Это случилось осенью. Вообще я люблю осень… Каждый год я встречал ее одинаково: взобравшись на самую солнечную крышу, я мысленно прокручивал в памяти сцены из “Сладкого ноября”...
В такие минуты мне страшно хотелось быть похожим на мужественного Киану Ривза…Да, пусть это и банально звучит, но я всегда мечтал о своей собственной чудаковатой Шарлиз Терон. Но вопреки всем моим самым смелым ожиданиям, все вышло не совсем так, как я предполагал. Я встретил ЕЕ…
И с этого момента начинается самая смелая история, какую вы только могли слышать в своей жизни, можете не сомневаться. И пусть это покажется смешным, но в день нашего знакомства действительно по городу сновал туда-сюда листопад…
У нее были удивительные глаза – серые, в светлую крапинку и чудесные волосы, красным водопадом спускающиеся по плечам. И поэтому я всегда сравнивал ее с рассветом, за вот эту шелковистую медь…В ней было нечто такое, что отличало ее от всех окружающих. Она была подобна новому сорту шоколадных конфет: хочется попробовать и боязно. Никогда не забуду, как она смотрела на меня: оценивающе и в то же время настороженно. Как на новый товар в магазине.
Вам наверно захочется узнать ее имя. Но нет, я не назову его. Пусть это будет единственным, что я сохраню в самых потаенных уголках своей памяти. Мы встретились в сентябре, и я навсегда запомню, как долго и тщательно она отвоевывала себе право на новые ботинки, словно в них она собиралась проходить всю оставшуюся жизнь…
Нет, правда, сами посудите: какой даме в самый разгар рыжей поры года захочется приобрести тяжелые мужские ботинки вместо изящных полусапожек на высоком каблучке? А вот ей приспичило купить именно их. Я же говорю, что она была другая. Смешная моя…
Как сейчас помню, она стояла у самой витрины за стеклом и все норовила снять с манекена коричневое длинное пальто и эти самые ботинки. А продавщица, длинная и тонкая, как жердь, всячески старалась ей помешать. «О Боже! Что вы делаете! Прекратите немедленно!», - слышал я ее визгливый крик по ту сторону магазина.
А она, моя девочка, только кривлялась ей в ответ и все тянула на себя пучеглазого манекена. Чем там дело закончилось, я не знаю. Насмеявшись вдоволь на эту глупую сцену, я убрался восвояси. О чем жалею до сих пор: хотелось бы мне увидеть, как она вырывает из хищных лап продавщицы, приглянувшиеся ей детали мужского гардероба и демонстративно надевает их на себя, попутно доставая из потертого рюкзака наличные.
Почему я так уверен, что ей удалось это сделать? Во-первых, для нее не было ничего невозможного, во-вторых, в этом коричневом пальто я и увидел ее во второй раз в жизни, а тяжелые кожаные ботинки на толстой подошве глухо стучали по отполированному полу книжного магазина на углу.
Ее красные волосы торчали во все стороны, как наэлектризованные пружинки, а кисточки ярко-зеленого вязаного шарфа волочились за ней следом маленькими метелочками, подметая свежую дорожную пыль. Шагая между рядами книжных полок, она что-то сосредоточенно искала.
Я, дурак, вызвался ей помочь. Она смерила меня долгим взглядом и бросила: «Валяй. Как найдешь Оскара Уайльда, свистнешь». Я прикинул в уме что-то типа: «Не дура, классику читает». А она, словно угадав мои мысли, бросила непринужденно: «Это не для меня, а для племянника. Терпеть не могу всю эту высокопарную чушь!».
Сконфуженный, я, извинившись за чрезмерное любопытство, спросил о ее вкусовых предпочтениях в литературе, на что она фыркнула и сказала, что я говорю как напыщенный педант.
В ее устах это звучало, как «Ты полный придурок», и я даже слегка обозлился и решил уж было пустить все на самотек: пусть она, мол, сама свою книженцию ищет, но нет, я не ушел. Более того, я таки-нашел ей проклятого Уайльда, будь он неладен. Она остановила свой выбор на Дориане Грэе и с самодовольным видом вышла из книжной лавки. Постояв еще с полминуты, я хлопнул дверью с мыслью больше никогда не встретить вновь свою непонятную знакомую. Однако…
Тот день не заладился с самого утра. Журнал, для которого я кропал статейки вот уже пять лет, внезапно отказался от моих услуг. Как мне тогда показалось, внезапно. То, что это было уже заранее предрешено, я узнал, сидя в кабинете главного редактора, толстого нудного дядьки с большими круглыми очками на бугристом носу. Вертя в коротких пальцах карандаш, он говорил мне что-то о «свежей струе» и «парень, ты выдохся». Я же в тот момент мечтал о том, чтобы пустить эту самую струю на его новые, начищенные до блеска, туфли.
Он поведал мне о том, что на мое место взяли кое-кого. Я поинтересовался, кого именно. Городок у нас небольшой, а всех тех, кто крутился в издательском деле, я знал почти поименно. Имя, которое он произнес, показалось мне незнакомым, и я удивился. «Она новенькая, - пояснил мне редактор, - толковая девчушка». Как раз в этот момент открывается дверь, и кого бы, вы думали, я увидел на пороге? Свою странную знакомую в ее нелепом «вырви глаз» вязаном шарфе и натянутой почти на самые глаза шапочке в тон.
- Вы? – выдохнул я.
- Здрассьте, - сделала она реверанс, иронично мне улыбаясь.
- Вот уж не ожидал, - протянул я, - какими судьбами?
-- Это та самая прелестница, о которой я тебе только что рассказывал, - услышал я и остолбенел, - она будет у нас работать. Как я погляжу, ты со своей новоиспеченной заменой уже знаком.
Вылетел я тогда из его кабинета злой на весь мир. Остановился на лестнице и, достав пачку сигарет, прикурил. За моей спиной послышался немного нервный кашель. Обернувшись, я увидел ее.
- Оставьте меня в покое, ради Бога, - прорычал я, сплевывая на бетон.
- Простите… - прошептала она. – Я не знала, что заступила на ваше место…
- О да, как же! – саркастически произнес я, - вы не хотели, я понимаю.
- Я, правда, не знала, черт бы вас побрал! – разозлилась она, гневно сверкая глазами в мою сторону.
- А если бы знали, что бы это изменило? Вы меня и видели-то второй раз в жизни!
- А вот и третий, - надула губы она, - первый был в магазине одежды.
- Каком-таком магазине?! – проорал я. – Не был я ни в каком магазине.
- Но я вас видела. Вы стояли и смеялись. С меня, – и она подмигнула мне.
Я смотрел на нее тогда, смотрел…И что-то крутилось во мне такое легкое, крутилось. Будто все мои невидимые глазу колесики, уже давно вышедшие из строя, кто-то смазал, и они снова начали вращаться с удвоенной быстротой. Мой внутренний механизм заработал. Заработал, благодаря ей. Я почувствовал себя таким живым. Живее всех ныне живущих, честное слово…
В тот день я позвал ее в ресторан. Она скривилась и сказала, что это заведение придумали богатенькие снобы, чтобы водить туда своих жен, которые так и не научились готовить. Я рассмеялся и предоставил ей право выбора.
Она привела меня на крышу одного высокого здания. Мы сидели на прохладной черепице, пили колу, ели гамбургеры и болтали ногами. Да, точно, мы болтали ногами, как школьники, которые сбежали с урока и пришли порезвиться на городскую крышу вдали от взрослых глаз.
Она рассказывала мне всякие забавные истории, придуманные на ходу. И я даже перестал жалеть, что ее взяли на мое место: так хорошо у нее выходило сочинять. А потом она поделилась со мной своей мечтой, и я понял… Понял, что больше никогда не хочу ее отпускать.
Когда она сказала, что хочет писать сказки для детей, и призналась, что покупала тогда Уайльда для себя, потому что обожает его манеру повествования, я представил, как у нас с ней появятся собственные дети, и я буду читать им перед сном мамины сказки о луне и разноцветных гномах. И как она, проснувшись одним ноябрьским утром, откроет глаза, а у нее на подушке будет лежать еще пахнущий типографией Оскар Уайльд.
Мне так сильно всего этого захотелось, что голова закружилась, и вся планета куда-то поплыла под ярко-палящим красным парусом солнца. А ее медные локоны были моими волнами, и я несся навстречу чему-то неизвестному, зарывшись в их рассветные лучи…
Много лет прошло. Но я до сих пор вспоминаю, как встретил ее впервые. Тяжелые ботинки давно истерлись и стоят в нашем чулане среди прочего ненужного барахла, но иногда я достаю их оттуда и тыкаюсь в них носом. Я вдыхаю запах потрескавшейся кожи, и он напоминает мне о былых временах. Тех самых, когда мы были молоды и всемогущи.
А потом я иду на кухню варить кофе. И обязательно добавляю туда сливки. Потому что моя чудаковатая принцесса не пьет просто черный. И кстати…Она в тысячу раз лучше Шарлиз Терон.