Я очень плохо спал всю эту неделю, можно сказать даже, что вообще не спал. Измученный и почти больной, в пятницу после занятий я зашел в аптеку и купил снотворного. Придя домой, выпил две таблетки и, не раздеваясь, лег на диван. Даже с таблетками мне все никак не удавалось уснуть, в конце концов у меня снова заболела голова. Не вставая с дивана, я принял еще две таблетки и вскоре уснул. Проснулся на следующий день от звонка. Я долго не мог прийти в себя, голова была, как обычно, тяжелая после снотворного, тело слабым и каким-то безвольным, не повиновалось мне, хотелось пить. Позвонили еще раз, и тогда я с трудом поднялся и босиком пошел к двери.
Передо мною стоял следователь. Он достал из кармана красную книжечку и, развернув ее, показал мне.
- Да-да, Я вас помню, - сказал я и отошел в коридор, приглашая его войти.
- Здравствуйте, - сказал он.
Я провел его в комнату, где он сразу сел в кресло, а сам, извинившись, пошел на кухню и прямо из чайника выпил воды. Перед следователем на столе лежала черная кожаная папка и чистый лист бумаги на ней. Он записал мое имя и фамилию, номер квартиры, потом спросил:
- Вы не замечали вчера чего-нибудь странного в подъезде? Например, какой-нибудь шум, крики? Или посторонних людей?
Я молча смотрел на него.
- Нет?
- Вчера?
- Да, именно вчера, - повторил он.
- А почему вчера? Что случилось вчера?
- Вы не знаете? Обычно с таких случаях люди узнают почти моментально... Вот все ваши соседи уже знают. Дело в том, что вчера, в пятницу, в вашем подъезде пропал мужчина. Кстати, он жил на три этажа выше вас, ведь вы на одиннадцатом?
Я кивнул головой.
- Так что же? Что-нибудь помните? - шум, крики, посторонних людей?
Я встал с дивана и прошел к окну, потом вернулся и снова сел перед следователем.
- Значит, это уже третий случай?
Он кивнул:
- Значит, да. Третий случай за три недели. Так что вы скажете?
- Я спал вчера весь день, я вообще плохо спал последнюю неделю, все это так страшно действует на нервы, это все просто ужасно, я вот не спал, а вчера купил снотворного и прямо сразу после института уснул. Хотя, не сразу, я еще долго не засыпал...
- Вот видите...
- Но... но я ничего не слышал.
- Ну хорошо, - следователь записал что-то на бумаге. - А вот такой вопрос, у вас по этому поводу есть какие-нибудь соображения?
- То есть - подозреваю ли я кого-нибудь?
- Не совсем так, но и это тоже.
- Нет. Нет. Что вы. Я никого не могу подозревать.
Он сидел еще долго, задавал какие-то незначительные вопросы - например, когда в тот день начало темнеть, в какое время я пришел из института, не встречал ли кого-нибудь в коридоре - из своих, соседей, - не слышал ли, как хлопнула какая-нибудь дверь, когда поднялся к себе па площадку... - я слушал вопросы, отвечал на них, но все это происходило машинально, как-то помимо моего сознания, я думал об этих трех случаях, - о последнем, вчерашнем, и о тех двух. Когда он ушел, я поставил чайник, чистил картошку, По-прежнему думал об одном. Трижды исчезали люди, трижды это случалось в пятницу. Следователь сказал, что мужчина пропал где-то между семью и восемью часами вечера, - значит, трижды это случалось в одно и то же примерно время. Дважды люди исчезали в лифте, - почему-то я сразу подумал, хотя следователь и не говорил об этом, что и этот мужчина исчез тоже в лифте. Я как-то чувствовал это, хоть и не мог объяснить, почему.
Весь день я мучительно думал об одном и том же. Под вечер снова зашел следователь и рассказал, во что был мужчина одет: черная курточка с белым воротником, белая рубашка, синие брюки и черные ботинки. Если я найду что-то из этих вещей, я должен обратиться к нему.
Я долго не мог уснуть. Я лежал в постели, глядя в темноту, прислушиваясь к звукам, все мне мешало, кровать казалась слишком жесткой, и я боялся, что вот-вот у меня опять начнет болеть голова.
Сон был мучительным и тяжелым. Я часто просыпался и снова медленно засыпал и видел одно и то же - залитую тревожащим и густым красным светом кабину лифта, и стенки его были живыми, пористыми и мягкими под нажатием руки, они пульсировали, словно переваривали что-то, и на пол сочилась по стенкам непрозрачная, красноватая липкая жидкость.
* * *
Утром неожиданно приехала мать. Она открыла дверь, вошла в комнату со своим чемоданом, разбудила меня, тронув рукою за плечо.
- Просыпайся, - сказала она, - просыпайся. Я уже приехала.
Одевшись, я прошел к ней в комнату и поцеловал ее.
- Почему ты не сообщила мне о приезде?
- Я хотела послать телеграмму, но так торопилась, что в конце концов не успела. Сейчас приготовлю завтрак. А ты открой окно - здесь какой-то тяжелый воздух.
Мы решили завтракать в комнате, а не на кухне. Я раздвинул стол, накрыл его белой скатертью, поставил в центр бутылку красного грузинского вина, принес тарелки. Как ни странно, после этого тяжелого сна я чувствовал себя свежим и отдохнувшим. Я был рад приезду матери, и мне хотелось сказать ей что-нибудь приятное, чтобы мое хорошее настроение передалось и ей. Я прошел в кухню и обнял её.
- Ты мне мешаешь, - сказала она.
- Знаешь, почему я тебе мешаю? - потому что я тебя очень люблю.
- Ладно, ладно. Сейчас все будет готово. Иди в комнату.
В комнате я сел за стол, глядя через коридор на мать, которая стояла нагнувшись, у плиты.
Скоро она вошла в комнату и поставила на стол передо мной курицу на красном блюде.
- Ты скоро?
- Сейчас, только вымою руки, - сказала она и пошла в ванную.
Почти сразу она вышла оттуда. Сейчас она была не одна, рядом с нею шел кто-то еще, - я не смотрел на нее, когда она выходила из ванной. Потом я поднял голову и поглядел на мать, рядом с нею стояла кукла, большая голая кукла со сломанной головою, и с места надлома спускались по ее груди неровные красноватые полосы.
- Что это? - прошептала мать.
Кукла подняла левую руку и мать, не глядя, взяла ее.
В глазах матери я видел испуг, почти ужас, да-да, скорее ужас, скорее это можно назвать так.
- Что это? - прошептала она снова.
Кукла, мама. Кук-ла.