Ириша поплотнее затянула пояс на тяжелом, пахнущем овчиной тулупе, нахлобучила на голову отцовскую меховую шапку, туго завязав ее под подбородком, и хотела, было, уже выскочить на улицу, но спохватилась и, вернувшись, натянула варежки. Пожалуй, они были единственным, что принадлежало именно ей. Все остальное: и тулуп, и шапка – остались от папы. Его не стало всего два месяца назад, Ира заменяла его на работе, пока тот болел, а теперь, поскольку это был единственный заработок в семье, так и осталась стрелочником. Начальство ворчало, не желая оформлять восемнадцатилетнюю девчонку на такую должность, но Ира упросила. Старший стрелочник, дядя Аким, обещал выдать ей одежду по размеру – даже оранжевый сигнальный жилет, но все как-то не доходил он до последнего участка с единственной, оставшейся на ручном переводе, стрелке.
На других-то участках стрелочники не успевали порой и чаю попить, посидеть на топчане, скинув тяжелые, выданные начальством сапоги, а у Иры было спокойно. Поезда ходили здесь редко.
Ириша, закрывая глаза от бьющего в лицо со всей силы январских холодов снега, захватила с собой лопату, чтобы расчистить механизм, и пошла вперед…
…А ее мать, Полина, в это время сидела в пустой, со старыми, кое-где ободранными обоями, комнате и, вглядываясь в метель за приоткрытым окном, тихо напевала колыбельную.
-Вот придет сыночка домой, а я его накормлю, обогрею! Вон, погода-то какая! А ляжет в кроватку, спою ему, как в детстве, как в детстве…
Руки женщины суетливо перебирали шаль, а глаза все смотрели и смотрели вперед, надеясь разглядеть силуэт сына.
Витю она видела последний раз на суде. Она тогда хотела подойти к нему, обнять последний раз, но муж, Матвей, крепко держал жену за руку, не давая двинуться с места. Ира, младшая сестра Виктора, стояла рядом, держась за стену. Матвей запретил рыдать в голос, Ириша только тихо всхлипывала, кусая губы в кровь.
Витьку судили за попытку обворовать товарный вагон и убийство девчонки, Нины, которая совсем недавно приехала в Луговской и устроилась там на почту.
-Это не я, мама! Не я! – кричали серые, испуганные глаза…
-Никогда не будет в нашей семье убийц! Не сын он мне больше! – Матвей ударил кулаком по столу, когда семья вернулась домой. – И чтоб больше ни одного слова про Витьку я не слышал!
-Папа! Зачем ты так! Витя хороший! Он…
-Замолкни, я сказал.
Матвей резко встал и, казалось, вот-вот замахнется и ударит дочь по скривившемуся, распухшему от рыданий лицу. Мужчине было очень страшно. Безумно. Страх захлестывал сердце, туманил разум, заставляя прокручивать в памяти события той ночи. Все ли он учел? Не проговорится ли этот слюнтяй Витя?... Хотя приговор уже вынесли, сам парень ничего не помнит, улик против Матвея нет. Выгорит дело! Точно!...
С тех пор и сидит Полина по вечерам, смотрит в окно и ждет своего сына, напевая колыбельные. А срок еще далек, а писем от Вити почему-то нет…
Матвей исправно проверяет почтовый ящик, конверт от сына сразу рвет и выкидывает, чтобы никто и никогда не узнал правды…
…Поезда по этой линии ходили редко. Дождавшись звонка от начальника станции, нужно было только перевести рельсы в нужное направление, и все. Ире полагалось сидеть в будке и ждать. Будка, деревянная, на одну комнату. В ней помещалась узкая кровать, столик, что когда-то отец сколотил сам, стул, выданный руководством, и буржуйка. Печка, небольшая, потемневшая от сажи, стояла в уголке, высовывая наружу трубу. Иногда из нее вверх летели искры, словно фейерверк. Они кружились, танцевали, гонимые ветром, а потом исчезали в темноте, оставляя на снегу серый, рассыпавшийся пылью пепел.
Вот так и Ирина жизнь, жизнь ее семьи рассыпалась, взлетев бешеным факелом вверх и слившись с пустотой…
Девушка еще раз посмотрела на часы, подставив их под луч света, падающего от желтого, словно разлитое на снегу сливочное масло, фонаря.
-Да, пора! – Ира открыла ключами замок, аккуратно спустила рукоятку.
Теперь маршрут был переведен с восьмого на девятый путь. Поезд дал гудок, чуть притормозив у станции, машинист моргнул лучом в ответ на свет Ириного фонаря. Девушка довольно улыбнулась. Работа выполнена, и теперь можно вернуться в будку, попить чай и согреться.
В бурлящих вихрях снега Ира не заметила, как, махнув рукой в знак благодарности, с подножки тепловоза спрыгнул мужчина. Поправив рюкзак, висевший на плече, он медленно пошел куда-то, прикрывая лицо от льдинок, сыплющих из низкой, дымчато-черной тучи.
-Домой? Или сразу зайти к нему? А если сегодня не его смена? – мужчина остановился. Он то поворачивался к огонькам Луговского, манящих своим теплом и покоем, то смотрел вдоль железнодорожных путей, туда, где в окошке старенькой будки, кажется, мелькала тень стрелочника. – Сразу к нему.
Сколько раз Витя представлял себе эту встречу. Он все продумал до мельчайших подробностей. Пожалуй, это то, чем он занимался все те годы, что сидел за решеткой. А еще прокручивал в голове события той ночи.
… Витя тогда уже устроился работать на железнодорожную станцию. Он вместе со стареньким дядей Никифором принимал товарные вагоны, отмечал их прибытие в журнале, а потом следил за тем, как тяжелые тепловозы забирают их с собой, таща скрипящие составы по рельсам. Сталь гудела, дребезжали стаканы в каморке отца, провожая поезда тихим звоном.
Витя работал сменами, а потом где-то пропадал с друзьями. Он появлялся дома уже за полночь, тихо разувался и на цыпочках шел в ванную. А когда выходил оттуда, во сколько бы это ни было, Полина, его мама, уже суетилась на кухне, подогревала чайник, наскоро жарила яичницу – ее мальчик пришел с работы и не ужинал…
Виктор останавливался в дверном проеме и наблюдал за матерью. Та быстро вскидывала глаза, немного виновато улыбалась, боясь, что Матвей, ее муж, проснется и будет ругать их обоих, а потом, поцеловала севшего за стол сына и, потрепав его макушку, тихо говорила:
-Поешь и ложись. Я утром посуду помою! Люблю тебя, сынок!
При Матвее она такого никогда не делала, чувствуя его власть, зная, что сразу начнет высмеивать Витю, обзывая маменькиным сынком.
Когда Витя родился, Полина была одна. Муж уехал в командировку. Где-то строили железную дорогу, он нанялся разнорабочим, исправно присылал деньги. Поговаривали, что не просто так уехал он за сотню километров, что была там у него зазноба, но Полина старалась не думать об этом.
-Нагуляется и вернется! – говорили ей на работе. – А ты пока ему наследника расти!
И Полина растила, только не для мужа, для себя. Она целовала Витю и нянчила, слушала, как бьется его сердце, когда по ночам мальчик прибегал к ней, увидев во сне кошмар, смеялась вместе с ним над картинками в детских книжках…
Матвей никогда не обсуждал это с женой, но был уверен, что Витька не его сын. Сначала эта мысль казалась ему глупой, но потом, когда он вернулся из командировки и потолковал с товарищами, те в один голос уверяли, что Полька в мужнино отсутствие зря времени не теряла. Вот и появился Виктор.
-Матюш! Ты бы с сыном поиграл, а я в магазин сбегаю! – Полина натягивала сапоги в прихожей. – Не оставляй его одного в комнате!
-Ничего, посидит. Когда в саду место Витьке уже дадут?
-Маленький он еще, дома пусть побудет. Ты сам-то подумай! – Полина удивленно смотрела на мужа.
Матвей только сжимал губы. Нянчиться с чужим ребенком он не будет!
Однажды, выпив лишнего, он все же высказал все Поле.
-Нагуляла, а я должен его воспитывать?! Радуйся, что вообще вас из дома не выгнал! Я работал, а ты тут!!..
Полина в испуге смотрела на мужа.
-Ты что, Матюша! Витенька твой! Вон, и глазки, и нос – все твое! Как ты вообще мог такое подумать!
-А вот мог! - гордо, словно разоблачил банду жуликов, ответил мужчина. – Думала, не догадаюсь? Ух, смотри у меня! Если что, сразу на улицу пойдете!
Полина убежала на кухню, чтобы муж не видел ее слез. Нет! Она не будет оправдываться, уговаривать или просить прощения. А если и есть за ней какой грех, так и сам Матвей не ангелом вернулся из своей командировки!
Витя с первой своей встречи с отцом стал бояться его. Что-то грозное, жестокое увидел мальчик в пристальном взгляде Матвея. Виктор не хотел оставаться с этим мужчиной наедине, убегал к матери, мечтая, что однажды отец исчезнет также внезапно, как появился, но тот никуда не уходил…
Жизнь Виктора изменилась. Его место рядом с матерью занял Матвей. Теперь по ночам нужно было лежать в своей кроватке, накрывшись с головой одеялом и слушать, как за стеной, в родительской комнате, бубнит радио. Ближе к полночи оно замолкало, дом погружался в тишину. Не стало сказок по вечерам, не стало хохота, что разносился по комнате, ушло что-то родное, домашнее, заставив Виктора вдруг повзрослеть.
-Мам, посиди со мной, - просил Витя, когда оставался дома с температурой. – Немножко почитай!
Мальчик хватал с полки книгу, любую, лишь бы мать задержалась хоть на десять минут, но та качала головой.
-Дел много, сынок! Лежи, обедом я тебя покормлю, с работы приду. А папа вечером тебе почитает.
-Ну, мам! – Витя надувал губы, чувствуя, как к глазам подступают слезы.
-Витя! – одергивала его Полина. – Не надо!
И уходила.
А однажды мать пришла домой не одна, а с орущим кульком. Кулек назвали Ириной. И отчего-то Ира сразу стала «папиной» дочкой. Матвей не разрешал Вите лишний раз подходить к кроватке сестры, ругая его за неаккуратность.
-Это ж человек, Витька! Что ты в нее пальцами своими грязными тычешь?! Иди, приведи себя в порядок сначала!
И Виктор шел, было, отмывать чернила с рук, но потом хватал со стола краюшку хлеба и убегал играть в футбол с друзьями. Он появлялся дома к вечеру, садился за уроки и слушал, как за стеной бубнит радио, и Ира иногда хнычет, а Полина шикает на нее, пытаясь успокоить…
Годы сменяли друг друга, дети росли, становясь выше своих родителей. И вот уже Витя сам работает на станции, получает зарплату наравне с отцом и может сам решать, как ему жить.
-А парень твой хорош! Внимательный, аккуратный! - старик Никифор довольно кивал, расхваливая Витю перед его отцом.
-Да? Ну, вот и хорошо. А я уж боялся, разгильдяй вырос!
-А чего ж ты боялся? - прищурившись, качал головой Никифор. – Полина его хорошо воспитала, а ты, как я знаю, только рычал.
-Нормально я с ним себя вел! Он просто в Полькину породу пошел. Они там все слюнтяи.
Старик поморщился. Он знал Матвея с тех пор, как тот вернулся из командировки, а Полину - с рождения. Знал Никифор и ее родителей.
-Врешь! Хорошие они были люди, и Поленька умничка, тяжело только ей.
-Ей? С чего это?
-Да так, жизнь нелегкая ей досталась.
Матвей хотел возразить, но его окликнули с улицы. Мужчина быстро вышел, оставив Никифора одного.
-Не того она выбрала, не того… - вздохнул старик и, набросив капюшон, быстро выбежал из здания. Начинался дождь, нужно было позвать ребят, что работали сейчас на путях, как бы не простыли.
-Витька! Зови команду! Переждите под навесом, нечего мокнуть, - услышал парень голос за спиной и медленно обернулся. По щекам текли дождевые капли, щекоча кожу.
-Ладно, перекур! – крикнул Витя и, сложив руки крест-накрест, поднял их вверх. Те, что работали далеко, сразу побросали инструмент и бегом направились под крышу. Дождь все усиливался, и вот уже с неба льется настоящий поток, размывая дорожное полотно.
-Ты смотри! Мы два дня ковырялись, не успели с гравием, и все опять заново! – с обидой прошептал Витя.
-Ничего, заплатят по дням работы. Мы тут ни при чем! – успокоил его высокий, с серым лицом мужчина, что пришел в их бригаду неделю назад.
Когда рабочий день закончился, Виктор пошел в кино с Ниной, девушкой, что работала на почте. Она только недавно приехала в поселок, познакомилась с красавцем Виктором и напросилась к нему на свидание.
-Хороший фильм, правда? – Нина улыбалась, заглядывала в глаза своему кавалеру, как будто ждала, что он вот-вот ее поцелует.
-Да, ничего. Но какой-то он не жизненный, так не бывает.
Нина рассмеялась и пожала плечами. Уж очень сложно иногда говорил этот паренек. Для самой Нины все было проще. Она просто радовалась, что после скучной работы попала в кино с видным парнем, что это ее первое свидание, что лето еще впереди…
-Вить, а как там у вас на работе вечером? Что происходит?
-Ничего, - удивился наивному вопросу Виктор. - Иногда товарные вагоны переставляют, ну, еще скорые проходят, надо стрелку переводить. У меня отец стрелочником на путях работает. В будке дежурит.
-А, пойдем, посмотрим, что там сейчас делают! – Нина схватила его за руку и потащила в сторону станции.
-Брось! Я не хочу! – Витя хотел сначала остановиться, но передумал. – Ладно, пойдем. Только тихо.
-Хорошо-хорошо! – Нина быстро закивала.
Нина чем-то напоминала Виктору его сестру, Иринку. Та тоже вечно всем интересовалась, была от природы неугомонно любопытной. Парню казалось, что, как только Ира научилась говорить, она так и не замолкала, засыпая брата своими «зачем» и «почему». С отцом Ира держалась сдержанно, побаиваясь его. Мать Иринку любила, но у нее просто не хватало времени на детей. Витя, по сути, был для младшей сестры нянькой, отводил и забирал ее из садика, кормил обедом и ходил гулять.
Нина была попроще, как будто, примитивнее Ириши, но Вите было с ней легко, а о большем он и не задумывался.
Молодые люди обошли здание станции чуть правее.
-Там будка стрелочника с седьмого пути на восьмой, там – будка моего отца. Там, за этим забором, стоят вагоны. Их завтра должны перегнать в город, Виктор размахивал руками, а Нина восторженно крутила головой.
-А что в вагонах-то? Вам говорят, что перевозят эти составы?
-Иногда говорят, иногда – нет. Да мне все равно, - пожал плечами парень. – Пойдем, посмотрим. Хочешь?
Нина согласно кивнула. Как хорошо, что сегодня она надела кеды, в них так удобно ходить по гравийной насыпи железнодорожных путей!
Молодые люди зашли за забор, и вдруг Витя прижался к стенке одного из вагонов, закрыв собой девушку.
-Ты что? – удивленно спросила она, пытаясь посмотреть вперед.
-Ничего. Стой молча. Стой здесь, я сейчас.
В сумерках Нина заметила каких-то людей, суетливо озирающихся по сторонам. Мужчины стояли у двери одного из вагонов и пытались сорвать замок какой-то железкой.
-Витя! Они, что, воры? – Нина испуганно всхлипнула. – А что, если они нас заметят? Давай, уйдем, пожалуйста!
Витя почувствовал, как она боится, как изо всех сил вцепилась в его руку, как дрожит и дышит часто-часто, словно загнанная собака.
Он обернулся и тихо обнял девчонку.
-Да, мы сейчас уйдем. Тихо, аккуратно. И ты забудешь о том, что видела. Поняла?
-Почему? Надо в милицию сообщить! – горячо зашептала Нина.
-Я сам все сделаю. Не ввязывайся!
Ребята, стараясь не шуметь, шагнули в сторону, чтобы обойти дощатый забор, но тут Нина оступилась, гравий предательски зашуршал.
Мужчины, что ковырялись с замком, обернулись. Матвей встретился с сыном взглядом.
-Иди сюда! - грозно сказал отец.
Витя смело смотрел на него…
…Голова раскалывалась, боль рождалась где-то в затылке, потом простреливала в глаза и возвращалась назад, уходя в шею. Витя осторожно поднялся на колени. Все кружилось, казалось, что парень купил билет на безумный, жестокий аттракцион и теперь не знает, как уйти.
Повернув голову чуть вправо, Витя увидел Ниночку. Он тихо позвал ее, потом чуть громче, но девушка не отзывалась. В памяти смутно всплыли картинки, как отец идет на Витю с чем-то блестящим в руке, как Нина кричит за спиной парня, как товарищи отца переглядываются, согласно кивая.
Как дрался, Витя не помнил, как Нина оказалась между ним и Матвеем, как тихо вздохнула и осела на землю, тоже… Голова гудела, мысли путались. А по путям к нему уже бежали люди в форме. Они тыкали в парня оружием, потом подошли врачи. Нину положили на носилки и накрыли покрывалом.
-Ты за что ж ее?! – орал начальник станции. – Девчонка ведь совсем! Ах, ты…
Он полез на Витю с кулаками, но его оттащили, в Виктора задержали «до выяснения»…
Сначала Витя верил, что все выяснится, что его выслушают, а отца и его подельников поймают и накажут.
Полина тайком от мужа навещала Витю. Она договорилась со следователем, и тот разрешил матери свидания.
Женщина молча приходила в комнату, туда же приводили сына. Они садились за стол и смотрели друг на друга.
-Мама! Я не делал этого! Ты мне веришь?
-Я люблю тебя, сынок! Я все равно люблю тебя!...
А потом в комнате Виктора нашли что-то, что было украдено из тех злосчастных вагонов.
Как не старался убедить парень следствие, что во всем виноват отец и его товарищи, ему никто не верил.
-Отец рассказал нам, какие у вас были отношения. Мягко говоря, натянутые, ведь так?- следователь устало подпер голову рукой. – Никто Матвея в тот вечер на станции не видел, а вот тебя и девчонку видели.
-Как не видели Матвея? Он же дежурил на стрелке!
-Вот он и дежурил. В момент совершения преступления он как раз занимался переводом маршрута…
…Суд вынес обвинительный приговор. В тот же день Виктор был отправлен в тюрьму…
Витя растерянно смотрел, как закрываются двери камеры, как становится душно и тесно. Ему хотелось биться о железную дверь и звать, звать Полину, потому что до сих пор перед глазами стояло ее лицо, бледное, осунувшееся. А еще Витя видел во сне отца, тот довольно улыбался, кивая своим мыслям.
Виктор поклялся отомстить. Хоть через год, хоть через десять лет. Но Матвей получит свое сполна.
Сколько людей до и после Витьки будут жить одними лишь мыслями о наказании своего обидчика, сколько человек будут черпать в этом силы, заставляя себя каждое утро открывать глаза и вставать с жесткой постели…
Сегодня, наконец, мечты Вити могут стать реальностью. Будущее станет настоящим, а сам парень будет отомщен!...
…Мужчина уверенно кивнул и зашагал вдоль путей, проваливаясь по щиколотку в пушистый, свежий снег. Рука невольно полезла в карман куртки, проверяя, на месте ли нож.
Подойдя к будке, путник на миг замер. Осталось только открыть дверь. Это очень просто, ведь Матвей никогда не запирал ее… И что тогда?..На самом деле, что бы Витя не сделал, все будет уже бессмысленно. Матвей наверняка теперь старый, слабый, возможно, также мучается ревматизмом, как один из сокамерников Виктора. Жалкий он уже. Был Матвей, да весь вышел. Но ему-то тогда было все равно, что Витька, молодой, растерянный, ломает свою жизнь, Матвей тогда воспользовался сыном, прикрыв свои грехи. И теперь он должен за это заплатить!
Виктор уверенно подошел к будке и толкнул дверь ногой. Та с легким скрипом поддалась, залив ступеньки неярким светом лампочки, подвешенной под потолком.
-А абажур так и не сделал? Ни к чему? – Витя смотрел на фигуру, ничком свернувшуюся на кровати и накрытую тулупом. – Эй! Привет, батя! Вернулся я!
Фигура зашевелилась, и Ира испуганно вскочила на ноги. Она, пригревшись под овчинным тулупом, задремала, а теперь никак не могла понять, где находится, сколько сейчас времени, и что хочет от нее этот страшный мужчина, стоящий в дверном проеме с ножом в руке.
-Ирка? – выдохнул гость. – Ты почему здесь?!
Девушка, прищурившись, рассматривала незнакомца. Потом по ее щекам сами собой потекли слезы, она села на кровать и заплакала.
-Витька! Витенька! – шептала она и размазывала слезы по лицу.
-Что , Ириша!? Где он, а? Где отец? – Виктор опустился на колени и заставил Иру поднять глаза. – Дома?
Она только судорожно замотала головой.
-Витя, я же писала тебе! Папы не стало еще несколько месяцев назад… Ты не получал письма?
Мужчина отрицательно покачал головой.
-Я от вас вообще ничего не получал. Никогда.
-Как же так? Я писала тебе, ты не отвечал, но я все равно писала. А мама… Она так ждала твоих писем! Но тебе было плевать на нас, да?! Плевать?!
Она вдруг вскочила на ноги и ударила брата по лицу.
Ей было страшно, обидно, ей было так одиноко, а он, самый близкий человек, даже ни разу не ответил на ее письмо. То, что он сделал, разрушило Ирин мирок, пусть плохенький, но хоть немного похожий на нормальную жизнь.
-Уходи! Слышишь, уходи! Ты нам не нужен. Живи один. Оставь нас в покое! Отец умер, мама, как тебя посадили, стала потихоньку сходить с ума. Теперь она сидит у окна целыми днями и поет колыбельные, твои любимые колыбельные. Нам квартиру давали, а она отказалась, ведь ты же не узнаешь, куда идти, где она тебя будет ждать! Представляешь, мы так и живем в этой развалюхе, а она ждет…Дождалась. Но ты не пойдешь к маме! Ты предал нас всех!...
Виктор стоял перед сестрой, сжав кулаки. Сколько обид разом она вылила на него, сколько боли и горя рвалось из ее горла! Ирка…
Он вдруг обнял ее и крепко прижал к себе. Она замолчала, положив голову ему на плечо, и только часто-часто всхлипывала, как в детстве.
В душе Виктора вдруг разлилась пустота. Мстить больше некому, все, чем он жил долгие годы, потеряло смысл. И что дальше? Куда деть эту злость, что так старательно он взращивал, отбывая срок?
-Это не я, Ир. Я в тот вечер видел, как отец с дружками вскрывали вагон. Я был с Ниной. Мы даже ни разу не поцеловались с ней в тот вечер, представляешь?! Она все тянулась ко мне, а я решил не спешить, мол, еще будут свидания… - Витя всхлипнул. – Я писал вам. Я тысячу раз писал, но вы не отвечали. Мне никто не верил, даже мать решила, что я способен был убить Нину. Но это не я.
Ира подняла голову и посмотрела брату в глаза.
-Это он, Ира. Это отец сделал. А я за него отсидел…
Мир Ирины рухнул еще раз, с беззвучным треском он разлетелся по воздуху, перемешался со снежными вихрами и взвился в черное небо.
-Как же так, Витя! Как же это… Письма твои мы не получали. Папа проверял почту каждый день, но всегда говорил, что пусто. Неужели, он врал?! Гадость какая! Бедная мама! Ей так плохо. А я так устала! Я больше не могу-у-у! У отца был инфаркт. Прямо на работе. Он еще полежал в больнице, но ничего не получилось… Он даже не пришел в себя. Я с ним прощалась и от себя, и от матери. А потом поняла, как боялась его, а теперь не боюсь ничего и никого.
Ира застонала и уткнулась головой в подушку.
Витя гладил ее по голове и шептал что-то простое, глупое, лишь бы не молчать.
Вдруг воздух комнаты задрожал от телефонного звонка.
-Мне надо стрелку перевести, - Ира встала и начала собираться.
-Я тебе помогу…
Ира молча кивнула. Она теперь была рада, что Витя рядом. Теперь все будет по-другому.
Витя и Иринка вышли на улицу. Яркое в своей холодной, серебристой от мерцающих звезд черноте, небо, накрывало землю плотным куполом. Метель утихла, оставив после себя белый, ровный саван. Не было больше черных ветвей и заборов, не было истоптанных, посеревших от грязных подошв, дорожек, вокруг была только белая простыня, упавшая складками на обезумевший мир. Ткань прикрыла прошлое, скрыла его от посторонних глаз, дав возможность чертить новые линии своих судеб.
Две фигурки, держась за руки, шли вдоль железнодорожных путей. Они шли прокладывать новый маршрут, ища координаты счастья…
#рассказы-зюзино
#родственники
#истории из жизни
#отец и сын
#судьба человека