Найти в Дзене
Паралипоменон

Пленница злых стариков. Монголы после Герата

Оглавление
Где прошел грех, там и враг не оступится
Где прошел грех, там и враг не оступится

1222 год. Лето. От Герата остаются ошметки и корпус Эльджигидэй-нойона уходит на Калиюн. Неприступная крепость возвышается на утесе, закрывая перед врагами Гур. В обороне нет слабых мест. Кроме узников, которых не слышит никто. Но слышит Некто.

Продолжение. Предыдущая часть и лучшие друзья, щурятся ЗДЕСЬ

Музыка на дорожку

Неспособный как должно жить, требует недолжного от живущих

Издали, крепость Калиюн казалась орлом на вершине. Вблизи, представала каменной насмешкой над потугами бренных. К твердыням тянулись загребущие руки, но редкий завоеватель уносил ноги.

Желающему обломать зубы требовалось пройти семь - восемь фарсахов (50-60 км) на юго-восток от Герата. Здесь начинались подошвы гурских скал, на одной из которых и высилась крепость. Доступная не каждому взору, она стояла на отвесной вершине, скалясь желтоватыми зубьями.

Неудивительно, что желающих пробовать её на зубок не находилось. А когда нет желающих -годятся все.

Монгольское войско подступало к твердыне дважды и оба раза откатывалось назад. Горные войны давались кочевникам плохо. Скалы давили тяжестью, пропасти нагоняли жуть. Хотелось уйти скорее. В привольные степи, где можно скакать во сне, а за человеком не повторяют слова. Даже помнившие Джамуху, не привыкли к эху.

Калиюн долго не брали, дорожа временем и жалея людей. Неуместная настырность, когда с потерями не считаются, чтобы ханам слаще спалось, монголами не приветствовалась. При необходимости они легко отступали, отдавая предпочтение крепкому уму, а не твердым лбам.

Что многие путают

Калиюн решили брать во чтобы-то ни стало. Судьбу его решили причины явные и тайные и прежде всего долговязые братья-наместники. Близнецы-великаны, стоявшие с конным лицом к лицу, правили крепостью долго. Отцом эмиров был славный Абубакар, а сердце принадлежало Хорезму.

Его дела они не оставили и после того, как Хорезм пал, а дело рассыпалось. Вдохновители убийства гератских наместников, надеялись укрыться на вершине. Где не слышно угроз и не долетают стрелы.

Для обороны у них было всё.

Копья и мечи, ущелья и скалы. Семь не иссякающих колодцев с родниковой водой и плато не перестающее плодоносить.

Но было еще одно.

В одной из башен томилась женщина. Для ускорения сюжета, её историю можно было-бы опустить, но. Женщине было плохо, очень. А когда женщине плохо, ни о чем другом мужчина не думает.

Такими уж нас создал Господь, и дай Бог нам такими остаться.

Летняя пташка

Господь дает имя, имя даёт судьбу.

В его жизнь она входила на цыпочках. Как и сам он её изредка называл, хотя родители нарекли дочь другим именем. Созвучным с тем, как в большинстве человеческих языков именуется мудрость.

Все знали, что она знатного рода. Но никто не понимал - насколько.

Свет не трубит и происхождение не выставляется
Свет не трубит и происхождение не выставляется

Избранника (она сама его выбрала) звали Салман.

Чаще звучала приставка аль Руми. Так к нему обращались и о нем говорили, подчеркивая выходца из западных Султанатов. Салман аль Руми был выходцем из стран, где солнце ежедневно тонет. Но войны с людьми Креста, даже и это не останавливает.

Мясистый и плотно-сбитый, он нравился ей всем и всю наполнял без остатка. Она жадно улавливала его взгляды, сердилась их за их недостаточности. Хихикала над глупыми (большинство мужчин шутить не умеет...) шутками, а в мимолетных фразах выискивала глубокий смысл.

Словом была влюблена, без остатка.

Всё в нем сводило с ума. Спокойная уверенность увальня и косолапая походка медведя. Корпение над бумагами и сопение над кебабом. Часами она любовалась тем и другим. Хотела любить и любила петь.

Впрочем дела его... Дела его были опасны.

Салман и приятель Рази собирали кружок вольнодумцев и кого только не водилось в их доме. Дервиши и бродяги, поэты и умалишенные (поди-ка одних от других отличи) дельцы и люди определенных занятий лишенные. Всем находилось место и подавался рис, с мясом и специями.

Вольнодумцев было много, позволяя сообществу голову развивать, а обществу за голову браться. Что многим пришлось не по нраву.

Неудивительно. Именно из кружка вытекал елей мысли, наполнявший сосуды умов. Не всегда он был елеем, но всегда тёк.. Казённое перо пыталось было творить в ответ, но его плоды с налетом вымученной восторженности - светились скукой.

Их не ели с охотой, хотя их творцов охотно кормили.

Мало-помалу смыслы кружка завладели умами Западного Султаната. Торгующие сыпали жемчугом его мысли, а в ответ покупающие щедро отвешивали искры острот. Мир менялся стремительно.

Она была счастлива обеспечивать его быт и следила за порядком в бумагах. Иной раз и сама туда подглядывала, отчего он ворчал и мурлыкал. Мужчин раздражает женская любознательность, но разве не ради неё одной только, они и творят.

В остальном, его друзья бывали несносны, а от башмаков (мужских!) разило дохлятиной. Впрочем она любила так, что легко мирилась и с этим. Молодость порхала бабочкой, не зная еще, что лето проходит быстро, а уязвленная старость умеет мстить.

В объятьях больной обезьяны

Чем больше об этом думаешь, тем больше это тобой становится

Эмир той страны больше всего на свете любил власть над людьми и прижитого от неизвестной (людям) матери сына. Не любил он (ненавидел) всех кто мог на сына и власть покуситься.

То есть, не любил всех.

Справедливости ради, он был неплохим хозяином для своего времени. Но его время ушло, а он уходить не собирался. Его власть сделалась темной и душной как июньская полночь, превратив песни в завывания, шутки в ругательства, а обещания в пыль. Но хуже всего было другое.

От него все устали.

Старость ранима, а ранимое ранит.
Старость ранима, а ранимое ранит.

Но будучи телом еще крепок, он на усталость (от себя) - плевал.

А после себя собирался оставить всё сыну, чьё смутное происхождение затуманивало права на престол. В разлом действительного с желаемым направлялась львиная доля острот кружка, отчего правитель грыз ложки и выплескивал блюда.

Угроза расправы (по ночам в Султанате душили) переместила сообщество вольнодумцев подальше. В Румские земли, где его изрядно пополнили греки, армяне и сыны Авраама. На происхождение не смотрели и место находилось всем, кроме тех кто усыплен равнодушием.

В елей, с прежней силой вытекающий на базары, новые люди привнесли ароматы книжного знания. Вольнодумцы открыли для себя древних греков, чьи умозаключения сумели сохранить греки новые.

За что им хвала и честь!

Насущное властно заставляло искать ответы в старых вопросах. Давно разобранных, но всегда повторяющихся. Салмана, Рази и других интересовало как тирания рождается, сколько живет и как умирает. И словно посмеиваясь над заботами юности, манускрипты дышали древней пылью. Что не мешало им описывать нынешний день.

Открытие всегда обескураживающее начинающего читать.

Некто из тех поэтов сравнивал тиранию с больной обезьяной, обвивающей душу лапами и хвостом. Гонимая болью и страхом, рано или поздно обезьяна начинает кусать. И это не вина тирании, но сущность. Каким-бы славным человеком тиран не был, с этим он ничего поделать не может. Тем паче, именно его душу обезьяна терзает больше всего.

Хотя и другим достается.

Чем теснее в груди, тем другой виноватее
Чем теснее в груди, тем другой виноватее

Не выдержав острых уколов и колющих острот, Эмир обратился к насилию. Её и Салмана похитили на дорогах чужой страны. Отчего ее слабые правители возмутились так же как жили. Слабо.

Римом - Рум быть перестал. Римом - Рум никогда не был.

Собачий рай

Кулак правды не отменяет, но заменяет по времени

Кулаки чесались давно. Первым делом Салмана избили. Били подло и подлые. Кто еще будет бить связанного. Приложил руку и сам (Эмир), опустившийся этим до черни. Гораздой на драки с беззащитными.

Крепкий еще мужчина, несколько раз врезал кулаком по лицу, приговаривая

Князь риса. Эмир свеклы

Прозвища, которыми его нарекли вольнодумцы, высмеивая подчеркиваемую заботу о землепашцах.

Те и сами ей тяготились, но дело было не в них. Особенно сейчас, когда враг оказался в руках и на его страданиях отводилась душенька.

Или душонка. Как кому угодно.

Сильный мужчина с тряпкой во рту сидел на полу, ворочая скрученными назад руками. Болтал головой, уворачиваясь от ударов в лицо и пытаясь дышать переломанным носом - мычал. Так выглядит прелесть палаческой правды. И прелесть эту, кто-то (ведь...) называет моя.

Салман не сломался.

Как часто ломается человек под накатом насилия. Когда используя мимолетное колебание воли, зло навязывает себя здесь и сейчас. Заставляя в чем-нибудь признаться и чем-нибудь поступиться.

Молодой человек не дрогнул сразу и с ним стали работать в долгую. Попросту отпустили на все четыре стороны, но его женщину оставили у себя. В месте (проклятом!), называемом местными Перекрестье.

О ней хорошо позаботятся...

Заверили Салмана

И стоит-ли удивляться, что он не ушел. Ни на второй день, ни на третий. Избитый, голодный в обрывках одежды, забываясь урывками сна, он как пес бодрствовал у стены. За которой упрятали душу.

Бог создал мир, а дьявол тюремные стены.
Бог создал мир, а дьявол тюремные стены.

Пока есть мужество, человек ума не теряет. Пока мужество есть.

Неделя без сна, без еды, которую заменили картины, что с нею делают прямо сейчас, превратили мужественную душу Салмана в лохмотья. Уксуса (в чашу) подливали стражники. Меняясь, они подмигивали

С ней всё в порядке

И улыбались многозначительно.

Если человек (мужчина) когда-то кого-то любил, он последующие действия Салмана может и не одобрит, но поймет.

Прикинув, что гость дошёл (до сотрудничества) его вызвали к человеку. Тот начинал сидеть и смотрел пытливо с львиной безуминкой во взгляде. Вдобавок на пальце красовался перстень с козлиным черепом.

А ты ведь еще очень молод, Салман. Жить тебе, да жить.

Начал он беседу с надежды

Будь попроще, а люди потянутся

Завершил он её пожеланием и... у кого из проживших лет двадцать хотя-бы, такого человека (с козлиным черепом) не было.

Салману дали отмыться, новый халат и миску чечевичного супа. Ел он жадно и старался не думать. Вообще больше не думать. Ни о чем.

С ней все будет хорошо. Но и ты должен быть хорошим

Упредил человек с черепом

Салман ему поверил. Не потому-что тот говорил убедительно, но потому-что поверить хотел. И не мог не поверить, не сойдя при этом с ума.

А ты как (чистоплюй) думал? Это тебе не значки рисовать.

Потом Салмана водили как прирученного волка, и друга... По базарам и весям, где он укорял себя за прошлое, а слова свои брал обратно. На пирах он же спорил с послами иноземцев, доказывая что никто его в стране не держит. И он в любую минуту, может уехать назад.

А потом... Настало время жениться. Человек с черепом подобрал партию, девушку хорошую, но слегка осторожную. Под стать характеру, который уже оглядывался на возможное насилие. В каждом деле и слове.

Их свадьбу, пленнице показали издалека. Ни один мускул на лице не дрогнул, даже когда они целовались. Природное благородство оказалось цельным, лишив стареющего Эмира зрелища.

Она еще надеялась, но через девять месяцев к ней принесли близняшек. Одна была робкой и опасливо косилась, а вторая посредственной. Как плод человека, отказавшегося от большего по страху.

Осознав, что это конец, пленница замолчала. Бушевавший поток, который она так жадно для него копила, уместился в два слова

Господи помилуй

И это заменило всё, как всегда (всё) заменяет молитва.

Стареющий Эмир отдал ее хорезмийским послам. Переждать детородный возраст, где-нибудь подальше, и повыше. А потом... пусть идет куда хочет и с кем хочет живет.

Хорезмийцы пожали плечами и увезли женщину. Сначала в Герат, а потом в Калиюнскую крепость. Чего только для хорошего друга не сделаешь, а не делать бы надо - многого.

К Эмиру явился Гость, огласивший Перекрестье кличем

Эй, Начальник!

Вопрос времени завершает время вопросов.

Незнакомец не ступал по земле, но шаги его слышались издали. Не сговариваясь стража бросала копья и преклоняла колени, чувствуя Власть. В одной руке Гостя лежал венец, предназначенный усердным в преумножении Божиих дарований. В другой плеть для трусов, лентяев и приравненных к ним.

Тех кто запугивает и соблазняет. Мешая становиться тем, кем Господь быть предназначил.

Где София?

Требовал Незнакомец

Никто не посмел отвечать, где находится дочь Знатного Господина, отданная мужественному юноше. И во что юноша превратился. Мужество без мудрости и мудрость без мужества - добрых плодов не приносят.

Все молчали. Все трепетали в мире, где их разлучила угроза насилия. А вместо этого натужная сообразительность (с временем) в корчах рожала пустоту, истекая восторженной лестью и косясь на опасность.

Не было задорной песни и звонкой мысли, глубокого стиха и уместной колкости. И даже признательность чужого подвига, отменял страх и душила зависть. Согласие с неправдой воцарилось над всем. Потому что как-то все-таки, а дальше жить надо..

Стоит-ли говорить, что Знатный Господин не дождался внучат, а тех которые появились (от насилия) не признал Своими.

Ты хоть представляешь, что с тобою за это сделают, Тля

Вопрошал Его Посланник.

Подразумевая не насекомое, но семя подлости, что в любую душу привносит страх. Какой-бы доброй душа не была изначально.

Эмир скосился к носу и бурчал. Отец сыновей, не ведавший как отцы любят дочек и что делают с их (дочек) обидчиками.

А что говорить о Создавшем отцовство.

Странно, что будучи смертным, ты так говоришь

Бросил злобный старик

Странно, что будучи смертным, ты так поступаешь

Ответил Незнакомец и удалился

А потом случилось вот что.

Всему есть конец, даже тому кто обычно заканчивает.
Всему есть конец, даже тому кто обычно заканчивает.

Делопроизводитель (человек с перстнем) обратился в усталого льва с перебитым хребтом и крестообразной отметиной на сломе.

Он смотрел на старика дико, и плотоядно облизывался. Черные пятна на впалых боках и мухи на отвисающей пасти, говорили что и льву (тоже) оставалось не долго.

Я князь этой земли, меня есть нельзя!

Вопил злыдень

А я князь этого мира и тебя мне отдали живым.

Передразнивал лев с характерной насмешливостью

Ты так долго мне подражаешь, что сделался моим отражением. Мы больше не расстанемся. И даже смерть не разлучит нас.

Пахнуло могилой.

Старик увидел себя в свадебном платье из трупных червей. Лев подобрался, взял его под руку и повел за собой на брачное ложе. В печь, где гудел огонь и визжали бесы.

Крик был таким, что чернявый становился седым, а дурашливый устраивался (наконец!) на работу.

Историю эту рассказывали поэт, бродяга и дервиш. Предостерегая, что любой грех - подражание дьяволу, близость к нему и за ним следование. Любой, но особенно истязание человека и от этого радость.

Эмир помешался и еще некоторое время жил.

Сын же его (с другими султанами) будет разгромлен туменами в битве на Лысой горе Кёсе-Даг. И до этого мы тоже (даст Бог) доберемся. В главах посвященных кампаниям Чормаган-нойона и Байджу в Малой Азии.

А пока...

Мы не знаем что будет с пленницей. Зато нам известно, что было с крепостью, где она содержалась. Иди и виждь - приказывает Дух.

Пойдем и увидим.

Подписывайтесь на канал. Продолжение ЗДЕСЬ

Братья и сестры, с Праздником Святой Пятидесятницы! Благодать Духа Святаго да пребудет со всеми нами.

Общее начало ТУТ. Резервная площадка ЗДЕСЬ

Поддержать проект:

Мобильный банк 7 903 383 28 31 (Сбер, Киви)

Яндекс деньги 410011870193415

Карта 2202 2036 5104 0489

BTC - bc1qmtljd5u4h2j5gvcv72p5daj764nqk73f90gl3w

ETH - 0x2C14a05Bc098b8451c34d31B3fB5299a658375Dc

LTC - MNNMeS859dz2mVfUuHuYf3Z8j78xUB7VmU

DASH - Xo7nCW1N76K4x7s1knmiNtb3PCYX5KkvaC

ZEC - t1fmb1kL1jbana1XrGgJwoErQ35vtyzQ53u