11
Солнце медленно являло миру свой лик, и первые лучи вызолотили макушку леса, расположившегося за деревней. Ветер, долетевший издалека, стал холоднее. Травы, более чем наполовину, лишенные соков, начинали припадать к земле, готовясь ко сну. Всё приметил барабашка, но не мог понять причину таких изменений. И посему об этом поинтересовался у старших товарищей.
Барабаш набрал полную грудь воздуха и замер, словно прислушался к природе, к говору птиц, затем выдохнул и ответил:
- Осень грядет.
- Что это такое? – спросил малыш.
- Время года, - сказал бабайка. – Всё кружится – мир, жизнь, время. И мы вместе с ними.
Барабашка задумался и всё понял. Он ведь – порождение мысли людской, разум его стихия. Поэтому, задавшись каким-либо вопросом, барабашка через некоторое время мог самостоятельно найти ответ. В этом он был схож с человеком.
Миновав половину двора, трое друзей через щель во входной двери оказались в прихожей. Утро только начиналось и еще не в полную силу вступило в свои права, а поэтому старые сапоги продолжали скрипеть о былых днях, что-то доказывая молодым и модным туфлям. Туфли же, по малолетству и собственной глупости, жестко и яро спорили с сапогами.
В углу, подальше ото всех, притаился рваный башмак. Он не вмешивался в пререкания сапог с модной обувью, однако имел скверный характер, ибо сделан был какой-то подпольной фирмой по производству обуви. Именно из-за этого башмак не сумел прослужить человеку даже неделю. После пяти дней не самого интенсивного использования, левый башмак порвался. Его брат, правый башмак, оказался более совестливым и мог продолжать службу, но, конечно же, не в одиночку. Человек всё собирался починить левый башмак, но природная забывчивость и лень взяли своё. В итоге были куплены за неплохие деньги кроссовки, ставшие любимчиками. По этой причине башмаки продолжали пылиться в углу по нынешний день. Ревности к новым кроссовкам башмаки не испытывали. Так как они были изготовлены наспех и неаккуратно, только ради получения прибыли, то и исполняли свою службу точно также – лишь бы скоротать время работы и отойти ко сну.
Теперь же, после диверсии левого, правый башмак преспокойно целыми днями бездельничал в сухой и безопасной прихожей. Однако левый башмак не мог уснуть из-за неизвестного доселе чувства голода. Ему постоянно хотелось есть. И не чего-нибудь, а именно каши. Овсяной, перловой, рисовой, гречневой, манной… - не имело значения какой, но лишь бы каши! Да побольше! Да повкуснее! Да с маслицем!
От подобных мыслей весь мир начинал кружиться перед ним безумной каруселью. «Каши хочу! Каши хочу!» - канючил по ночам левый башмак. Но никто не откликался: брат его наслаждался непробудным сном, игнорируя всякие жалобы, сапоги, стоявшие парами поодаль, ни на минуту не прекращали ностальгирующего скрипа о прошлом, перерастающего в завистливые нападки на новенькую обувку, которая, красуясь всеми своими частями, в каждом жесте демонстрировала старикам своё превосходство – модность, удобность и красоту.
Как-то раз на выкрики левого башмака явился не кто-нибудь, а сам домовой. Ничего особенного из себя хранитель дома не представлял – бородатый мужичок с половину человеческой ладони в синих брючках, белой майке и красной рубахе, которую он по своему обыкновению никогда не застегивал. Вихрастую русоволосую голову покрывала панама небесно-голубого цвета, которую домовой во время своих размышлений иногда срывал с головы и мял «для успокоения нервов».
- Чего ты ревешь? – с деланной суровостью спросил домовой у башмака, шмыгнув носом. – Моих кошечек-мурочек пугаешь!
- Каши хочу! – пуще прежнего принялся ныть башмак. – Хочу каши!
- Ишь ты! – домовой разгладил густые завивающиеся усы и прищурил голубые глаза.
- Каши хочу! – в очередной раз повторил башмак.
- А ежели накормлю, прекратишь орать? – решил пойти на компромисс домовой.
Башмак с надеждой кивнул и затих на время.
Домовой вернулся с кастрюлькой полной до краев манной каши и большой ложкой. Сразу видно – не у человека взял, а притащил из собственного жилища, расположенного за печкой. Жена его, кикимора, как полагается, сама днем варила пищу.
Стал домовой кашей башмак кормить. А тот ненасытным оказался! Все съел и ложку облизал, да и кастрюлю вылизал бы, если б мог!
- Каши хочу! – нагло заявил башмак, как только кончилось угощение.
- Сколько же можно! – возразил домовой. – Ты и так целую кастрюлю один съел! Мне же теперь перед кикиморой оправдываться, а она знаешь какая сварливая!
- Так не брал бы в жены! – совсем осмелев, начал дерзить башмак.
Домовой замахнулся на наглеца ложкой:
- У, я тебе!
Башмак притих. Но, спустя время, опять стал поскуливать. Жалко домовому было неразумное создание, пострадавшее из-за собственной глупости и лености. Пообещал он два раза в неделю приносить башмаку кашу, а сам в тот миг решил, что надо будет нашептать человеку мысль о починке башмака.
Случилось это за два дня до того, как беда постучалась в дверь.
Минуло шесть дней. Завтра домовуша должен быть прийти с новой порцией каши. Но голод все сильнее докучал башмаку. «Хочу есть! Хочу каши!» - нудил башмак, стоя в углу и слушая тихое сопение брата да перебранку сапог с туфлями. Тут и увидел он барабашек вместе с бабайкой. «Славные коротышки!» - подумалось башмаку, и голод тут как тут дал о себе знать.
Медленно продвигаясь к шустрым «коротышкам», башмак широко разинул рот, но даже это не смутило жертв, щебечущих что-то о своих заботах. Тогда башмак захлопнул пасть и успел зацепить барабашку за шерстку.
- Ой! – сказал барабашка, не поняв, что случилось. – Меня кто-то схватил!
Его друзья живо отреагировали и распознали обидчика.
- Отпусти, малыша! – сверкнул косой барабаш.
Башмак, хоть и испугался косы, – не выступил.
- Не отпущу! – пытаясь удержать барабашку, промычал он.
- Ничего не пойму! – схитрил барабаш.
Но башмак оказалось не так легко провести. Улыбнувшись уголками широкого рта, он отрицательно качнулся из стороны в сторону – мол, знаем мы эти хитрости!
Барабаш ухватил за руки малыша и потянул на себя, желая вырвать его у неприятеля. Увы, тщетно.
Пятясь задом, словно рак, и крепко держа за шерстку маленького барабашку, разбойник отступал в свой угол. Но двигался он медленно, к тому же неуверенно – боялся на что-нибудь наткнуться спиной. Тогда бабайка, поставив на пол починенную дворовым ручную мельницу, подбежал к башмаку и стал щекотать за бока.
Сначала башмак улыбался уголками рта, затем улыбка становилась все шире и шире. Наконец, не выдержав, башмак расхохотался, высвободив пленника. Барабашка оказался в руках барабаша. Бабайка же, исполнив свою задумку, в два прыжка преодолел расстояние, отделяющее его от друзей.
Отсмеявшись, башмак посуровел, щелкнул пастью.
- Ух, задам же я тебе трепку! – свирепо зарычал барабаш, потрясая косой.
Он с самого утра был зол, как только увидел порченными свои вещи и вещи малыша. Потом огонь его ярости еще сильнее распалила весть о бесчинстве в подполе. Теперь же поступок левого башмака окончательно вывел его из себя. Барабаш был готов накинуться на обидчика, выплеснуть всю накопившуюся злость.
Башмак же от рождения имел такие дурные качества как глупость и лень, которые в совокупности давали третье – трусость. Поэтому он отходил, не поворачиваясь спиной к барабашу, в свой темный угол.
- Успокойся! – бабайка в последний момент успел ухватить барабаша за руку. – Уймись! Все позади!
- Да ну его, барабаш! – присоединился малыш. – Он же дурашливый! Что с него взять…
Эти речи остудили пыл барабаша. Тем временем башмак заполз обратно в свой угол, почти слившись с царящей там темнотой, клацнул в последний раз большой пастью и замер так до самого наступления ночи.
- Пойдемте ко мне, - предложил бабайка. – Хотя бы печенья песочного сделаем, чаю напьемся.
- Ага, - поддержал барабашка, вздохнув. – Дух переведем!
- Идем, - сказал барабаш, зыркая по сторонам еще свирепыми глазами. – Успокоиться надо. Не след в таком виде идти к домовуше.
В гостиной на диване все также храпел кот Рюрик, не подозревающий о происшествии в прихожей. Было слышно, как на кухне лакала молоко кошка мадам Эльза.
Спустившись мышиным ходом в подполье, друзья набрали песка, замесили тесто, испекли сладкого песочного печенья. Бабайка затопил самовар, всем налил чаю. Но прежде им пришлось заняться уборкой и помочь мышам, которые в свою очередь помогли бабайке и барабашкам и, чуть позже присоединившись к чаепитию, принесли оставшееся после ночного погрома варенье.
Вот так, незаметно, в трудах да хлопотах, пролетел день, даже не успели заметить. Да и мыслимо ли заметить день, сидя в подполе! Собрались они пойти к домовому, спросить, кто в доме безобразничает, вещи портит! Но прежде настала ночь.
На этот раз друзья воспользовались, если так можно выразиться, «парадным» ходом. То есть не мышиными лазейками, а дорогой, которой пользовался человек. И очутились они прямо на кухне.
В окно, через небольшие белые занавески, лился мягкий серебристый свет рогатого месяца, пастыря звезд. Чудилось маленькому барабашке, что месяц, щуря лукавый глаз, улыбается хитрой улыбкой, окидывая взором все небесные и земные просторы. В серебряном колпаке да с белой бородой, играет он, сидя на небе, на свирели, звезды развлекает. А те, знай себе, пасутся на небесных полях, горя не знают. А меж звезд присвоило себе территорию, протянувшуюся белой полосой, сбежавшее от людей молоко. Чарующе чудесен вышний мир!
Необыкновенное пение заставило барабашку отвлечься от созерцания, опуститься с небес на землю. Кухонная утварь невообразимыми глыбами была то тут, то там. И сколько же всего нужно человеку для удобного существования! Не перечесть!
- Что это за звуки? – полюбопытствовал малыш.
- Ты что же, не признал? – добродушно улыбнулся барабаш. Сейчас он был родным и милым, не то, что в прихожей сегодня утром, когда собирался драться с башмаком. – Это поет сверчок!
- Сверчок?
- Ну да, - беззаботно ответил барабаш. – Он в гости приходит к домовушке часто.
- Да и ко мне заглядывал, бывало, - припомнил бабайка. – Чаепитие он тоже любит. А певун какой!
- Все сверчки хорошо поют! – заметил барабаш.
- Верно.
Они зашли за газовую плиту. Домовушка жил прямо за ней, в стене. Пока друзья дошли, пение уж стихло. Постучали в дверь. Ждать долго не пришлось – дверь отворилась, на пороге стояла кикимора, жена домового.
Когда барабашка только народился, то нахватался от человека, живя в ухе, мыслей, что кикиморы страшные и уродливые, приносят порчу и несчастья. Сейчас он в очередной раз подивился – насколько люди глупы! Ну, абсолютно ничего не ведают о мире, а правду пытаются разглядеть, уткнувшись в газету! Честное слово, не смышленее, чем тот башмак в прихожей!
Кикимора, росточком пониже домового, была милой женщиной в годах, недаром кошка мадам Эльза отзывалась о ней с теплотой в голосе, называя «тетушкой». В светло-коричневом платье с белым кружевным передничком и в аккуратных туфельках тетушка кикимора смотрелась великолепно! На щеках румянец, добрая улыбка на лице, зеленые волосы убраны назад да гребешком заколоты.
- Входите, гости дорогие! – поприветствовала она.
Барабашки и бабайка в пояс поклонились и вошли в дом. Как и у бабайки, здесь была всего лишь одна комната, зато просторная. В печи горел огонь, на столе – еще теплые пироги. Домовуша и сверчок чаевничали. Тетушка кикимора, закрывши за гостями дверь, вновь принялась прясть пряжу. Прялка её стояла неподалеку у стены.
- Садитесь, угощайтесь! – домовой махнул рукой, потревожив огонек свечи.
- Ты осторожней! – шикнула кикимора. – Не оброни свечку!
- Ну, что ты снова принялась меня поучать, когда к нам гости заявились! – смеясь, воскликнул домовой. – Вот будем мы одни – учи сколько душе угодно!
- Не выступай, русобородый! – шутливо пригрозила кикимора.
Барабаш, усмехнувшись, снял с головы панаму и, приблизившись к столу, сказал:
- Не время рассиживаться!
- А что стряслось? – осведомился домовой.
- Кто в доме всем заправляет! – пошел в атаку барабаш. – Ты или я? Я с тебя иль ты с меня спрос будешь чинить?
Домовой оробел на секунду от натиска такого, но быстро вернул былое самообладание.
- За что спрашивать с меня пришли?
- Тебе ль не ведомо, что в доме безобразия творятся?! Вот поутру мы с барабашкой обнаружили, что сумочки наши погрызены вредителем каким-то, а косы сломаны! Пришли мы в подпол, а там – у мышей варенье съедено воришкой, посуда перебита! У бабайки вообще мельницу испортили!
- Да, хорошо, что дворовой все починил, вернул, как было прежде! – завершил бабайка.
Домовуша призадумался, наморщил лоб, сжал кулаки.
- Нехорошо как получилось! – покачал головой сверчок, прихлебывая чай. – Какие зверства в наши, казалось бы, светлые дни!
- Куда уж светлее, - хмыкнул барабаш. – Беда в дом постучалась, ворона стукнула в окно, захворал человек, бука и бяка в шифоньере завелись, башмак в прихожей утром едва не слопал барабашку… наисветлейшие деньки!
- Башмак? – словно ото сна пробудился домовой. – Вот же охальник! На малыша напал! А я же подрядился кашей его потчевать два раза в неделю!
- Да не о том толкуешь! – сказал бабайка. – Не о башмаке ведь нынче речь! А том, что бука с бякой завелись в шкафу и ещё нечисть какая-то вещи портит!
- Два дня творил я обережные знаки по всему дому! – горячо молвил домовой. – Если считать со дня, как в дверь старуха постучалась. До этого в дом никто не проникал, в этом я уверен.
- А может что-то необычное случалось? – предложил барабаш.
- Да ничего не случалось! – ответил домовой. – Все как обычно – кошек гребнем чесал, они мне вести приносили, башмак, вот, кстати, усмирял, углы в доме проверял, чтобы ничего там не зародилось, никакой пакости. Кикимора пряжу пряла, носки мне вязала, кашу варила, в гости к своей родне болотной на слабеньком ветерочке летала.
- Обыденная жизнь, - заключил бабайка.
- В том-то и дело, что ваши вести мне в диковинку! – кивнул домовуша. – Не было нечисти до появления беды и хвори, а после подавно быть не может – ведь обереги я сотворил.
- Так кто же такое сделал с нашими вещами? – задал вопрос барабашка.
- Не знаю, - честно ответил домовушка.
- А как же бука и бяка? Они возникли после прихода беды! – заметил малыш.
- Ты мал еще, а потому не знаешь, что бука появляется там, где чует слабость. Материализуется из чахлости и хилости и страхов человеческих, - ответил домовой и вдруг поднялся на ноги: - Давайте-ка все же посмотрим на буку, да расспросим его. Может, путное что скажет.
- Пойдем, - согласился барабаш.
- А я еще немного посижу, с вашего позволения! – интеллигентно поставил перед фактом сверчок.
- Сиди-сиди, - сказала тетушка кикимора. – Пением меня развлечешь, покуда домовуша мой трудами занят.
Вчетвером они вышли из обиталища домового, обошли плиту.
- Не торопитесь! – остановился домовушка и громко свистнул.
Спустя минуту, перед ними стоял кот Рюрик.
- Вот так бы на мои просьбы откликался! – буркнул барабаш.
- Ты меня гребнем не чешешь и сливками не балуешь! – лениво произнес кот.
Взобравшись на спину, домовой вместе с барабашками и бабайкой велели Рюрику их отвезти в комнату больного человека. Так весь путь был намного короче, нежели они пешком пошли бы.
Рюрик привез их в родную комнату барабашек и остановился у шифоньера, из которого вчера вылез противный бука, учинивший потасовку. Затаив дыхание, домовой резко открыл шифоньер… но кроме мятой одежды ничего не обнаружилось!
- Где ж бука с бякой? – воскликнул удивленно барабашка.
- Ушли… - проговорил бабайка.
- Куда ушли?
- Здесь получили отпор, и пошли в другое место, где процветает трусость и хилость, - ответил барабаш. – Они ведь сами, что бука, что бяка – трусы и слабаки. Чуть что – сразу убегают. Да ты же знаешь сам, малыш!
- Ага, - кивнул барабашка.
- Что ж, молодцы вы! – пожал им руки домовой. – Прогнали пакость из жилища!
- Да мы-то что! Благодарить надо книжонка за сообразительность! – сказал барабаш.
Домовой и книжонка Прошу похвалил. И вроде б ладно все и хорошо, да только в соседней комнате вдруг шум послышался – упало что-то! А следом прозвучало шипение – кошки!
- О-го-го! – воскликнул домовой. – Знать, всё же нечисть в доме есть! Неси нас, Рюрик, поживее!
Кот помчался в соседнюю комнату. Ночник валялся на полу, а мадам Эльза, хранящая сон хозяйки, гонялась за рыжим кубарем, носящемся по комнате.
От шума пробудился человек (родительница больного). Не видя маленького, вертящегося похлеще, чем юла, кубаря, как впрочем, и домового, и барабашек, и бабайку, человек заругался на кошек и выгнал их из комнаты, закрывши плотно дверь.
- Горе мне с незрячими! – закручинился домовой и обратился к кошке: - Что это в комнате кружилось?
- Не знаю, - вылизывая лапки, ответила мадам Эльза. – Непоседливый и шустрый… с ним было сложно совладать!
Вдруг кубарь, найдя щелку, вылетел из комнаты и покатился по гостиной.
- Ату его! – вскричали барабашки.
Вмиг кот и кошка понеслись следом, пытаясь изловить. Но кубарь так резко сменял направление, что делался недостижимым. В конце концов, Рюрик столкнулся с Эльзой, а неизвестное создание, словно растворилось в воздухе.
Барабашки, бабайка и домовой, упавшие от столкновения, поднялись, отряхнулись.
- Уделал он нас, - покачал головой домовуша. – Стоит признать…
- Признать стоит, но не сдаваться! – промолвил барабаш.
- О прекращении ловли не может быть и речи! – заверил домовой. – Он хоть нас и одурачил (пока не ведаю кто это), но поймать и выдворить его – наша обязанность.
Вдруг с кухни донесся шум – как будто кто-то лазил в раковине среди немытой посуды, оставленной человеком до утра. Домовой, конечно, не любил, когда разводят грязь, да не мог же он управлять людьми!
- Скорей на кухню! – скомандовал домовушка и первым побежал туда.
За ним спешили барабашки, бабайка, кот и кошка.
На газовой плите стояла сковородка, в которой днем жарилось мясо. Мясо съели, но сковородку не помыли – и вот сейчас кто-то облизывал ее, смакуя застывший жир.
Домовушка с разбегу ловко запрыгнул на плиту. Послышалась возня, вскрики. Два человечка с плиты рухнули вниз – Рюрик едва успел подставить пушистую спину, чтобы не разбились.
- Ну и ну! – у домового от удивления глаза на лоб полезли.
Перед честной компанией стоял розовощекий пухлый мужичок. Размерами, как домовой. Большая неухоженная борода с забившимися в ней крошками перепачкана застывшим жиром со сковороды. Глаза у незнакомца были большие, но какие-то тусклые, длинные ресницы, косматые брови. Нос мясистый, широкий лоб. Рубаха, замаранная не только жиром, но и другими яствами, вкушаемыми ранее, натянулась на большом пузе.
Мужичок стоял, уперев ручищи в бока, и улыбался во все желтые зубы.
- Привет! – бодро сказал он тонким голосом. – Что, не признал братишка?
Домовой не мог оправиться от потрясения. Пузан, все так же улыбаясь, пожал руки барабашкам и бабайке, Рюрика и мадам Эльзу похлопал по усатым мордам, до которых едва дотянулся. Домовушку же он крепко обнял и поцеловал в щеки трижды, как полагалось.
- Вы кто? – спросил бабайка, первым обретя дар речи.
- Жировик, - гордо ответил мужичок, похлопав себя по толстому животу. – Люди издавна так зовут мой род, ну и вы можете так меня величать.
- А что вы здесь делаете? – задал вопрос барабашка.
Жировик все с той же улыбкой посмотрел на него, погладил жирной ладонью по шерстке:
- Гощу. Я ведь нынче в городской квартире живу, давненько в деревне не был. Вот, значит, решил заехать, погостить день-другой.
- Неужто соскучился? – смятенно молвил домовой.
- Нет, не особо! – без стеснения признался жировик. – Мы с тобой, когда последний раз виделись, братишка? Всего пяток годков прошло!
- И впрямь… - все еще не прейдя в себя, согласился домовуша. – Что тогда привело тебя в мой дом?
- Люди уехали из квартиры на пару дней, а они такие чистюли – я за день все подъел и ничего не осталось! Решил вот денек погостить в деревне!
- А как же ты до нас из города добрался?
- Договорился с голубем за корку хлеба! – отмахнулся жировик. – Сговорчивая птица. Я б на его месте только за кусок колбасы на перевозку согласился!
Наступило неловкое молчание. Никто не знал, что сказать. Все домочадцы пялились на жировика – жировик, как ни в чем не бывало, стоял напротив, а челюсти его по привычке шевелились, словно что-то пережевывая.
- Милейший, - вступил барабаш.
- Да-да! – участливо откликнулся жировик.
- Не вы ли часом в подполье учинили погром вчерашней ночью?
- Ну, что вы! – захохотал жировик. – Я только в детстве лазил в подпол, пока в деревне жил. Мы с домовушей двоюродные братья. Я в соседнем доме обитал, а потом вместе с хозяевами в город перебрался. В городе, скажу вам по секрету, намного больше возможностей перекусить, нежели тут, в деревне! А в подполе вашем я ничего не громил вчерашней ночью, ведь прилетел сегодня вечером. Так что я виновен лишь в том, что сковородку облизал… ну и в грязной посуде порылся.
- Понятно, - почесал затылок барабаш.
К домовому же вернулось самообладание. Он деловито взял под руку двоюродного братца и сказал:
- Что ж мы стоим? Пойдем ко мне – кикимора пирогов напекла!
- О, она славно готовит! – обрадовался жировик. – Пойдем скорей!
- Постой! – дернул за рукав домового барабаш. – Мы не разобрались с вредителем!
- Обожди! – шепнул ему на ухо домовушка. – Братца спроважу, покуда он все тарелки и сковородки не обслюнявил, и займемся вредителем!
Домовой и жировик под руку скрылись за газовой плитой, оставив недоумевающих кошек, барабашек и бабайку.
- Они вообще не похожи! – наконец, произнес малыш. – А вроде ж братья!
- Бывает и такое, - ответил барабаш.
