Отца актрисы и политика Анастасии Мельниковой нет уже почти 30 лет. Талантливый онколог, продолжатель известной врачебной династии Рюрик Александрович Мельников спас сотни человеческих жизней. Актриса рассказала «Бате» о том, каким уникальный хирург был дома, и как она, не став медиком, старается жить по отцовским принципам.
В третье воскресенье июня в России отмечается День медицинского работника. Мы поздравляем всех представителей этой великой помогающей профессии!
Папа умел думать и заботиться о других больше, чем о себе. Пациенты были для него родными людьми. При этом меня всегда поражало, что мы – мама, братья, я – никогда не обижались, хотя мы и родились очень ревнивыми! Видимо, он нам это свое понимание жизни смог как-то передать.
Папин день начинался в 5-6 утра. Он просыпался и первое, что делал – звонил в больницу. Тогда мобильных не было, папа снимал трубку домашнего телефона, набирал номер и спрашивал, как чувствует себя тот или иной пациент, как прошла ночь у другого, каково состояние послеоперационных. Он помнил по именам всех и знал диагноз каждого, кто лежал у него в отделении. К ним папа относился так, что создавалось ощущение, будто заболел кто-то из членов семьи.
Сейчас наука в онкологии шагнула далеко вперед, а тогда, хоть и были химия и лучевая терапия, но такого спектра средств для спасения человека не существовало. Тогда рак для многих был приговором…
У папы в отделении была самая низкая смертность в стране. И если кто-то из больных умирал, папа возвращался домой, молча снимал с себя троих «обезъянок» – нас с братьями, бросавшихся навстречу и повисавших на нем, – уходил в кабинет и закрывал за собой дверь. В доме был траур, и даже мы, маленькие, понимали – папа не смог кого-то спасти…
Мне всегда очень хотелось быть похожей на папу и делать хоть одну сотую долю того, что делал он. В чем могу, я стараюсь руководствоваться папиными принципами. Один из них – рискнуть и помочь человеку, когда другие отступили назад.
Со мной произошли два случая, которые доказывают, что принципы Мельникова действуют.
Мой старший брат Олег, как папа, стал хирургом-онкологом. И вот несколько лет назад ко мне в храме подошла женщина и рассказала, что он ее спас, когда другие врачи отводили ей месяца два-три жизни. Мой брат рискнул и сделал операцию. И вот она работает в храме и каждый день за него молится.
Слушая ее, я вспомнила другую историю, произошедшую почти сразу после того, как не стало папы. Я была на съемках на петербургском телевидении. Художник по гриму начала меня гримировать и вдруг у нее затряслись руки, она заплакала: «Смотрю на вас и вижу глаза Рюрика!» Выяснилось, что много лет назад ее спас мой папа, рискнув прооперировать, когда все остальные врачи от нее отказались. Когда ей давали наркоз, последнее, что она видела, – это глаза моего папы над медицинской маской.
Мой брат Олег решение стать врачом принял очень рано – в пять лет. Тогда он впервые попал в операционную к отцу, и, пробыв там несколько часов, заявил папе, что хочет быть таким же хирургом-онкологом, и ему это удалось.
А я не готова была стать врачом – медицина, увы, не мое. Но я убеждена, что ничего не происходит просто так или по одному нашему желанию – как Господь управит, так и будет. Я не собиралась становиться политиком. Но когда так сложились обстоятельства, вдруг осознала: «Хочешь быть похожей на папу? Так ты можешь постараться кому-то помочь!»
Мне однажды сказали: «Настя, нельзя так реагировать на каждого человека, который к тебе приходит, – нужно научиться ставить «стенку»!» А я тут же вспомнила папу, который не ставил «стенку», и, возможно, поэтому в 69 лет, будучи совершенно здоровым, в одну секунду умер от разрыва сердца… Он считал, что если к тебе приходят со своей болью и видят твои пустые глаза, ты вообще не имеешь права быть врачом!
Материал подготовлен Марианной Никулиной, журнал для настоящих пап «Батя»
