Спектакль «Россия молодая» режиссёра Искандера Сакаева вернулся в репертуар «пановцев» спустя десять лет с премьеры, в год 350-летия царя-реформатора.
Премьера спектакля по пьесе драматурга Сергея Коковина по мотивам романа Юрия Германа состоялась в Архангельском молодёжном в 2012 году. Из сегодняшнего дня видно, что она дала начало своеобразному малому историко-краеведческому циклу «пановцев». В 2015-м в него вошли «Страстотерпцы» о «Железной маске государства Российского» Иоанне Антоновиче, замурованном в Холмогорах. А в 2022-м цикл получил отложенное продолжение — спектакль «Memento, море!» об адмирале Нахимове. А теперь и «Россия молодая» Искандера Сакаева, с которой всё началось, вернулась в репертуар спустя десять лет после постановки и восемь с последних показов. 11 июня «пановцы» сыграют спектакль в Кронштадте на всероссийском фестивале «И памяти твоей, Великий Пётр…», посвящённом 350-летию императора. А осенью состоится полноценная зрительская премьера.
Перед выездом на фестиваль спектакль сыграли родных в стенах театрального особняка на Логинова. До начала постановки худрук Молодёжного Виктор Панов отдал должное тому влиянию, которое оказал на его театр Искандер Сакаев.
— Театр бы не был сегодня таким, если бы не приехал тогда Искандер Сакаев! — заявил Виктор Петрович. — На «Заводном апельсине» здесь всё было перевёрнуто, всё наоборот! Он новую струю внёс в театр. Мы не расставались, просто у нас был перерыв.
Действие спектакля разворачивается в годы Северной войны в Архангельске и окрестностях. В голове капитана-командора Сильвестра Иевлева (Евгений Шкаев) рождается план: отправить к шведам кормщика-помора Ивана Рябова (Максим Дуплик), чтобы тот посадил главный корабль эскадры неприятеля на мель. Попутно разворачивается любовная коллизия: с Рябовым за сердце красавицы-поморки Таисьи (Ирина Булыгина) борется таможенный капитан Афанасий Крыков (Антон Чистяков).
Вся суть этого любовного треугольника зримо проявляется в одной из мизансцен. Крыков сидит на скамье спиной к зрителям. По обе стороны от него — влюблённые Таисья и Иван. Поморка просит Афанасия за своего возлюбленного Рябова, положив голову на плечу к Крыкову. Но как только он встаёт, не в силах выдерживать её близость, она тут же будто намертво приклеивается к Ивану. И долго потом ещё расцепиться не могут — за волосы друг друга держат.
Хотя в любовь таможенного капитана как-то больше верится. Его любовь к ней — словно порча, которую даже знахарке Евдохе (заслуженная артистка России Яна Панова) не снять. Это с ним Таисья разделяет новость о том, что «швед идёт», это его окатывает брызгами из ведра, выскользнувшего из рук под действием от этого известия. Но судорожно силясь вытереть, собрать пролитую воду, поморка не обращает внимание на Крыкова и поёт колыбельную Ване. Сцена душевной близости — обмена крестами — лишь делает Таисью для Афанасия окончательно недосягаемой: сестра ведь теперь.
Несмотря на эпический пафос, в спектакле явственно ощущается балаганная стихия — этакий поморский лубок. Энергию балагана в постановку привносят артисты массовых сцен — некое коллективное народное начало. Сгрудившись за спинами у строгих, словно высеченных из дерева Иевлева и Рябова, поморки охают, ахают, всплёскивают руками и корчат рожицы. И при всякому удобном случае народ колотит по стенам в такт барабанщику и подхватывает «Виват!».
В основе воссозданной сценографии Софьи Тюремновой — парус, который реет, как сиверко, и порой будто перелистывает действие, словно перевёрнутая страница книги. Длинная узкая скамья превращается то в тюремную стену, то в позорный столб, то в носилки. Один из самых динамичных элементов сценографии — верёвочная лестница, которая соединяет два уровня — балкон и зал. Пристёгнутая к рельсе на краю балкона, она разъезжает от одной стены до другой.
На артистах — домотканные светлые одежды с лоскутками-заплатками разных цветов, похожие на скоморошьи. Такие же лоскутки — и на костюмах иноземцев. Например, на камзоле западного образца на заморском лекаре Дес-Фонтейнесе (Иван Морев), напудренный парик которого сделан из белых валиков и завязывается на шее, как чепец. Режиссёр и художник словно стремятся подальше уйти от исторического правдоподобия в костюмах. В них вообще присутствует некая игрушечность, особенно у исполнителей массовых сцен, и особенно со со стороны «неприятеля». В одной из сцен на париках дам, поющих высокими голосами, плывут корабли шведской эскадры. Потешный флот появляется и в руках у народа. Начинает казаться, что и все исполнители — словно солдатики из ненастоящих потешных войск.
Как спектакль попал на юбилейный петровский фестиваль, на самом деле, остаётся загадкой. Потому что государь-анператор в спектакле показан совсем непарадно, не по-юбилейному. Степан Полежаев создаёт отчасти отталкивающий, отчасти привлекательный гротескный карнавальный образ Петра — мертвенного белого лицом (видимо, сказывается увлечение ассамблеями и прочими потехами) и с не человеческим голосом, а рёвом медведя, вставшего на задние лапы.
И одновременно при всей звериной повадке Пётр Алексеевич не сильно отличается от шведов. Недаром Степан Полежаев одновременно играет и шведского адмирала Ярла Юленшерна. Оба они — и царь, и адмирал, — находятся всё время на театральном балконе, который кажется носом боевого корабля. Вниз, к людям, ни тот, ни другой не спускается — страшно далеки они от народа. С народом царь Пётр говорит по-русски, но кажется, что на каком-то другом языке. Понимания нет, да Пётр и вообще не оставляет впечатления мыслящего человека. На просьбу Иевлева дозволить брак с иностранкой Маргрет царь долго, раскатисто и жутко хохочет: он ведь и сам на немке женат.
Петру, этому до смешного страшному великану-людоеду никого не жалко — лес рубят, щепки летят. Или, как говорит сам царь-реформатор в спектакле, «виктория всё спишет». Спектакль начинается с появления палача в красном колпаке, а в финале с балкона устрашающе свисают тела повешенных в мешках. И продолжают висеть во время актёрских поклонов.
Герои спектакля на подвиги решаются без особенных раздумий и колебаний. Но то, что царь, скорый и на расправу, и на милость, награждает их напротив повисших на виселице тел, заставляет думать о том, что подвиг в России — это рулетка: сегодня — предатель, завтра — герой, сегодня — эшафот, завтра — пьедестал.