Заметила среди читателей определенное беспокойство, связанное, очевидно, с категоричностью моей риторики по поводу агрессоров. Не выплеснем ли мы вместе с водой и ребенка, спрашиваете вы, не будем ли мы покушаться на свободу людей в их самоопределении и самопознании, вправе ли мы диктовать кому-то этические нормы?
Это беспокойство кажется мне одновременно и вполне понятным, и слегка преждевременным. Точка отсчета в этих рассуждениях кажется мне слегка смещенной. Чтобы совершать над кем-то насилие – например, насильственно навязывать этические нормы, нападать на кого-то за недостаточную работу над собой – нужно иметь для этого не только желание (которого нет), но и ресурсы. Если речь идет об этических нормах, это, как минимум, свобода слова и адекватная правоохранительная система.
Пока мы не можем свободно высказывать свое мнение без опасений, волноваться о том, что наша точка зрения станет основой для диктатуры, как-то немного нерационально. Так, в частности, нет никакого смысла опасаться засилья феминизма или пугаться #metoo, пока законодательство о домашнем насилии остается, мягко скажем, в архаичном виде.
Или, например, опасаться, что человек на букву Н станет властителем еще более деспотичным, чем сами-знаете-кто. До тех пор, пока он не вышел на свободу, не получил доступ к выборам, а его команда не перестала преследоваться и не занялась его активной поддержкой, беспокоиться о его возможном деспотизме нет никакого разумного резона. И обсуждать мои идеи через призму возможного этического деспотизма и покушения на свободу личности тоже, думаю, немного рано – сейчас у меня даже нет возможности называть многие вещи своими именами.
Этика – явление, обладающее бесконечными возможностями саморегуляции и самоконтроля. Как только вы дадите этике питательную среду, она сама себя начнет совершенствовать, отсекая всякие попытки возможной деспотии. Парадокс, но чем обширнее эта питательная среда, тем более открытым и свободным является общество, и тем больше шансов любой желающий получает, чтобы избежать проникновения в его мир не нравящихся ему этических идей, тем менее возможной становится этическая деспотия. Вот, например, почему дискуссия о свободном владении оружии в США до сих пор не обрела консенсус, хотя весь мир уже возопиет? Потому что свободное общество, и люди, отстаивающие эти права, имеют свой голос в СМИ и представительство во власти.
Ни одна этическая конструкция не является нам изначально Богом данной, и даже заповеди Моисея появились не на второй день после сотворения мира. До этого произошло весьма много довольно неприятных событий. Этика, как и правила ДД, буквально написана кровью, и за многие свободы, считающиеся сейчас сами собой разумеющимися, люди отдали жизни. Формирование этики – это всегда борьба архаики и современности, это всегда очень бурный процесс, порой не оставляющий камня на камне от прежних прекрасных идей.
Остается и закрепляется в качестве этических норм лишь то, в чем общество приходит к более или менее единому представлению. А для того, чтобы это представление сформировалось, нужна общественная дискуссия и поддерживающие ее институты. Пока их нет, мы не можем говорить не только о диктате каких-то этических норм, но и даже о каком-то мало-мальски уверенном голосе современной этики в широком обществе.