Школьный роман
КНИГА 1. ЛЕТО
Часть 1. Двадцатые числа июня-17
– Я сегодня как нормальный человек: без переработок. Сбежала ровно в шесть! – весело закричала Людмила Георгиевна с порога. – Только в магазин заходила за творогом: что-то мне вдруг скоропостижно вареников захотелось. Думаю: когда я еще домой вовремя приду и смогу на кухне повозиться? Если вы уже что-то сварили или нажарили – пусть на завтра будет, ладно?..
Ужин они готовили втроем: Эля с Людмилой Георгиевной делали вареники, а Валерка варил. Элиных проблем не касались, и вообще все выглядело так, будто Элино присутствие – это что-то само собой разумеющееся. Единственно, что напомнило об этих проблемах, – брошенная вскользь фраза: «Тебе Валера сказал, что завтра на работу?». Эля кивнула, и потом все трое обменивались только фразами на кулинарную тему. Хотя взгляд Валеркиной мамы, открыто изучающий, немного смущал девочку, особенно когда они остались вдвоем: отец не приехал из села от родственников, а Валерка отлучился. В половине восьмого раздался телефонный звонок, и Валера, поговорив с кем-то минуты полторы, прибежал в кухню, на ходу снимая фартук.
– Мам, я к Сафьянниковым! Алешка сейчас звонил, просил Ирку забрать – мама у них сегодня в ночную смену идет, а Алешка остается в больнице, какой-то очень тяжелый больной попросил… Не знаю, может, я чего-то не так понял? Он протараторил и трубку бросил, я ничего уточнить не успел... Он же несовершеннолетний, не должны его в ночь…
– Он мог сам так решить – Лешку не знаешь, что ли? – сказала Эля.
– Короче, я за Иркой!
Он убежал, а Эля осталась с Валеркиной мамой. Последние вареники были долеплены и брошены в кипяток. Людмила Георгиевна убрала со стола дополнительную клеенку, на которой они готовили, смахнула белые пылинки муки, положила Эле и себе вареников из большой миски.
– Еле дотерпела! – засмеялась она, проглотив первый. – Давно я их не делала. Мужчины мои с тестом не любят возиться, а я могу и поздно вернуться, в культуре рабочий день практически ненормированный – уже не до кухни.
И тут же снова подскочила к плите – вынимать из кастрюли последнюю порцию готовых вареников. Эле опять стало неловко: она сидит, а другие работают.
– Волосы покрасить не хочешь? – неожиданно спросила Людмила Георгиевна за спиной.
Эля растерялась, несмотря на Валеркино предупреждение.
- Я… хотела. Только у меня аллергия на краску. Я знаю, что некрасиво, – она опустила глаза и нервно сжала пальцами вилку.
– Ты кушай, не отвлекайся, – Людмила Георгиевна, возвращаясь на свое место, мимоходом успокаивающе провела ладонью по плечу девочки. – Я, пожалуй, сказала бы не «некрасиво», а «неестественно». Тебе же не пятьдесят лет, а пятнадцать… А какую краску ты пробовала?
– У них в парикмахерской только «Гамма» была, – вздохнула Эля. – Мне мастер чуть-чуть намазала вот тут, – она показала на сгиб локтя. – И почти сразу… ну, может, минут через пять, как только эта краска подсохла… зачесалось и волдыри вспухли, как от крапивы… прямо на глазах. Смыли и сказали: этим нельзя, а больше ничего нет. Я часто в магазинах смотрю. Везде одна «Гамма», ничего больше. А если что-то другое, то цвет не мой: или светлый, или рыжий… красный… не люблю такие.
– Ясно… Ну, не страшно! Хной с басмой можно, они безвредные, только повозиться придется: час с хной сидеть, потом еще два часа с басмой. Вот только не помню, где я их видела, – задумалась Людмила Георгиевна. – Ладно, поищем. В крайнем случае, еще немного потерпи, я скоро в Москву поеду, уж там-то все есть.
Она опять поднялась из-за стола и, проходя мимо Эли, снова ласково притронулась к ее плечу. Когда-то давно так делала мама. От этого сравнения у Эли снова запершило в горле, но она быстро справилась с собой – даже на лице ничего не отразилось. Несмотря на юный возраст, Эля давно научилась не показывать своего настоящего настроения и состояния. Новые родственники научили, причем, довольно быстро. Мачехины двойняшки смеялись над ней, когда Эля плакала, вспоминая умершую маму, били, если она огрызалась или отказывалась сделать что-либо, что они требовали. Мачеха была недовольна тем, что Эля не улыбается ей, и как будто не понимала, что и вся ситуация в доме Калининых, и ее собственные манеры, и поведение ее детей абсолютно не располагают к улыбкам. А может, в самом деле не понимала? Когда она за что-либо отчитывала Элю, для ее двойняшек это было бесплатным спектаклем. Даже если она в такие моменты играли в другой комнате, непременно все бросали при первых же резких звуках материнского голоса и, покуда продолжалась разгромная речь, стояли рядом и с радостными улыбками смотрели на плачущую Элю. Да много чего происходило, вроде, если рассудить, все это мелочи, но когда их слишком много… Не зря же появились поговорки о последней капле, переполнившей чашу, последней соломинке, ломающей спину верблюда…
Из прихожей донесся удар в дверь, и Эля вздрогнула: это напомнило, как стучал отец, возвращаясь домой пьяным. И тут же задребезжал долгий звонок. Людмила Георгиевна с тревогой взглянула на застывшую в ужасе девочку.
– Что с тобой? Это наши. Валера, хоть это и некультурно, стукнул ногой в дверь – у него же Иришка на руках. А она тут же позвонила. К нам только на руках – она же лестницу не осилит!
Валерина мама вышла из кухни. Эля осталась сидеть за столом, пытаясь унять дрожь и сердцебиение. Была слышно, как Людмила Георгиевна, впустив Валеру, слегка отчитала его за то, что напугал одноклассницу. Эле стало неловко: вот, из-за нее досталось мальчишке… и досталось ни за что. Он при чем, если у нее нервы такие? Нет, надо себя в руки брать!..
– О-ой… у вас вареники. Так вкусно… – расстроилась Алешина сестренка, войдя в кухню. – А мама меня покормила… в меня не влезет.
– Ну, один или два осилишь? – улыбнулась Людмила Георгиевна. – А остальные мы тебе на утро оставим, Валера разогреет.
– Только зажарь посильнее, – попросила девчушка. – Мне с корочкой нравится.
– Будет исполнено! – по-военному ответил Валера.
Эля тоже выдавила из себя улыбку, хотя улыбаться не хотелось. Она знала, что у младшей сестры Алеши Сафьянникова больное сердце, но не знала, насколько все серьезно. Маленький ребенок не может подняться по лестнице… бледненькая… губы обведены синеватым контуром (Эля такое видела впервые).
– А почему Алеша на ночь в больнице остался? – спросила Людмила Георгиевна.
– Дяде больному плохо, – серьезно, как взрослый человек, который понимает, о чем он говорит, сказала малышка. – Надо, чтобы с ним кто-то сидел всю ночь. А людей не хватает.
***
Алеша Сафьянников чувствовал себя на работе в первый день немного неловко. В его семье всегда осуждалось понятие «по блату», теперь же его самого приняли на работу по знакомству: Игорь Алексеевич попросил отца, чтобы тот взял в свое отделение на время каникул его ученика – и подработать, и ради стажа для поступления. Мальчику казалось, что коллектив смотрит на юного санитара косо, – малолетка, мол, будет приходить только по утрам, работать будет неполную смену, он в три часа уйдет, а кому-то потом до восьми вечера мыть вместо него полы в палатах и кормить лежачих больных… Вчера он попробовал остаться до конца смены, но профессор решительно пресек эту попытку нарушить трудовое законодательство. Сегодня же на Алешу внимания не обращали: ночью привезли попавшего в аварию шофера-дальнобойщика, и уже несколько часов шла операция: у рижанина был серьезно поврежден позвоночник и пробита голова. С утра работала совсем другая смена. Среди сотрудников особенно выделялась худенькая строгая старушка с поразительно острым взглядом темных глаз.
– О-о-ох ка-а-ко-о-ой! – пропела она, внимательно посмотрев на Алешу. – Давно у нас таких не было. Толк будет, вижу.
И отошла от озадаченного мальчика, направляясь к палатам в другом конце коридора. Молодая медсестра, красивая, хотя и полноватая брюнетка, улыбнулась.
– Считай, что ты уже две аспирантуры окончил! Эта наша бабка Ангелина, знаменитая ведьма! Если она похвалила – ты того стоишь… Представляешь, куда ты попал? – она сделала страшные глаза. – Профессор – волшебник, а санитарка – ведьма!.. А мы все еще не волшебники, мы только учимся.
– Почему ведьма? – растерянно спросил Алеша. – Она, кажется, не злая.
– А ведьмы не обязательно злые… Кстати, меня Аллой зовут… Ты русский язык хорошо знаешь?
– Ну… нормально: между «четверкой» и «пятеркой»…
– Слово «ведьма» происходит от слова «ведать», то есть «знать». Быть злой колдуньей при этом не обязательно… Мы в школе старославянским увлекались, даже разговаривали иногда на нем, – Алла засмеялась. – Один раз нам даже место в автобусе уступили – подумали, что иностранцы… болгары какие-нибудь там… или югославы…
Алеша тоже засмеялся.
– Вы, конечно, разубеждать не стали?
– Не стали! – весело призналась Алла. – Мы в оперный ехали, на «Князя Игоря». Ехать было довольно далеко – а тут предлагают сесть. Оно все с того и началось: заговорили про «Слово о полку Игореве», кто-то фразу вспомнил, кто-то другую. Самые умные что-то еще и комментировать начали по-старославянски… Люди оглядываться начали, один встал, второй: «Садись, пожалуйста»… Вроде все в восьмом классе читали это «не лепо ли бяшеть» и «за шеломями еси», а тут не узнали… У нас учительница хорошая была, и к русскому, и к литературе приобщила, до сих пор все помню, хотя как бы уже и не нужно, особенно что-то из теории литературы, или тот же старославянский – я же медик, не литератор. А я все равно помню, – Алла, возвращаясь к началу разговора, вдруг перешла на шепот, словно боясь, что ее услышит старая санитарка. – Она, бабка Ангелина, в самом деле что-то ТАКОЕ знает. Это у нас рентген ходячий… Вот дождись, когда больного из операционной вывезут, – и обрати внимание: даже Алексей Дмитриевич на нее оглянется и послушает, что она скажет… И работников новых встречает по-своему. Может так, как тебя. А кого-то по-другому. Мне кажется, если бы от нее что-то зависело, она без всяких разговоров с порога сразу выгоняла бы. Только при мне двум медсестрам сказала, когда увидела: «Девочка, зачем ты сюда? Больных жалеть надо. Всех больных. А у нас – особенно, тут тяжелые случаи. Просто десяток уколов сделать, а потом глазками стрелять три часа до следующих процедур не получится». Примерно так обеим. Они еще не работали, себя не показали, а она заранее. И оба раза не ошиблась, представляешь? Они и вправду невнимательными оказались. Алексей Дмитриевич главного попросил, чтобы их куда-нибудь перевели, где попроще… Не для нашего отделения девочки оказались! А характеристики из училища хорошие… Ладно, давай работать, побежала я уколы делать!
Алеша тоже отправился на рабочее место, но, занимаясь своими делами, все прислушивался: не закончилась ли операция?.. Да и все ждали. Какое-то свое сообщество тут было, куда входили и медики, и пациенты: за результат переживали все – ведь речь о человеческой жизни. Это Алеша уже понял.
Время приближалось к обеду, когда двери операционной открылись, и оттуда осторожно вывезли больного. У Алеши по спине пробежали мурашки: огромный человек был поразительно похож на Валеркиного отца, только брови и ресницы у него были очень светлые, почти белые… Гипс… бинты, на которых кое-где уже проступили пятна свежей крови… И персонал, и выздоравливающие больные, которые время от времени бродили по коридору в качестве прогулки, приблизились к каталке. А профессор (легендарный профессор Городецкий!)… с надеждой и некоторым опасением смотрел на «ведьму» (простую санитарку), как ученик на учителя, проверяющего у него на глазах контрольную работу: вроде бы там все верно, но не придерется ли учитель к чему-нибудь?..
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями