-Пойдём, пойдём со мной, душа моя... - уговаривал Аглаю давно почивший дедушка, крепко схватив за запястье и уводя из комнаты в подпол, а дальше - вниз, в лифт, в шахту. Аглая повиновалась молча, не смея ему перечить.
Они спустились, двери лифта открылись и перед ними был холл, напоминающий комнату свиданий. Посреди холла стояли столы со стульями для родственников и тех, кого они навещают. И те, и другие сидели напротив друг друга и шумно разговаривали. Везде царили шум и суета. Лифты постоянно открывали и закрывали свои двери, привозя и увозя тех и других: навещающих своих родственников - сверху, навещаемых, тех, кто в аду - из преисподней. Было отмерено определённое время, раздавался резкий звонок, и люди были вынуждены расставаться. Умершие сродники обычно что-то кричали напоследок, о чём-то просили, виновато улыбаясь.
Аглая с дедом уселись за крайним столом и стали оживлённо о чём-то беседовать. Он радовался и смущённо отводил глаза, редко встречаясь с ней взглядом. Аглая жала его старую высохшую руку и что-то вспоминала из их прошлой жизни. Вдруг раздался такой же резкий, короткий и равнодушный сигнал, приказывающий им в ту же минуту расстаться. Какая-то непреодолимая сила повлекла их к разным лифтам, и дедушка, смущённо и виновато улыбаясь, хрипло крикнул:
-Молись за нас, внученька! Меня к тебе выпустили по молитве Божьего человека, что живёт в наших землях отшельником и отмаливает людей. Мне наконец-то позволили тебе рассказать, где я нахожусь...
Тут глаза его увлажнились и по старческому морщинистому лицу потекла непрошенная скупая слеза. Дед её быстро смахнул и напоследок прошептал:
-Молись, дочка...
Двери лифта закрылись и Аглая проснулась с первыми петухами...
