Как сейчас перед глазами: Штирлиц приехал на работу в свое фашистское логово и идет по коридору... Нет, что ни говорите, все-таки товарищ наш, царство ему небесное, Тихонов - гениальный артист! Потому что так идти может только самый настоящий артистический гений! И все серии «Семнадцати мгновений…»можно было посвятить только этой вот его коридорной хотьбе. Все серии снимать как он идёт и идёт, идёт и идёт, идёт и идёт… Куда идёт, зачем, почему, с какой-такой разведчиской целью – неважно. Хоть к этой хитрющей лисе Шелленбергу, хоть к Мюллеру, тому ещё волчаре, хоть в уборную, хоть в тюрьму, хоть к самому Гитлеру Адольфу-Фердинанду, которого уже ничего от него, беспощадного Штирлица, на этом свете не спасёт. Ни советское командование, ни грустно-парящий над Цветочной улицей Плейшнер, ни даже сам пастор Шланг со всеми его связями с загадочно-могучим Ватиканом. Потому что в неумолимом выражении штирлицева лица – всё наше национальное достояние, как то - презрение к врагам, любовь к далекой, недоступной (и, подозреваю, что теперь уже навсегда), осторожной, неласковой и неблагодарной Родине, которая уже задолбала его вконец своими очень рискованными и, скажем прямо, чего уж теперь, откровенно авантюрными заданиями. «Кто из высших чинов рейха хочет договориться с Западом?». Ну, спросили! А он чего, пиво, что ли, с этими чинами в одной пивнушке пьёт? Или по легкодоступным немецким женщинам легкодоступного поведения шляется под грохот бомбёжек? Так ему некогда, по пиву да по женщинам! Он по коридорам ходит… Самого главного фашистского логова… И во время этой своей бесконечной хотьбы обреченность, высочайшая духовность, постоянная готовность к самопожертвованию, обреченная на поругание далеких недалёких потомков (это я про нас говорю, неблагодарных!), несокрушимая верность коммунистическим идеалам – все это написано на его, штирлицевом, лице и на всей его неумолимой походке!
А вот отдельный разговор – о его прямо-таки доведенной до пуританства (не дай Бог, до импотенции) высокой нравственности. Этакий, прости Господи, образцовый руссо туристо – облико морале! Я, грешным делом, когда в очередной тысячепервый раз смотрел «Мгновения…», поймал себя на мысли: ну чего он валандается с этой бабкой-квашней из пивнушки? В шахматы с ней играет, в лес вывозит воздухом дышать! Не больно ли ей жирно, что такой гарный хлопец ей постоянное внимание оказывает? Ведь рядом же, в той же пивнушке, сидит за пишущей машинкой артистка Светличная Светлана, про которую Лёлик не зря сказал артисту Андрею Миронову: «Гоша, и ты бы ушел от такой женшыны?». Вот кого надо в елки-то возить, с кем в шахматишки на досуге…Что я говорю, какие шахматы! С такой женшыной - и в шахматы! Да гори они синим пламенем все эти сицилианские защиты с ихними хосе раулями капабланками впридачу! Лично я даже е-два – е-четыре сходить бы спокойно не смог, если бы рядом, пусть даже на пока нерасстеленной кровати, сидела такая вот женшына Светличная! Я бы сжег все эти шахматы, а до кучи и шашки, и ту пивнушку, и самого Гитлера вместе с Юстасом и Алексом к чертовой матери за такую светличную! А этот…Штирлиц-мырлиц…монах хренов…уперся в эту свою бабку! У меня, говорит, дома ветчина есть. Производства спеццеха Микояновского мясокомбината. Которая только для членов Политбюро и и лично товарища Сталина. Приходи, бабка, жрать! Хорошо хоть, что она, старая, догадалась. А Габи, говорит ( во! вспомнил! Светличную там Габей звать! А нам, советским штирлицам, без разницы! Хоть девица Габи, хоть пустыня Гоби, хоть Иван Иваныч Иванов! Потому что это же – артистка Светличная! Эх, мужики, какая женщина! Я её, между прочим, ещё с фильма «Стряпуха» заприметил!). Так вот: а Габи, говорит, тоже можно со мной придет? Ей тоже ветчины хочется. И при этом, заметьте, глазками своими хитро-старческими – этак хлоп, хлоп! Дескать, ну чего? Брать Габю-то, или вдвоём будем оприходовать эту твою фашистскую ветчину ? И опять – хлоп, хлоп! Как будто у ей прямо золотуха или хронический коньюнктивит! Похоже, с одной стороны, ей и Габю жалко, эту забитую, робкую, несчастную, томящуюся в своём глубоком девическом одиночестве, немецкую девушку. А с другой стороны – ветчина. Сколько она, эта Габя, её смолотит? Нет, с виду-то она скромная, лишний раз глаза не поднимет, лишнего слова не молвит, только дрожит как в лихорадке, когда на неё Максим Максимович этаким всего лишь только отеческим, дурак такой, взглядом смотрит - а, с другой стороны, кто её знает, как у ей с аппетитом? Вот я и говорю – имеется серьёзный опас.
Да и опять я, граждане, не прав! Чего ей, Габе, эта ветчина? Чего она, ветчины, что ли, никогда не видела? Она же стряпуху в «Стряпухе» вместе с Юматовым из «Офицеров» и с Высоцким, который Глеб Егорович Жеглов, там играла! Она же на том полеводческом стане столько этой ветчины могла напробоваться, что прямо натурально стошнить может, если её без горилки закусывать! Нет, серьёзно! Сам не раз пробовал! Выташнивает без горилки, этого народного бордящего напитка!
Ну, ладно. Вернёмся к бабке. Тем более, что ей скоро всё равно помирать. Возраст, ничего не поделаешь! А то чего-то она больно спокойно веселится, когда весь Берлин в могучем советском огне, это, бабка, не к вашему фашистскому добру! Это значит, что скоро, очень скоро вашему любимому фюреру – кирдык иваныч! Зря, что ли, наш любимый штурмбанфюрер, всегда невозмутимый Герой Советского Союза, вредил вам здесь, в самом вашем логове, можно сказать, с самого своего рождения? Впрочем, это я опять ухожу от темы, потому что совершенно не об этом речь. Но Штирлиц-то, Штирлиц! Дорогой ты наш Максим Максимович Штурмбанфюрер! Вот же он, момент-то! Лови его, Максимка! Приглашай Габю в дом, накорми до отвала и тащи её, пока она от внезапно случившейся сытости ни рукой, ни ногой шевельнуть не может, в кой… Нет, можно, конечно, и поделикатней, с подходцем-обхожденьицем. Сначала спросить этак ласково: дескать, ну чего, Дуняшк, намолотилась? Не пора ли стелить? А то мне завтра с самого с ранья опять мчаться, стремглав, в это моё разлюбезное фашистское логово, задерись оно совсем со всеми своими шеленбергами-мюллерами-плейшнерами и шлангами! Вон они, простынки-то свежие, в шкапчике! И там же наволочки ещё ни разу ни на кого не надёванные! Стели, Дуняшк, назло врагам – на радость маме! Нет, а чего здесь такого-то? Жизнь, естество, они свое требуют хоть в персональном коттедже, хоть в рядовой немецкой пивнушке, хоть на шахматном турнире, хоть в кровожадных, что у Покровских ворот, застенках мерзко-обаятельного бригаденфюрера Броневого Леонида Велюровича… А то так и будешь гулять по этому бесконечному коридору, пока его доблестная Красная Армия решительно не освободит. А там, глядишь, и кинематографическая плёнка у режиссёрши Лиозновой закончится. Ей же отпустили положенный лимит – и всё, и хватит! Может, другие режиссёры тоже свои кинематографические фильмы про бесстрашных юстасов и алексов снимать хотят! Имейте же, товарищ режиссёрша, кинематографическую совесть! А то сколько же этот ваш легендарный герой будет по тем коридорам гулять-вышагивать? Это на него никакой продукции никакой плёнковыпускающей фабрики «Свема» не напасёшься! Ладно уж, пусть в последний раз в ихнюю фашистскую туалету, как говорится, на дорожку, под прицелами операторских телевизионных камер, сходит - и отправляется домой. Устраивать, наконец, свою совместную жизнь с вконец истомившейся девушкой Габей Светличной. Да-да, шевели мозгами-то, Максим Максимыч! Действуй решительно и бесповоротно, как самый настоящий, глубоко законспирированный, старый большевик! А то всё где-то ходишь-бродишь… Чемоданы какие-то подозрительные по разбомбленным улицам таскаешь… У тебя чего, своих, что ли, чемоданов нету? А если нету, то купи! Зарплату-то тебе Адольф, небось, нехилую положил. На приобретение своего персонального чемодана наверняка хватит! Да… А Габя всё сидит и сидит… А ветчина всё портится и портится… Одна эта бабка – как огурец! Всё этак тонко намекает: когда, дескать, товарищ Штирлиц, опять в ёлки поедем? А то я ужасно соскучившись по свежим лесным воздухам и пролетающим с юга воробьям! Вези, дескать, её быстрей, несмотря на свою служебную занятость в фашистском логове! Экая, право, настырная, надоедливая и беспардонная старушка! Будь я на месте Штирлица, давно бы сдал её в гестапо. Уж там бы товарищ Мюллер её ветчиной от пуза накормил! Налопалась бы на все её оставшиеся семнадцать скоротечных мгновений! Враз бы, старая обезьяна, дорогу позабыла и к ёлкам, и к палкам, и к штирлицеву персональному домику в тихом и спокойном Бабельсберге! А до ёлок могла бы и пешочком дойтить! Чай, не царских кровей! И вообще, нечего её на старости лет баловать свежим воздухом! Самим не хватает от напряжённой экологической обстановки! Самим надо от всех этих закулисных международных интриг и беспощадных бомбёжек с обстрелами проветриться! А то развела, понимаешь, моду! Никакого бензину на тебя не напасёшься!