ГЛАВА 1. Древний
Кузя был самым старшим из старшелеток и поэтому Виктор Сергеевич доверил арбалет ему. Прочие были вооружены кто чем, но у никого не было огнестрельного оружия. В патруле оно было без надобности. Да и производило слишком много шума. Конечно из арбалета учились стрелять все. Доверие – это такая штука, которая сегодня есть, а завтра не выполнишь поручение и будет тебе.
Но Кузя всегда отличался. Ему нравилось быть старшим в различных группах: будь то патруль, кружок чтения или моделирования. Иногда это раздражало, злило, но мальчишки предпочитали не связываться с Кузей еще и потому, что он никогда не ябедничал.
Дневной патруль был всегда самым скучным. Идешь себе пока солнышко припекает. Все видно, все понятно. То ли дело ночной! Здесь и тайна, и шорохи неизвестные. И не спишь после отбоя как все прочие. Но безопасность требовала соблюдения всех мер. Мальчишки это знали и относились со всей тщательностью.
Маршруты патруля были разные, но всегда начинались от западных ворот Лагеря, потом шли к речке и уже оттуда группы расходились по своим маршрутам. Дневной патруль состоял из двух-трех групп по четыре человека в каждой. Чаще всего одна группа патрулировала территорию леса между Ларьком и Пещерой Бетмена, другая – Тропу Праведников, а последняя – Пляж Черепов. Самым обидным патрулем был тот, что патрулировал Пляж Черепов – до моря вот рукой, но не искупаться, ни на песке поваляться. У тех, кто патрулировал Тропу Праведников, тоже было не веселее: пространства там было мало и броди туда сюда вдоль старой дороги. Тем же, которые патрулировали лес, было интереснее всего: и не припекает, и можно в прятки сыграть, да и в Пещере Бетмена в «Эхолова» поиграть.
В «Эхолова» играли так: выбирали из словаря слово, назначали Крикуна, и он становился в самом центре первой залы. Остальные становились в разных местах. Крикун давал сигнал, все готовились, а он во всю силу выкрикивал слово. Эхоловы должны были его подхватить так, чтобы все слилось в одни звук, который словно весь наполнял залу пещеры и не должен был потревожить Друзей Бетмена.
Но все менялось, когда наставало время ночных патрулей. Вот тогда-то самым лучшим становился тот, который проходил на Пляже Черепов. Лес был слишком густой чтобы в нем ночью было достаточно интересно, а вот на пляже… ночью можно было даже и искупаться, и звездами любоваться если погода была очень хорошая. Правда, в «Спутник» последнее время уже почти не играли. Слишком игра эта была скучная. Пока что старались придумать новую игру, но не очень выходило. Кружок «Что?Где?Когда?» даже конкурс объявил на лучшую игру для ночного патруля, но идеями их почтовый ящик никто не заваливал. Может быть, потому что самые лучшие игры придумывал Виктор Сергеевич, а может быть потому, что мальчишки понимали, что ночь – не для детских игр.
Конечно, провокаций со стороны Пансионата уже давно не было: в лесу и ко всем подходам к Лагерю было множество всевозможных ловушек, а Тропа Праведников очень хорошо просматривалась с высоты водонапорной башни Лагеря. Там всегда кто-нибудь был со снайперской винтовкой. Пространство было открытой, легко просматривалось. Никто не пройдет незамеченным да и кому это было нужно? Вот потому патруль на Тропе Праведников был самым скучным из всех. Не смотря на то, что у этих патрулей всегда было ощущение того, что их прикрывали лучшие стрелки Лагеря. Потому в такие патрули чаще всего отправляли самых младших старшилеток. Как тренировка перед тем как поручить более ответственные задачи. Наверное, в патруль по Тропе Праведников и вообще можно было бы не ходить, но там был Ларек. По Договору на Белой Бумаге между Виктором Сергеевичем (от Лагеря) и Зоей «Фарма» Олеговной (от Пансионата) Ларек и прилегающая к нему территория на сто метров вокруг объявлялись до конца времени демиталирозованной территорией, на которой запрещалось: А) размещать летальные ловушки; Б) вести действия, подразумевающие овладение контролем над территорией. Словом говоря, на понятном языке означало, что территория и сам Ларек становились нейтральным, на которых можно было вести себя вполне нормально и не использовать в общении Язык Боя.
Когда-то давно, еще до Красного Неба, это бала конечная автобусная остановка, сохранившаяся еще со времен Старой Союзной Страны Родины. По середине была клумба, вокруг которой разворочались машины и автобусы. Сейчас фонтан в клумбе не работал, но по традиции и Лагерь, и Пансионат поддерживали его в чистоте и постоянно подкрашивали.
Сама же остановка была под большими дубами, которые всегда были большими. С двух сторон от остановки было две пристройки: в одной была Касса, а в другой и был ларек, в котором раньше продавались незатейливые игрушки, надувные круги, конфеты и прочая мелочевка, за которой все ходили организованными группами пока не случилось то, что… случилось. Пробовали называть это место Остановкой, но название не приживалось хотя и было самым точным. А вот Ларек прижилось и для Лагеря, и для Пансионата, а что там думает Санаторий по всему этому – вообще никого не интересовало.
Конечно, с тех самых пор, которые были до, в Ларьке не осталось ничего из прошлого. Как-то само собой получилось, что Ларек стал местом для обмена. Нет, не таким, которыми были официальные обмены между Лагерем, Пансионатом и Санаторием. Просто здесь ты мог принести что-нибудь, положить на прилавок и подождать. Если кому из Пансионата твое предложение было интересным, то он выкладывал напротив твоего Предложения свое. Если ты соглашался, на мену, то забирал его, а другой – твое. Случалось по началу, что кто-то забирал Предложение, ничего не выставляя взамен, но такое делали только из Пансионата. Мальчишки Лагеря были честными и ответственными, а если и попадалась крыса среди своих, то с ней случалось такое, что никогда не обсуждалось. Так что, что обмены на Ларьке всегда были риском.
Чаще всего на обмен шли игрушки для младшелеток, книги, журналы, комиксы. В Лагере была хорошая Библиотека и Вожатые строго следили, чтобы все книги прочитал каждый. Когда книга становилась зачитанной ее можно было выставить на обмен. Особенно легко было с теми, которых было по несколько экземпляров, но такие уже давно закончились. Запрет на обмен касался лишь учебников и другой литературы, в которой содержались научные знания, сведения, описывались технологии. Такие книги были под особым учетом и на Красном Контроле, что означало, что при возникновении Чрезвычайной Ситуации, их предписывалось спасать в первую очередь безотлагательно.
У некоторых в Лагере были Личные Книги. Такую привилегию получали те, кто ходил в Поиск или «За особые Заслуги» перед Лагерем. Можно было совершить Подвиг, быть Ударником в Труде, Обороне или Учебе. Если так получалось, то ты шел в кружок «Умелые» и заказывал у них Книжный Шкафчик. Каждый такой Умелые старались сделать индивидуальным, применяли творческий подходи и креативное мышление.
Когда Книжный Шкафчик был готов, то ты забирал его у Умелых. На торжественное прикрепление в палате над твоей койкой собирался весь Отряд. И обязательно приходил Виктор Сергеевич. Он произносил Хорошие слова и вручал Твою Первую Книгу под аплодисменты и торжественные крики Отряда. Традиция требовала, чтобы ты открыл книгу на случайной странице и прочитал любое первое предложение. На неделю это предложение становилось Девизом отряда, который он обязан был говорить в любое время дня и ночи. Редко получалось удачно, но иногда очень даже получалось. Кузя хвалился, что из его Первой Книги «Двадцать тысяч лье под водой» Жюль Верна ему выпало следующее предложение: «Жизнь более напряженная, нежели на суше, более плодотворная, бесконечная, охватывающая поистине каждую каплю воды в океане, в этой среде, как говорят, убийственной для человека, но животворной для мириадов животных – и для меня!». Так ли это было, но в издании 1992 года на странице 134 именно это предложение было первым. Он даже гордился этим, хотя другие мальчишки его радости не разделяли. Предложение было длинным, а сбиваться, произнося Девиз, было большим позором.
И вот когда у тебя появлялся Книжный Шкафчик, то можно было собирать туда любые книги. Даже те, которые Виктор Сергеевич считал неблагонадежными. Книжный Шкафчик были личным пространством. Конечно, в нем хранились не только книги, но и другие ценные и личные вещи, памятные безделушки, поделки… все то, что было и становилось частью тебя. Чтобы ты помнил. Чтобы ты не забывал. В Книжном Шкафчике можно было даже хранить патроны, но такое редко кто делал. Огнестрельное оружие в палатах запрещалось хранить. Даже если оно было личное, именное или наградное, то все равно хранилось в оружейной, выдавалось по строгому учету и лишь для необходимости. Необходимым оно был тем, кто находился на дозорных вышках, прикрывал с высоты Водонапорной башни Тропу Праведников и охранял Древо Игг. Конечно, на случай нападения оружие раздавали всем и потому ключи от оружейной были не только у Виктора Сергеевича, но и у Вожатых по отрядам. Они носили их на груди, не имели права никому передавать.
Всего в Лагере было 9 отрядов мальчишек: два младшилеток, три среднелеток, три старшелеток и один взрослый. Девчонки на отряды себя не делили, а Виктор Сергеевич не настаивал. Все отряды мальчишек между собой взаимодействовали. Уставом Лагеря предписывалось друг другу помогать. Особенно если дело касалось младшелеток и девчонок.
С младшелетками было проще потому что ими, в основном, занимались девчонки и матери. А вот помогать девчонкам… с ними всегда были какие-то свои сложности. Не замечать девчонок было глупо, но и постоянно с ними взаимодействовать тоже было опасно. Чуть больше уделишь внимания, то сразу пойдут слухи да обидные кричалки-дразнилки. Тем более, девчонки всегда стремились манипулировать, что было естественно для их женской природы.
Нет, не надо было считать, что все мальчишки были настоящими дикарями. Кто-то даже заводил официальные пары с разрешения Матерей. Но так чаще делали старшелетки, потому что именно в таком возрасте пора уже было думать о хранительнице очага.
Когда пара становилась взрослой, то они могли выбирать: могли уйти из Лагеря насовсем, могли попытать счастья в Пансионате, а могли и никуда не уходить. Тогда взрослая девчонка становилась Матерью, а взрослый мальчишка мог стать или Вожатым, или Одиноким Волком.
Вожатый занимался делами и жизнью лагеря. Он начинал контролировать отряды, обучать их, передавать жизненный опыт. С Вожатым можно было посоветоваться и исповедоваться. Именно Вожатые занимались теми вопросами, которые не расскажешь друзьям и про которые не вычитаешь ответов даже в самых умных книгах. А еще вожатые раз в неделю собирали отряды на Вечерние Костры, чтобы обсудить между всеми стратегии на предстоящие недели, выявить и уличить тех, кто фелонил и отлынивал, утвердить графики физической и боевой подготовки, провести общие рекомендательные беседы, обратить внимание мальчишек отряда на своих товарищей, которым, может быть, нужна была дружеская помощь. Вожатые были не только наставниками, но и показывали сами собой – что такое быть взрослым. Не все из них были добрыми, но ни одного нельзя было обвинить в отсутствии отзывчивости. Мальчишки знали, что всегда могут спросить совета. Знали и предпочитали не спрашивать. Хорошо тот, кто на своих делах учиться!
Вот и патруль, каким бы рутинным делом он не был, то же учил жить, выживать. Когда ты понимаешь, что от твоей наблюдательности зависят жизни за твое спиной, то начинаешь точнее чувствовать, ощущать. Кузя говорил, что даже иногда слышит, как деревья ему подсказывают. Ну, с Кузей было понятно все сразу: он в Вожатые не пойдет, а метит ходить в Поиск. Дим понимал его стремления. Иногда вот тоже хотелось бы повидать места, которые за пределами бухты. И Олеся Дима поддерживала. Она, наверное, даже больше, чем он хотела бы отправиться в Запредельные Земли. Девчонки ни в Поиск, ни в патрули не ходили. Потому возможностей выбраться из Лагеря куда-то дальше пляжа у них было лишь если появлялась пара с кем-нибудь из мальчишек, с которым они потом и могли уйти.
Олеся очень нравилась Диму. Дим выделял ее среди девчонок своего возраста за то, что она не сторонилась мальчишек, но и старалась слиться с ними. Олеся никогда не одевала лишнего, не пользовалась косметикой столь ярко, что и Серый Волк бы испугался. А Серого Волка бояться было не совестно… не далее, как с два месяца назад он убил медичку Ольгу Васильевну. Что она забыла в лесу сама по себе – было тайна, но мальчишки меж собой верили, что Серый Волк был очень крутым мутантом, обладал телепатической мощью, с помощью которых и выманивал девчонок и Матерей за пределы Лагеря.
Убивал Серый Волк и ночью, и днем. Даже утром мог убить. Кузя хвалился, что видел как тот убегал, когда убили Сонечку. Но ему не верили. А вот что Серый Волк был настоящим, не придуманным – знали все точно. Его жертвы всегда были изгрызены и повсюду валялись клочки волчьей шерсти. Вот только следов никак не могли обнаружить. Так что, Серый Волк был прочной полулегендой-полуправдой Лагеря и Пансионата, которому от Серого Волка доставалось больше и чаще. Конечно, там ведь старшелетних и взрослых было больше, а младшелетки и среднелетки его явно не особо интересовали.
- Это потому что мы жилистые и без мяса, - шутил Кузя. – Ну кой ему прок наши кости глодать? Он же – не собака. Знаете странно что? – шепотом спросил он, побрасывая еловые шишки к углям. – Это почему не орет никто? Вон меня на прошлой неделе собака Динго грызнула. Так я орал громче болельщика! Двенадцать швов наложили, - Кузя горделиво продемонстрировал руку со швами, которую уже каждый видел триста раз по пятьсот. – У уколы кололи. Болючие.
- Тоже орал от них? – усмехнулся Лапоть.
- Ржет тот, кто манной каши добавку просит! – отрезал Кузя. – Пацаны, ну вот прикиньте такое дело, что на вас вылетает здоровая такая зубастая штука. Не заорете?
- Так он телепатией тебя по башке бьет. Какой орать? Слюни пускаешь и сам ему в пасть ножками топаешь, - не сдавался Лапоть. – Телепатия штука сильная. Серый Волк под крутой радиацией побывал. Вот бы мне так…
- Чтобы две головы выросло? – съехидничал Кузя и все заржали. – Это тебе не комиксы. Только там радиация суперспособности вагонами раздает. А тебе точно – две башки для каждой половинки мозга.
- А если ты в телепатию не веришь, то почему не орет никто? – Лапоть не собирался отступать перед Кузей, которого он был крупнее и старше на три месяца.
- Если бы я знал, то я бы тебе Анджелину Джоли показал! – Кузя поворошил палкой угли. – Если телепатию убрать, то от страха не кричат. Цепенеют. Дима «Гром» Каланча рассказывал, как они с напарником на войну между древними случайно нарвались. Говорил, что древние выкатили РСЗО к тому месту, где они отлеживались. Когда та стрелять начала они не бежать, ни кричать не могли. Говорил, что как каменные стали. И даже когда древние отстрелялись и уехали, говорит, что до самой ночи ни рукой, ни ногой шевельнуть не могли. От страха.
Гром Каланчу знали все. Он поисковик был отменный. И если уж Каланча такое сказал, что от страха оцепенеть можно было, то другого на веру искать и не требовалось. В поиск уходили сознательно и надолго. Не всегда возвращались. Возвращались и раненными, и покалеченными. Но в Поиск ходить было необходимо. Чтобы не приносили лишнего, Виктор Сергеевич составлял список всего «Самого-Самого», с которым каждый знакомился перед поиском. Зачем? Да затем, что помимо постоянных пунктов, там могли появляться «Личные просьбы». Такие вещи могли писать особо отличившиеся мальчишки и девчонки. Потому что в «Само-Самом» были лишь лекарства, патроны, консервы и батарейки.
Каланча был большим, бородатым. В далекие поиски он не ходил. Потому возвращался часто. Когда он возвращался, то в Лагере начинался гомон и крики. Все знали, что Каланча всегда выполнял Личные просьбы и всегда приносил сверх того, что просили. Потому и ждали его. Потому и встречали. Потому всей ватагой обступали и вели его в конференцзал, где рассаживались, ждали Виктора Сергеевича. Гомонили и шушукались от нетерпения все. И даже девчонки. Каланча всегда садился в кресло, а рядом ставил свой заветный рюкзак. Вон он то и приманивал, гипнотизировал внимание мальчишек и девчонок. В Деда Мороза верили почти все, но Каланче для подарков поводы были не нужны. То ножик складной принесет, то динамо-фонарик, то еще что на столько полезное, что подобное становилось предметом гордости того, кому Каланча выдавала находки.
Когда появлялся Виктор Сергеевич, то стразу становилось тихо. Он подходил к Каланче, они здоровались за руки, а потом крепко обнимались. И все хлопали. Когда они отстранялись, то Виктор Сергеевич доставал учетную тетрадь, а Каланча открывал свой рюкзак, начинал доставать то, что принес из поиска по списку «Самого-Самого», говорил количество, называл названия, а Виктор Сергеевич все записывал в тетрадь. Время они, конечно, растягивали. Но все терпели. Каланча доставал какую-нибудь консерву и начинал ее вертеть в руках, словно бы не мог найти срок годности. И кто-то уже начинал ерзать. А они продолжали. И так до тех пор, пока Каланча не разводил руки в стороны. Снова поднимался шум, крики, улюлюканье! И вот тогда и начиналось самое главное…
В позапрошлый раз Каланча принес Диму губную гармошку в красивой пластиковой коробочке с надписью «BigRiverHard». Подарок был странный, но приятный. Дим повертел ее в руках, потом убрал в свой Шкафчик на ту половину, которую закрывала стеклянная дверца. Вещица-то была красивая. Но потом как-то само так получилось, что она приманивала взгляд Дима. Он достал губную гармошку, попробовал. Странно все получилось. Убрал ее, а потом через пару дней опять достал. Так и пошло. Получалось с каждым разом все лучше и лучше. Когда они встречались с Олесей, то Дим всегда брал ее с собой. После разговоров они садились рядышком, она клала голову ему на плечо, а он что-то играл на губной гармошке…
- Давайте играть в «Американца» - закричали мальчишки, понимая, что больше доводов от Лаптя в пользу радиации не будет.
Играть в «Американца» никогда не надоедало: из группы выбирали одного, которого и назначали Американцем. Ему одевали на голову цилиндр из костюмерной драмкружка, повязывали на манер плаща на плечи простыню со звездами и сине-красными полосками. После этого Американец начинал рассказывать всякую чушь, а все остальные должны были угадать, что это означает по-настоящему. Если угадывали, то Американца свергали и выбирали нового путем демократического голосования. Если же никто не угадывал, то Американец получал следующий срок правления и имел право выбрать из присутствующих одного сателлита. Американец снова начинал рассказывать всякую ерунду, а Сателлит должен был повторят ее за Американцем слово в слово. Если же Сателлит ошибался, то Американец заставлял его выполнять всякие дурости-глупости остальным на потеху.
ПРОДОЛЖЕНИЕ