шпроты в консервной банке. Смотрит Никита, а дамочка эта веселая - Анна! Охота продолжается. Анна, как Никиту увидела, тут же давай ныть, мол, что ты, Паша, замуж меня не зовешь? Тебе уже на кладбище прогулы ставят, а ты все раздумываешь, жениться или не жениться.
Старый ей и отвечает, ты, мол, иди к Никите в комнату, у нас с другом серьезный разговор. В армии советских куколдов прибыло.
В комнате Никиты Анна по-хозяйски осматривается, видит фото молодой соперницы: "злючка....молодая"
- Зато вы красивая.
- Не торопитесь, Никита.
- Тут уж торопись - не торопись, Пал Саныч впереди...
Лукавит Никита, он не из тех, кто спрашивает, кто тут крайний.
В ходе разговора все выяснилось: Маша - почти невеста, Паша - почти муж. Все ясно! "Мы наговорились. А мы напились. Тоже дело." Сценарий семейной жизни ясен. "Приятно быть красивой женщиной..."
Когда из гостей возвращались, на Пашу с Анной хулиганы напали. Ну как, напали. Пока этот душный Паша им нудно объяснял, как они его будут убивать, как он одному успеет кадык вырвать, и что он свое отбоялся, короче, хулиганы заскучали. А тут еще милиция. Старый-то наш тоже победитель! Посмотрим, поломает ли его Анна? С Никиткой. Потому как у Анны - своя игра.
Никита - мастер спорта по дзюдо. Анна с Пашей свидетели, как Никита одерживает чистую победу. Дзюдо - это вам не "я ему как дал, он как упал!", это:
- твой самый трудный соперник - это ты сам;
- собери информацию о сопернике, составь план схватки;
- выигрывай за счет сильных качеств, не показывая сопернику слабых;
- атакуй всегда первым;
- не прощай сопернику его ошибок;
- если ты выигрываешь - не рискуй понапрасну;
- если ты проигрываешь - не торопись.
В этом же 1979 году Еременко снимался в "Пиратах 20 века", где с Талгатом Нигматулиным отрабатывал приемы дзюдо. "Побеждай поддаваясь".
Близорукая художница - невеста Никиты, Маша, все же разглядела, что жених сел рядом с какой-то дамой и тихо ушла, ничего не выясняя.
За завтраком Никита говорит бабушке, что он счастлив, ведь "живет в прекрасном мире, окруженный прекрасными людьми". Бабушка, чувствуя фальш, ему отвечает:
- Знаешь, все бабки говорят, что они любят внуков больше, чем собственных детей. А я вот Алексея люблю сильнее, чем тебя.
И сконфузилась. Это - момент истины фильма. Невозможно дарить любовь тому, кто только берет. Кто всегда победитель. Кто боится проиграть.
У Франсуазы Саган момент истины будет позже, в конце романа.
Далее в фильме наступает момент, когда все ждут. Все стали одним целым, каждый зависит от другого. Но кто-то выиграет, а кто-то проиграет.
«Победителем становится тот, кто умеет ждать хотя бы на секунду больше своего врага». Слышите? Объект любви превращается во врага!
И вот, наконец:
- Алло, Никита, это я, Анна.
И вот он осознает, что не победил. Что в любом случае он проиграет. "Все пошло наперекосяк". Кто-то, более сильный вступил в игру. И правила непонятны. Никита цепляется за Машу в надеже, что та объяснит правила игры. Но Маша и сама их не знает. Однако, проиграв, приняв поражение и боль, Маша получает нечто совершенно удивительное:
Страдать! — Страдают все — страдает темный зверь,
Без упованья, без сознанья, —
Но перед ним туда навек закрыта дверь,
Где радость теплится страданья.
как докопалась эта девушка до Фета, нашла и поняла эти строки, удивительно.
А что наш Никита?
- В чем дело?
- Сердце болит все время, Петрович.
- Это не боль, - а видимость боли.
Уходит от нас, не оглядываясь. Победитель, не принимающий поражений. Эх, Николай, Ерема-младший. Смерть в 52 года.
А Франсуаза Саган, чем заканчивается ее роман?
Через десять дней она в последний раз была у себя дома с Симоном.
– Смотри, не забудь, – сказала она.
Она протянула ему два галстука, она не глядела на него, чувствуя, что силы ее оставляют. Вот уже два часа, как она помогала ему складывать вещи. Незатейливые пожитки влюбленного, но весьма беспорядочного юноши. И повсюду они натыкались на зажигалки Симона, на книги Симона, на туфли Симона. Он ничего ей не сказал, он держался молодцом, сознавал это и задыхался от этого.
– Ну, хватит, – сказал он. – Остальное можно снести к вашей консьержке.
Она не ответила. Он оглянулся вокруг, стараясь внушить себе: «В последний раз, в последний раз», но ничего не получалось. Его била нервная дрожь.
– Я никогда не забуду, – произнесла Поль и подняла к нему глаза.
– И я тоже, – сказал он, – не в том дело, не в том дело…
Он хотел было повернуть в ее сторону искаженное болью лицо, но вдруг зашатался. Она поддерживала его обеими руками, она снова была опорой его горю, как бывала опорой его счастью. И она не могла не завидовать остроте этого горя, красе этого горя, прекрасной боли, которой ей уже не суждено испытать. Он высвободился резким движением и вышел, забыв свои вещи. Она побежала за ним, свесилась через перила, крикнула:
– Симон! Симон! – и добавила, сама не зная почему, – Симон, теперь я старая, совсем старая…
Но он не слышал ее. Он несся вниз по ступенькам, глаза застилали слезы; он бежал, как бегут счастливцы: ему было двадцать пять. Она беззвучно прикрыла дверь, прислонилась спиной к косяку.
Любите ли вы Брамса, друзья?