Восьмиклассник Борька Михеев был счастлив. Да ещё бы! У него было целых сто рублей. А в 1988-м году это было целым состоянием для школьника.
Правда, не для всякого - вон Джамал Самедов, по прозвищу Мамед - из седьмого "а", видимо, денег не считает: "Мамед, где у тебя отец работает?" - "В магазине, директором!"
Так уж вышло, что Мамед тоже к этим ста рублям приложил руку...
В общем, обо всём по порядку.
В школе многие ребята собирали монеты. Не был исключением и Борька, день за днём он откладывал каждую копеечку, чтобы в один прекрасный час наведаться на "Киевскую", где у магазина "Филателия" постоянно тусуются коллекционеры. Конечно, Борька ещё школьник, и его могли даже там "раскулачить" большие парни с дубовыми лицами, но, в крайнем случае, можно от них удрать.
По приезде на толкучку Борька сразу же попадал под влияние маститых коллекционеров. Вон тот усатый курчавый мужчина, наверное, миллионер: у него в альбоме даже платиновая монета есть. И не стесняется говорить, что он еврей.
Вон и баба Вера с многочисленными альбомчиками. Говорит тихо, всегда вежливая, в очках, похожа на учительницу русского языка, Маргариту Петровну. "Сколько стоит рубль Николая Второго?" "Этот? Двадцать два рубля". " А за двадцать один?" "Можно и за двадцать один!" Всем бы так!
В общем, наведывался туда Борька примерно раз в месяц: чаще не получалось, так как денег было мало. Накопит парень двадцать пять рублей - и вперёд. Меньше, чем двадцатку, с собой брать не имело смысла: всякие простые медяки у него были уже в большом количестве, а раритеты стоили дороже. Хотелось же серебра, которого у Борьки почти не было.
В свой самый первый приезд Борис неожиданно "схватил" полтину 1815-го года. Ему это тогда показалось просто фантастикой ("Пушкин держал!"), но продавец, правда, был недоволен, когда неловкий школьник вдруг уронил монету: "А вот так не надо делать!"
Десятиграммовый потёртый кругляш звонко стукнулся о бетонный пол магазина, подпрыгнул, и был Борькой тут же куплен, за пятнадцать советских рублей.
В последний свой визит на "Киевскую" у Борьки была с собой только двадцатка. Он уже приглядел себе рубль 1924 года за восемнадцать, но тут...
Из альбома на Борьку смотрел Пётр Первый. Монета достоинством в рубль была в прекрасном состоянии, 1707-й год. "Это копия", - тут же пояснил парню продавец.
Копий у Борьки ещё не было. А эта была очень красивая, совсем как настоящая монета: с глубоким рельефом, серебряного цвета. Стоило такое удовольствие семнадцать рублей.
Наш юный собиратель думал недолго, и вот уже увесистый кругляш оттягивает его карман.
Сначала всё было хорошо. Борька положил монету в альбом, и каждые пять минут ею любовался. Но потом монету увидел отец, тоже коллекционер-любитель, презрительно постучал ею об стол, при этом монета не звенела, а стучала, и процедил сквозь зубы: "Ну, если тебе нравится..."
Но Борьке уже не нравилось. И денег тоже не было, для новой поездки на "Киевскую". Копить долго. А если отвезти монету обратно, то её возьмут только рублей за десять, если возьмут. Непозволительная потеря.
И тут Борьку осенило: Мамед! Тоже коллекционер, и с деньгами, для него двадцатка - как семечки. Помнится, всё ходил, канючил, нет ли у Бори чего на продажу. Но не было. Утром Борька взял монету с собой. После второго урока в коридоре подкатил к Мамеду: " Погляди, чего есть"... Тот аж затрясся: "Сколько?!" "Семьдесят!" - брякнул Борька.
Через день деньги были. Мамед не имел понятия о копиях, и остался доволен. Доволен был и Борька - ещё бы, такие деньжищи! А тут ещё и отец долг отдал, поэтому и вышла сотня. Сто рублей! Борька просто прыгал от счастья! Хотелось бросить уроки, и буквально улететь на "Киевскую". Но прогуливать он никогда не отваживался.
Пришлось ждать окончания уроков. Зато потом он рванул к метро по весенней слякоти, не жалея подошв.
"Киевская" встретила солнышком.
Коллекционеров в этот раз у магазина было немного, но зато там был курчавый усач. Боря направился сразу к нему. "Что интересует?" - неспешно выдал мэтр. "Рубли!" - выдохнул школьник.
Усач не спеша развернул альбомчик: "Вот Александр Третий, тридцать рублей, Павел Первый, шестьдесят, Екатерина, семьдесят..."
Рубли были отличные, Борька не мог наглядеться. И выбрал два - Павла и Александра. Екатерину брать не стал, хотя мог бы. Но уж очень понравилась надпись на павловском рубле - "Не нам, не нам, но имени Твоему". Отец потом объяснил Борьке, что это из Библии.
Радость оказалась короткой.
На следующее утро в вестибюле школы Борьку уже ждало угрюмое лиловое лицо Мамеда.
"Это не серебро! - сходу заявил тот, - у Петра нос красный!"
И точно - из-за того, что Мамед дома вздумал потереть монету, на портрете проступила предательская краснота...
"Завтра принесёшь мне деньги, - озвучил дальнейшие планы Мамед, - иначе отец придёт".
Борьке не слишком-то хотелось общаться с отцом Мамеда, но и денег тоже не было. " Может, заболеть?" - думалось незадачливому продавцу. Но здоровье было идеальным.
Ясно, что ничего из коллекции продавать он не хотел. Тем более, что требуемой суммы не даст и вся его коллекция, за исключением двух рублей, купленных недавно. Но с ними Борька не расстанется, это исключено.
Предлагать Мамеду велосипед он даже не пытался. Зачем тому его бывалый "Орлёнок"?
Борька нашёл иной выход - серебро. Отец нашёл его под полом в их старом доме в жестяной дореволюционной банке - ложки, вилки, цепочки. Борька знал, что чайная ложка весит 26 граммов, металл стоит примерно по рублю за грамм, итого надо три ложки...
Мамед, конечно, поморщился, но ложки взять согласился. И отдал Борьке обратно рубль с красноносым Петром. Борька закинул рубль на антресоль - подальше, чтобы и не вспоминать.
Выход был не самым лучшим, но Борис других не видел. "Потом, когда-нибудь, куплю три ложки, и положу обратно", - думалось ему. Но, по-видимому, это "потом" ожидалось ещё очень не скоро.
Ещё про монеты
Подписка и оценки порадуют.