Кто-то кувалдой бил по голове, пытаясь расплющить её в блин. Да что вам надо? Я приоткрыла глаза, посмотрела на часы, тикавшие на комоде. Семь утра! Да они издеваются! Снова раздался стук, болью отозвавшийся в голове. Ой, как же мне хреново-то! Болею я редко, но очень метко: высокая температура, глаза болят, слезятся, горло болит. Говорить не могу, есть — тоже, только пить. А там за дверью рабовладелец стоит, пытать собирается, как я понимаю.
В дверь снова постучали на этот раз кулаком, донёсся недовольный голос викинга — требовал выходить немедленно. Ой, ты достал! Мне стало так себя жалко! Всем от меня что-то надо. Никто не пожалеет, по голове не погладит. Я закрыла глаза и постаралась представить, что в комнате тихо-тихо. Но кувалда за дверью не унималась.
Ну, что за настырный рабовладелец мне попался! Ведь не открываю, значит, сплю. Что ещё надо? Стук прекратился. Щёлкнул язычок замка. О, даже так? А ты не обнаглел, светлость? Нет, я этого святотатства не вижу и не слышу, мне плохо, я сплю.
Сньёл зашёл в комнату, громко сказал:
— Просыпайтесь, сударыня. Расскажете, куда ездили.
Викинг постоял немного, не дождавшись ответа, начал действовать. Подошёл к окну, распахивая плотные шторы, предупредил:
— Мадам, притворяться, что вы спите, бесполезно. Вам придётся давать объяснения, почему вы уехали, не спросив разрешения, — он повернулся, пригляделся. О, лицо изменилось. Подошёл, присел на корточки рядом с кроватью, положив прохладную ладонь на мой лоб, тут же недовольно прищёлкнул языком и спросил с отеческой укоризной, — догулялась?
Я поманила его пальцем, а когда он придвинулся поближе, с трудом выдавила, морщась от боли в горле:
— Чтоб вам с похмелья сваи во дворе заколачивали с утра до ночи!
Он улыбнулся, заметил язвительно:
— Молчащая женщина — мечта любого мужчины. Не напрягайте горло, мадам.
Сволочь! Я закрыла глаза, по щекам слёзы покатились. Нет, я не плакала. Глаза слезились, но викингу об этом знать не обязательно.
***
И снова я готов откусить себе язык. Вот зачем я ляпнул? Маргарита посмотрела взглядом умирающего котёнка, закрыла полные слёз глаза. И я сбежал, радуясь, что никто не видит, как я довёл до слёз больного ребёнка.
Приготовив лекарство, поднялся к Маргарите. Испугалась. Да ладно! Я тут уже был! Заставил выпить микстуру, пошёл работать, но не смог, постоянно сбивался на мысли о маленькой больной девочке. Работу бросил. Так честнее, чем делать вид. Перешёл в гостиную, пил кофе и гадал, зачем она ездила в Нейлин? Никаких вариантов у меня не было. Нет, был один, но об этом думать не хотелось.
После обеда, приготовив вторую порцию микстуры, поднялся к Маргарите. Так, лекарство действует, ей уже лучше. Встала, но молчит. Горло болит или не хочет со мной разговаривать? Предупредил, что завтра состоится серьёзный разговор. Глянула косо. Увы, мадам, но говорить придётся.
***
Викинг издевается! Таскается ко мне целый день, смотрит волком, обещает пытки и допросы. Заодно поит какой-то очень горькой пакостью, от которой прямо на глазах становится лучше. Перед ужином снова пришёл, принёс лекарство, пригрозил, что завтра будет пытать. Завтра? Да целый день ходит и пытает! Нервы на кулак наматывает!
Нильс, устав прятаться, попросился в башню. Я отпустила эльфа, завидуя, что сама не могу спрятаться там на пару дней, пока узурпатор не остынет.
Утром, когда я сидела в гостиной и завтракала, пришёл Валер, тот самый деревенский красавец, чью роль при местном дворе я так и не смогла вычислить. Мне было сказано, что их светлость требует. Ясно, намечаются пытки и допросы. Может, удрать? Ладно, пойду, два раза не убьют.
К моему удивлению викинг программу изменил. Когда я появилась на пороге, сходу спросил:
— Мадам, я обещал вам арест, если вы не будете выполнять обещанные условия?
— Да, я помню, и что вы для меня припасли?
— Вы знаете, что в подземелье дворца есть камеры для особо привилегированных заключённых?..
Я кивнула.
— Прекрасно. Три дня ареста, мадам.
— Хорошо.
Викинг как-то странно на меня посмотрел, переспросил:
— Вы согласны с таким решением?
Я пожала плечами. Смысла брыкаться я не видела. Арест был заработан честно. Потому я только попросила, чтобы мне туда вязание дали. Надо же чем-то заняться.
Сньёл позвал Мартина, приказал отвести меня в подвал, но наручники не надевать. Добавил, чтобы мне мою работу принесли. Пошла, заложив руки за спину, как бывалый арестант.
***
Я не понял! Это что сейчас такое было?
Мартин увёл Маргариту, вернулся примерно через полчаса, спросил, показывая рукой себе за спину:
— Простите, а это что?
— Я думал, ты мне объяснишь.
— Да я и сам не понял.
— Нет, я так не могу! Нужно узнать, что ж такое дивное подсунул мне Великий Магистр.
— Надо, но сейчас не получится, — и Мартин показал на окно.
А, чёрт! Во двор одна за другой въехали три кареты — купцы из Бургиса приехали на разговор. Как же они не вовремя!
—Ты их сам пригласил, — напомнил Мартин.
Об этом я помнил. Если бы они сами прикатили, я бы отложил разговор, но сейчас придётся принимать, никуда не денусь. Впрочем, мне это и самому тоже надо. Ладно, о Маргарите поговорим позже. Но вернуться к прерванному разговору получилось очень нескоро: переговоры продлились до позднего вечера.
***
Нет, я понимаю, что провинилась, нарушила запрет, кстати, вполне оправданный! Моя поездка могла закончиться очень печально для меня, а отвечать пришлось бы викингу. И он был прав, когда наказал, но в приговоре только трёхдневный арест был указан, без пыток и допросов. Но нет! Ходят и клюют мозг все, кому не лень.
Сначала притащился Согрейв, осмотрел камеру, в которую меня запихали, минут десять допрашивал, выясняя, насколько мне тут удобно. Потом появился Троянски, сообщил, что повар уже готовит тортик, а вслед за Карлом припёрся Моэр. Эжен оглядел камеру, отдал короткие, но ёмкие указания гвардейцу. Потом расшаркался передо мной, сообщив, что его светлость этикету не обучался, потому ведёт себя, как слон в посудной лавке. С этим я была полностью согласна. Слон, ещё тот слон.
На этом визиты завершились, и косяком пошли подношения: кровать, чтобы было мягко, свечи, чтобы было светло, меха, чтобы было тепло, цветы, чтобы было красиво.
Примерно через час после ареста моя камера размерами три на два метра превратилась в помесь будуара с розарием, а в соседнем каземате буквально за час соорудили туалетную комнату. Лёжа на мягкой кровати, поедая тортик и запивая его чаем, я злорадствовала, представляя, как сейчас пилят викинга, который заточил в подвал бедную маленькую девочку. Нет, он мог сказать, что девочка сама согласилась, но кто ж поверит в такую чушь?
***
Пошёл ужинать. В столовой — гробовая тишина. На меня посмотрели, как на убийцу, явившегося на похороны своей жертвы. В чём дело? Троянски объяснил, но я мог и сам догадаться. Как я понял, главным блюдом на этом ужине буду я. Будут грызть все, кому не лень.
Я оказался прав, нравоучения начались едва мы сели за стол. Троянски начал первым, но его прервали — пришёл Моэр. Извинившись за опоздание, Эжен сел за стол, сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Мадам Маргарите еду отнесли. Сидит, вяжет.
Мартин уточнил:
— И ничего не говорит? Не жалуется?
— Мадам разговаривать отказалась.
О, как! Карл вздохнул:
— Довели ребёнка! Бедная девочка.
Ну, начинается. Троянски попытался что-то ещё сказать. Не стал слушать. Спросил, почему она вернулась, если я такой уж изверг? Карл поджал губы, но посмотрел так, как будто завтра я сожгу бедного ребёнка на костре. Я не понял. Кто кого наказал?
Следующий день начался с приятных новостей — приехал Валевски. Я видел в окно, как он спешивался. Улыбался во весь рот, послал мне воздушный поцелуй, зараза.
Во дворе Берт был радостный, а в кабинет вошёл настороженный. Произнёс:
— Мои соболезнования, ваша светлость.
И этот издевается!
— Никто не умер? — удивился Валевски, — тогда к чему траур?
И я не выдержал. Бросил перо на стол, заляпал документ чернилами. Чёрт! Придётся переписывать. Разозлившись ещё больше, рявкнул, показав рукой на дверь:
— Всё это только потому, что Маргарита сидит под арестом за побег.
— Я понимаю, что ситуация необычная, — осторожно заметил Валевски, — но, ваша светлость, почему вы такой нервный?
— Нервный? Да нет! Нервный я был ночью, когда бродил по комнатам, как привидение, и жалел бедную девочку. А бедная девочка, между прочим, спала как убитая. Ей, кажется, без разницы, где у неё спальня. Хотя какая там тюрьма?! В подвале настоящий будуар соорудили. Превратили наказание в фарс.
Берт рассмеялся. Спросил, что я буду делать. Да ничего! Выпущу! Это бессмысленно. Попросил сходить за девчонкой. Валевски кивнул, вышел. Минут через десять ввалился в кабинет. Смеялся! Заливался. Слёзы вытирал. Маргарита, скользнув следом, спросила:
— А с ним всё нормально?
— Ой, я не могу!.. Ха-ха-ха... Ваша светлость... хи-хи-хи... заточите меня туда на пару недель… хи-хи-хи!.. Я отосплюсь.
— Вы тут все сбрендили! — Маргарита забилась в дальний угол, смотрела на Берта с опаской, а тот замахал руками:
— Нет, я нормальный! Потому спокойно на это смотреть не могу! Ой, мама! Казематы! Я б в таком пожил!
— Так зачем дело стало? Вы его попросите, — Маргарита ткнула в меня пальцем, — он и вам такую сладкую жизнь устроит.
— Да? — Берт повернулся ко мне: — Ваша светлость, вы будете слать мне меха, чтобы я не замерзал долгими холодными ночами?
— А то! Я и больше сделаю. Костёр разведу. На нём и погреешься.
— Фу, злой! — Валевски вздохнул, повернулся к Маргарите: — Но что мы всё обо мне. Поговорим о вас, сударыня. Точнее, о вашей удивительной покладистости. Объясните, с какой стати вы решили пожертвовать собой?
Маргарита поманила Берта пальцем, а когда он подошёл, начала что-то нашёптывать ему на ухо, косясь в мою сторону. Я видел, как Валевски удивлённо приподнял брови, как загорелся хитрый огонёк в его глазах. Что ж она ему говорит-то?
Малявка закончила шептать. Заговорщицки глянула на Берта, кивнула: «Ага- ага», и Валевски засмеялся. Весело так, беззаботно. Ах ты, чёрт! Кажется, Маргарита меня крупно подставила. Но что она могла сделать? А, чёрт! Она согласилась на подвал! Но ни у кого, кроме Берта, и мысли не возникло, что такое возможно. Теперь она — бедная и несчастная девочка, которую тиранит изверг — я. Красиво как! А, может, она действительно Кински? Это у них мозги извилистые, как лабиринт.
Отпустил Маргариту. Что тут говорить? Она выиграла. Как только за девчонкой закрылась дверь, Берт отвесил церемонный поклон, сказал:
— Поздравляю, ваша светлость. Вас очень элегантно подставили. Вы готовьтесь, дальше будет ещё хлеще.
— Да уж не сомневаюсь. Интересно, что она ещё вытворит?
— Согласен, это интересно, — Валевски кивнул, спросил задумчиво: — Кого ж вам подсунули?
— Не понял?..
— Ах, ваша светлость, вам не идёт строить из себя дурака. Вы прекрасно знаете, что эта девочка — не Кински и, думаю, даже не Маргарита.
— Я не знаю, а лишь догадываюсь, а вот ты знаешь, но молчишь.
— Я не молчу! — возмутился Берт, — я доказательства собираю.
— Много набрал?
— Мне хватит. Вам — не знаю.
— Ну?
— Маргариты Кински нет.
— Не понял.
— Сам не понял. О том, что существуют люди без имени, я знал, но, чтобы имя без человека... Имя есть, а человека нет. Нет, и никогда не было никакой Маргариты Кински. И Хельмут был женат всего один раз.
— О, как!
— Да. Не было никаких мезальянсов. Но, чтобы вы окончательно запутались, — Валевски подошёл поближе и, хотя его и так никто не мог слышать, всё-таки перешёл на шёпот, — Маргарита была в оранжерее! Но как она оттуда вышла, я понятия не имею.
— Даже так?
***
Во-о-о-от! Я всего лишь одну ночь в камере провела, а меня встретили, как будто я отсидела в тюрьме лет десять, причём исключительно по прихоти узурпатора. На обеде вокруг меня скакали, пытаясь угодить, и в этом безумстве не участвовали только двое: викинг и аристократ. Викинг сидел мрачный как ворон на погосте, недовольно смотрел на всеобщее безумство, а Валевски посмеивался, но не знаю точно над кем: то ли над викингом, то ли над сорвавшимися с цепи кавалерами.
Обед закончился. Я вернулась к себе. Прошла в башню, вызволила Нильса, наигравшегося вусмерть. Создала ему плюшки с вареньем, сама села к компьютеру, тупо посмотрела на экран. Что делать дальше, я не знала. На такое развитие событий я не рассчитывала, и теперь пребывала в полной растерянности. Нет, торопиться нельзя. Надо подумать.
***
Поздний вечер. Я бы превеликим удовольствием лёг спать, но не могу. Жду Мартина. И где он ходит? Тряхнул колокольчик, вызывая слуг, приказал подать кофе. Вслед за лакеем, принесшим кофе, появился Берт. Бесцеремонно налил себе кофе, развалился в кресле, и, по-хозяйски закинув ногу на ногу, спросил:
— Ну, ваша светлость, вы узнали, кого вам подарили?
— Да! Я же ясновидящий. Всех насквозь вижу. И времени у меня, хоть отбавляй.
— Но вы думали?
— Думал. Ничего хорошего не придумал. Тут надо долго разбираться, а у меня времени нет.
— Что так? — с притворным участием спросил Берт.
Вот же гад, на подзатыльник напрашивается. Валевски обиделся. Ладно. Могу на дуэль вызвать.
— Не надо. Я вам ещё живой пригожусь. Так что у вас со временем?
— Нет у меня времени. Завтра еду в Бургис.
— Зачем?
— За тем. Дорогу запускать будем.
— Дорогу? Уже? — Берт вскочил, облив себя кофе. Начал отряхиваться, быстро говоря, — я с вами! Я хочу это видеть.
Как он засуетился. О Маргарите уже забыл? Валевски бросил на меня недовольный взгляд:
— Нет, не забыл. А вы?
— Отчего же, помню. Помню, и что-то у меня перебор получается.
— Поясните.
— Поясню. Она умеет плавать. Умеет скакать верхом. И хорошо. В Нейлин и обратно за три дня — не каждый мужчина сможет. Ещё она умеет выбираться из закрытых помещений. И это не всё, — я рассказал, как Маргарита Росси к одиннадцати туз пожелала, а потом не дала достать карту из рукава.
— И вы молчали? — возмутился Берт.
— Когда я тебе это мог сказать?
Валевски хотел возразить, но, подумав, согласился:
— Да. Вы правы. Надо искать. Это уже действительно как-то много.
И тут на пороге очень вовремя появился Мартин. Прошёл, плюхнулся в кресло, посмотрел устало. Ну? Колдун покачал головой:
— Следов нет.
— Сколько времени нужно, чтобы проверить всё?
— Не меньше месяца, — после короткого раздумья ответил Мартин.
— Значит, закрываем тему. Ты мне здесь нужен, а не где-то там.
Валевски ахнул:
— И всё так оставите? Но если она...
Не дал договорить. Нам это выгодно в любом случае, кем бы она ни была. Пока она здесь, нам не будут вставлять палки в колёса. Валевски хлопнул себя рукой по лбу:
— Да, я забыл!
— Вот и всё. Закрываем ассамблею. А тайны... рано или поздно находятся ответы на все вопросы, — говоря это, я и предположить не мог, что ответ на один из вопросов получу уже очень скоро.
На следующий день мы с Бертом уехали в Бургис, где готовился к запуску первый поезд. Я был уверен, что всё пройдёт нормально, но всё равно волновался, слишком уж много зависело от конечного результата.
Когда мы приехали на станцию, поезд уже стоял у платформы, готовый отправиться в первый, ещё порожний рейс. Мастер, сидевший в кабине, запустил турбину. Колёса медленно закрутились. Поезд, набирая ход, покатил на запад, к соседнему городку, где уже успели восстановить заброшенную десятилетие назад станцию. Впереди показался тот самый злосчастный поворот, на котором в первый раз поезд сошёл с полос. Рулевой слегка сбавил ход. Берт напрягся, схватил меня за руку. Да нет, всё будет нормально.
Ну, я же говорил! Поезд даже не накренился! легко проскочил изгиб дороги и, резко набирая скорость, пошёл вперёд. Мы поехали следом, но вскоре безнадёжно отстали.
Мы приехали в соседний городок только через час. Мастера похвастались, что добрались за двадцать минут. Так?.. Значит, от Бургиса до Ниша можно доехать за двенадцать часов, если не останавливаться?
— Надо же! Я не верил до последнего, думал, что получится, как у Хельмута, — Берт погладил турбину по чугунному боку, спросил: — Куда дальше потянем?
О! Кто-то говорил, что я размахнулся. А сам? Да это ещё надо наладить.
— Это только вопрос времени. Так куда?
Пока некуда. Подумаем. Не стоит торопиться.
***
Всё больше чувствую себя лишней на этом празднике жизни. Сньёл и Валевски вернулись из Бургиса, где запустили первый поезд. Событие космического, по местным меркам, масштаба было отмечено грандиозной пьянкой, где не место маленькой девочке Маргарите Кински. Можно подумать, я пьяных мужиков не видела.
На следующий день королевский дворец гробовой тишиной встретил очередной праздник: День Великого Бодуна. Я прошлась по пустым, притихшим коридорам, думая о превратностях судьбы. Полный дом холостых мужиков, я в этом доме единственная женщина, но на меня никто не обращает внимания. И всё почему? Я для этих мужиков — малолетка, которой ещё и семнадцати не исполнилось. Увы.
Надо сказать, что в тот момент я действительно обиделась, напрочь забыв о том, что буквально на днях использовала для описания ситуации другое слово из трёх букв, начинающееся на букву «у». Радостно вопила: «Ура, я — ребёнок».
Так вот, в тот момент я расстроилась и обиделась. Я вспомнила о том, что мне в этом году исполнится двадцать. Местные дамы в этом возрасте порой уже глубоко замужем, воспитывают детей, а я?.. Торт-безе в пивной. Расстроившись, чуть не до слёз, решила исправить дело, пошла на кухню. Карл в последнее время неожиданно подобрел. Вдруг прикажет сварганить что-нибудь вкусненькое?
Троянски на кухне не было, но был повар — здоровый такой красномордый дядька. Увидев, что у меня глаза на мокром месте, он встрепенулся, пообещал: «Щаз» и, треснув по затылку поварёнка, погнал его за куриными яйцами для крема, а сам начал замешивать тесто, приговаривая, что вафельки будут готовы минут через пятнадцать. О! Вот это человеки! Не то, что некоторые. Пятнадцать минут — это очень мало, потому я никуда не ушла. Сидя за столом, следила за поваром, готовившим вафельки, облизывалась как лиса на птицеферме.
Повар не обманул. Первые вафли появились в тарелке в указанный срок, но пока без крема, чтобы не таял. Впрочем, я и так справилась: макала вафли в крем, лопала, аж за ушами трещало. И только я подправила испорченное настроение, в посудную лавку вломился слон: появился викинг в компании Троянски.
Карл моему появлению в собственной вотчине не обрадовался, но ничего не сказал, а Сньёл, увидев, как я трескаю вафли с кремом, заявил, что это сейчас я тонкая и звонкая, а к восемнадцати годам разнесёт, как бочку. Сволочь! Ладно, я тебе сейчас устрою. Спросила повара:
— А вы умеете готовить бобовую похлёбку? Дивной вкусноты блюдо!
— Конечно, мадам.
Троянски оживился:
— Мадам желает сделать заказ на обед?
— Да, хочу порадовать мужчин в ответ за доброту.
— Хорошо, будет им дивной вкусноты блюдо.
— Карл! — предостерегающе рыкнул викинг.
— Желание дамы для меня закон, ваша светлость, — доложил Карл.
Странно. Шенк на дух меня не выносил, всегда гонял из своей вотчины, а тут неожиданно встал на мою сторону. Очень он вовремя это сделал, викинг надулся как мышь на крупу.
Ах, месть такое сладкое чувство! А я на обед не пойду!
Включив прямую трансляцию обеда, я смотрела, как моя прекрасная няня копается в тарелке с бобовой похлёбкой и недовольно кривится, и думала, что надо благодарить Великое Небо и Великого магистра, отправившего меня на воспитание к викингу в лапы. Можно сказать, посадили в ядерный бункер, в котором никакая война не страшна. У Сньёла строгие понятия о том, что можно, а что — нельзя; он и сам не полезет, и другим не даст, а если ему пожаловаться, обидчику мало не покажется. С другой стороны, немного обидно. На меня этот шикарный мужик обращает внимания не больше, чем на домашнюю собаку, которая бегает по дому, лает, но её никто не слушает. А если сказать ему, что я — соплеменница?
— О чём мечтаешь?
Вопрос Нильса застал врасплох. Я отложила смартфон, взялась за чашку с чаем. Не буду же я рассказывать эльфу, о чём думаю. Ответила лишь:
— Да, никто меня тут за человека не держит.
— Что ты привередничаешь? Живи, да радуйся.
Я покосилась на эльфа. В чём-то Нильс был прав. Были в моём положении не только минусы, но и плюсы. Прав у меня не густо, а с другой стороны, — какие обязанности? На обеды и ужины ходить? Так я что ли, у мартена еду готовила? И посуду мыть не надо. Нет, есть в этом всё-таки что-то хорошее. Нильс бухнул:
— А я тебе давно говорил!
— И уговорил! Делим по-братски: мне — права, мужикам — обязанности.
Встав, пошла к двери. Нильс спросил, куда я. Спокойно! Тут недалеко. Я вышла на лестничную площадку, перегнувшись через перила, крикнула:
— Эй, есть кто-нибудь?
Вскоре в вестибюле появился Валер. Задрав голову, спросил, что случилось. Ничего не случилось. Хочу знать, остались ли ещё те прекрасные вафельки. Валер пообещал узнать и ушёл, а я вернулась в комнаты и сказала Нильсу, что сейчас поедим вкуснятины. Специально для меня готовили. Эльф довольно потёр руки.
Но недолго музыка играла. Валер, не поленившись подняться на третий этаж, сообщил, что его светлость запретил таскать еду в мои комнаты на обеды и ужины. Только завтрак. Фу, какая мелочная месть! Здоровенный взрослый дядька отыгрывается на маленькой девочке.
— Что передать его светлости? — спросил Валер.
— Вот это и передайте.
Валер вышел. Эльф вылез из-под стола, показал мне язык:
— Получила? Так тебе и надо!
Да? Готова поспорить, что через десять минут мы будем пить чай с вафлями. Нильс не поверил. Мы с ним зарубились, что проигравший будет кукарекать, стоя на столе. Я выиграла.
Валер появился вскоре. Извинился, повёл рукой, пропуская вперёд слугу с подносом, на котором красовалось блюдо с вафлями. Слуга поставил на стол блюдо, удалился. Валер дождался, пока закроется дверь, сказал:
— Его светлость настоятельно просит быть на ужине, — и откланялся.
Ну, если уж меня та-а-ак настоятельно просят, куда уж я денусь? А где мой лучший друг Нильс?
Эльф, понимая, что проиграл, из-под стола выползал как на эшафот. Печально посмотрел на сладости, тяжело вздохнул и жалобно прокукарекал. Решив отыграться за прошлые издевательства, я взяла в руки вафлю, смачно надкусила и, громко чавкая, сказала:
— Халтура! Давай, как договаривались. Или всё сама съем.