(К первой части)
- Ну что тебе сказать, сын. Закончил я Сызранское ВВАУЛ, в простонародье Сызранское вертолетное училище, в 1985 году. Никто от нас не скрывал, что все мы рано или поздно окажемся в Афганистане. Летали много. Тебе это ничего не скажет, но максимальный пик налёта училища пришёлся на 1985 год – 90550 часов, представляешь? Каждый лётный день в училище в воздух поднималось более 240 вертолётов и около 1200 курсантов! Готовили нас с учетом опыта боевых действий в Афганистане, основной упор – на боевое применение. Обучали тому, что могло пригодиться на войне.
В Сызрани я, с твоей мамой повстречался, когда ещё своим ″минусом″ на рукаве чванился. А на третьем курсе мы поженились. Перед самым выпуском ты родился. Ни чего мы не подгадывали, так получилось. Поэтому по распределению попал я под Саратов, как говорили в ″правую чашку″ Ми-8, летчиком-штурманом. Ну а в 1987 году уже в Афганистан, тем же летчиком-штурманом.
Летали много, летали часто. В марте месяце 88-го, на подлете к сторожевому посту, наш вертолёт был сбит. Командир у нас был настоящий мастер своего дела. Он сумел посадить разбитую машину, не упасть, а именно посадить. Причем очень удачно, так, что носовой ПКТ смотрел аккурат вдоль ущелья. Обошлось без серьёзных травм. Покинули мы машину. Выбор не велик. Ждать поисково-спасательную службу возле машины или уходить по ущелью к посту. Над нами кружила пара прикрытия, МИ-24. Поэтому решили ждать на месте. Командир приказал занять круговую оборону. Я занял место за носовым пулеметом, он смотрел вдоль ущелья, а командир с борттехником по сторонам. Только ″духи″ решили не упускать лакомую добычу, ведь за каждого летчика им был положен изрядный куш. Дальше был бой. Вертолет подожгли из РПГ. МИ-24 как могли нас поддерживали, но ″духи″ были слишком близко, не всё вооружение можно было использовать. В самом конце боя, когда вертолеты ПСС уже высаживали десант, меня ранило в спину осколками минометной мины. – Отец замолчал.
Евгений смотрел на него, на отблески пламени костра на его лице и в глазах, и казалось ему что это отблески того далекого боя, отблески горящего вертолета. Он был не далек от истины. Старый воин действительно мысленно был там, видел вспышки выстрелов, слышал крики своих товарищей и вопли душманов, разрывы, ощущал запах вонючего, синтетического пороха, которым за границей снаряжали патроны для ″духов″. Запах горящего авиационного керосина, густой запах крови.
Ведь война из нас никуда не уходит. Она остается с нами навсегда. Просто прячется в глубинах памяти. Но не уходит. Продолжает жить во снах, где у тебя обязательно в самый неподходящий момент откажет оружие, закончатся патроны или автомат начнет ″плеваться″. Где ты бежишь медленно, как в замедленном кино и видишь, как летят в тебя пули, хочешь уйти из-под огня, ″рвануть″, а не можешь. Где в твою каменную ячейку для стрельбы, с неба медленно, но не отвратимо, летит граната или мина, и ты успеваешь подумать: «Ну всё, это пи@@ец!», и спасительное: «Надо срочно просыпаться!». И с этой мыслью открываешь глаза. На лбу холодный пот, бешено колотится сердце, ты видишь вокруг себя родные стены, успокаиваешься и идешь на кухню курить. Нет, война не уходит, она просто прячется, до поры до времени.
Евгений терпеливо ждал. И отец собрался с духом и продолжил.
- Потом был госпиталь. Ранение в принципе было не тяжелое. Но вдруг выяснилось, что один из осколков сидит рядом с позвоночником, и он не операбелен. ЛВК я естественно не прошёл. Из госпиталя выписали и отправили в распоряжение командующего ВВС 40-й армии. Тот предложил два варианта, либо на вышку КДП, либо в распоряжение начальника 1325-го командного пункта ВВС 40–й армии, в состав Группы боевого управления. Выбрал второй вариант.
Ну а дальше? Дальше краткие курсы и в бой, я же летчик-штурман. Так я сын и стал ″ПАНом″ – передовым авианаводчиком. Хоть к тому времени и начался вывод войск из Афгана, а работы у нас меньше не стало, даже наоборот – прибавилось, порядочные люди уходя из гостей всегда за собой прибирают. Ну что тебе сказать, служба эта не мёд. Ты всегда на передовой. От авианаводчика зависит многое, не только успех боя, но и жизни всех, кто в нем участвует. Поэтому ″духам″ за жизнь авианаводчика платили как за сбитый самолёт. Так что охотились на нас остервенело.
- А что делали? Как воевали?
- Как воевали? Ну представь себе, пехота выходит на выполнение боевой задачи, например, захват какого-то района. Перед выходом пехоты боевые вертолеты и самолеты наносили удары по району действий, а значит авианаводчики были уже на местах, по возможности занимали господствующие вершины или выбирали места откуда просматривался весь район предстоящего боя. После этого пехота, блокировала местность и осуществляла ее прочесывание. Если она наталкивались на сильное сопротивление ″духов″ или не могла с ходу овладеть каким-либо укрепрайоном, опять вызывалась авиация. Тут уже авианаводчик должен был скрытно проникнуть практически на позиции ″духов″, определить места их сосредоточения, проследить за передвижениями и по радио вызывать авиацию с указанием точных координат для нанесения ударов. После нанесения авиаударов мотострелковые подразделения шли на ″зачистку″. – Отец опять замолчал, подлил себе в кружку горячего чая, прикурил новую сигарету.
- Конечно, с нами и прикрытие ходило, но часто сами лезли в пекло, в одиночку, так не заметнее. Тяжело было. Кроме личного оружия и снаряжения – автомат, пистолет, ″лифчик″ с запасными магазинами, ракетница, сигнальные ракеты, фальшфейеры, вода, продукты и ещё много чего, приходилось тащить на себе радиостанцию с запасным аккумулятором. До бронежилетов и дело не доходило – лишняя тяжесть.
″Духи″ тоже не дураки. Знают где нас искать. Как только поймут, что авиацию наводят так и начинают шарить в оптику, осматривают все господствующие вершины, места возможного наблюдения, а их не так уж и много. А дальше или снайпера работают, или могут ещё чем угостить, начиная от ЗУшки, вплоть до минометов.
- Папа, а вот что в вашей службе было самым тяжёлым?
- Что самое тяжёлое? А самое тяжелое, сын, это когда ты ″борт″ за ранеными сажаешь. Они же на тебя как на Бога смотрят. Кто молча, кто, тихо матерясь от боли, кровь на бинтах, бледные лица. Смотрят и понимают, что их жизни сейчас ты в руках держишь. А ты думаешь, правильно ли площадку подобрал, сможет ли экипаж грамотно зайти и приземлится. А не дай Бог где-то ″дух″ затаился! Поприветствовал по радио экипаж, доложил командиру ″борта″ координаты по кодированной карте, метеоусловия по району – облачность в баллах, нижнюю границу облаков, горизонтальную видимость, ветер, давление и температуру. И ждешь, когда он заходить начнет. Одним словом, не сахар.
Ну а потом ты сам знаешь. Потом С…в, служил и начальником тренажёра, и в отделении боевой подготовки, и даже инженером в ТЭЧ. Всё не то. Смотрю как другие в небо уходят и сердце сжимается. Неожиданно встретил бывшего командира воздушно-десантного полка, с которым в Афгане часто ходил на операции, он к тому времени больших высот достиг. Изложил ему свою проблему и попросил помочь. Он меня в военкомат и ″пристроил″.
- А Чечня? – Спросил Евгений.
- А что Чечня. Там сын было тяжелее чем в Афгане. Многие ″чехи″ одни военные училища с нами заканчивали, один Боевой Устав изучали, вместе с нами в Афгане воевали. Русский знали не хуже, чем мы. Да и радиоперехват у них был хорошо поставлен. – Отец замолчал, было видно, что разговор ему давался нелегко.
- Ладно сын, всё. Давай тему закрывать. Разбередил ты мне душу. Давай, о чем ни будь другом.
Дальше разговор уже не клеился. Поболтали ещё минут десять и стали укладываться. Евгений залез в спальник пытался задремать, однако мысли не давали уснуть. Сегодня он узнал отца совсем, с другой стороны. И было о чём подумать. А отец спать так и не лег. Он сидел у костра, ворошил прутиком угли и молча курил сигарету за сигаретой, подливая себе из чайника горячий чай. И весь его вид говорил, что он не тут, возле реки с сыном, а где-то там в опаленных войной днях своей молодости.
Евгений долго думал над словами отца после отпуска. Запали они в душу своей обнаженной правдой. И эти слова, и мысли не прошли даром. Он очень удивил родителей тем, тем как резко поменял свой образ жизни. Закончились бесконечные шатания по подъездам и посиделки на лавочках. Перестали вызывать в школу родителей, волшебным образом улучшилась успеваемость, из Дневника исчезли тройки.
А когда он записался сразу в две спортивные секции – ″Самбо″ и ″Силовая подготовка″, мать решила, что у него проблемы с ровесниками и попыталась вызвать сына на откровенный разговор. На её вопрос: «Сынок, что случилось, расскажи, может быть мы поможем?», он ответил просто: «Всё нормально мама, просто пора взрослеть», чем ещё больше озадачил мать. Отец только приветствовал эти перемены, но с разговорами и вопросами не лез.
В конце девятого класса Евгений сказал родителям что хочет поступать в военное училище. После приписной комиссии в военкомате смысла держать это в тайне уже не было. Разговор был не то чтобы легким, но и не простым. Если отец к такому решению сына отнесся с одобрением, то мать нет.
- Хватит мне одного ″защитника″, всю жизнь дёргаюсь, сколько нервов и здоровья! Думаешь легко вас то на войну провожать, то с войны ждать? Теперь и ты туда же. Неужели ни чего другого на ум не пришло. Ты же в медицинский хотел поступать?!
- Мама, ну что тут такого, просто профессия такая – ″Родину защищать″. И совсем не обязательно что я на войну попаду. Кстати и врачей тоже по ″горячим точкам″ отправляют.
- Родину! А обо мне ты подумал? Ты не ровняй, одно дело врач, другое дело военный. А в какое училище хоть собрался? Только не вздумай в летное, хватит с меня одного летчика, второго я не переживу.
- Пока ещё точно не решил. Пока только думаю. Может в Рязанское десантное, а может в общевойсковое.
- Нет! Только не в десантное! Лучше уж в связь, или в автомобильное. Всё же поспокойнее, да и специальность гражданская.
- Нет мама, ни хочу. Не интересно мне ни то, ни другое.
Тут в разговор вмешался отец.
- В армии, мать, если служить добросовестно, спокойных мест нету. А в общевойсковое, в какое собрался поступать, их же много?
- Ну не знаю ещё, вообще-то думаю в Новосибирское.
Отец внимательно посмотрел на сына, явно собираясь что-то сказать, потом перевёл глаза на мать и резюмировал:
- Как говорят про пехоту – ″Царица полей″! Ну что ж в Новосибирское, так в Новосибирское, далековато конечно, да и холодно там зимой, зато закаленным будет.
- Я против. – Мать настаивала на своем. – Неужели нет других мест, других специальностей. Посмотри вокруг, сколько всего интересного, нужного. А о нас с отцом ты подумал? Ты уедешь, а кто с нами останется?
- Хорошо мама. Поступлю на медика, на инженера, да хоть на учителя. Только знай, я всегда буду смотреть с завистью на проходящего мимо венного и всю жизнь жалеть о том, что не сделал! – Евгений отвернулся к окну.
Наступила тягостная пауза в разговоре.
- Поступай как знаешь Женя. Вырастишь, ты меня поймешь, сынок, просто матери трудно отрывать сына от сердца, выпускать из родного гнезда. Очень трудно. – Со слезами на глазах тихо сказала мать и обняла сына.
Вечером, когда матери рядом не было, отец спросил:
- Я так понимаю, что не замполита ты там учится собрался, и не на командира мотострелкового взвода? То-то ты весь год из спортзалов не вылезаешь. Хорошо подумал? Потянешь такой груз?
- Хорошо, отец, очень хорошо. Как ты говорил: «Если быть, так быть лучшим»!
- Ну вообще-то это не я сказал, это сказал Чкалов. Но для того чтобы быть лучшим придется работать, работать и ещё раз работать.
- Я готов, папа, буду работать.
Но оказалось, что в жизни не всё так гладко как нам хочется. Очень скоро Евгению пришлось поблагодарить судьбы за то, что у него такой отец.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
(Продолжение следует)