Этот поезд был наполовину ржавым, жутко скрипел, хоть и пахло от него свежей смазкой. Паровоз, тянущий всего три вагона, казался страшным монстром, открывшим свою пасть и готовым заглотнуть нерадивую жертву. Монстр весь состоял из железа непонятного предназначения, что кровь стыла в жилах. Окна вагонов напоминали пустые черные глазницы, и никогда ― никогда! ― не было в них ни малейшего огонька. Никто не видел ни машиниста, ни кого-нибудь другого. Поезд просто приходил в определенный час, раз в неделю, на нашу станцию и стоял ровно двенадцать часов. Приходил всегда с запада и уезжал на восток. О его маршруте ходили слухи. Будто он проезжает все населенные места в аномальных зонах. Но подтвердить не могли, только гадали. И каждый раз, когда железный монстр прибывал на станцию, веяло от него чем-то зловещим и недобрым… Дед говорил, что поезд собирает мертвых и их души, и больше ничего не хотел говорить. Помню, что люди иногда приносили на платформу большие мешки и оставляли там же, у поезда. А потом оттуда всё исчезало. И хоть карауль несколько часов кряду ― всё равно ничего не увидишь. В детстве этот поезд не давал мне покоя. Очень хотелось попасть внутрь, посмотреть, что там и как. И самым беспокойным был вопрос о машинисте. Как он выглядит? Кто он? Почему он не выходит из кабины? А может он сам ― мертвец? И собирает других таких же? От этих рассуждений по спине пробегал мороз, и ни шагу к поезду ближе сделать было невозможно. Оставалось завороженно наблюдать за этим жутким железным монстром ― поездом мертвецов. Взрослые говорили, что поезд появился после Большого взрыва и пришедшей за ним Тьмы. Так они называли внезапную перемену времени суток после взрыва. Поговаривали, что это какая-то аномалия, и ничего хорошего от неё ждать не стоит. Оно и понятно. Солнце появлялось всего часа на три, а в остальное время были сумерки и ночь. Дед говорил, что это Бог наказал людей за их грехи, за злость и жадность, меркантильность и безответственность, и вверг всё человечество в ад кромешный.
Мор, завладевший нашей землей, убивал медленно, подходя к выбору следующей жертвы избирательно. Каждый в поселке со страхом ожидал своей очереди. И несмотря на болезнь и голод, все дворы и семьи старались жить обычной жизнью. Взрослые работали, следили за хозяйством. Дети учились, шалили и совали свои носы куда не следует. Дети на самом деле смелые и отчаянные существа. Им нипочем дождливая осенняя погода, слякоть, грязь и ветер, который хлещет по лицу и забирается под одежду. Им невдомек, почему взрослые такие хмурые и часто шепчутся по углам. И уж тем более детям не понять переживаний и проблем своих старших родных и товарищей. Но только ровно до той поры, пока в их дом не придет беда.
Смерть не забирала всех без разбора и не приходила слишком часто. Ровно раз в неделю. За три дня до прихода поезда. В тот день мор забрал мать Ваньки Гришина, моего друга. Они жили с нами по соседству. Тетя Настя была очень доброй, угощала пирожками, а дядя Женя, папка Ваньки, кораблики стругал из деревянных чурок. Ваньке этим летом исполнилось семь лет, и мы теперь вместе ходили в школу. Он в первый класс, а я в третий. Ванька сидел во дворе на резиновом баллоне и размазывал по лицу сопли, слезы и грязь. Я сел рядом, плечом к плечу. Я не знал, что говорить, но понимал, что надо побыть рядом. Чувствовал что ли, что без мамки ему будет туго. Всем без мамки туго. И болит внутри так, как будто часть тела оторвали. Это я от тети Кати слышал, когда ее мужа тоже... сморило.
― Чего делать будешь? ― спросил я что попало, лишь бы не молчать.
― Папка мамку к поезду готовит, ― всхлипнул Ванька.
― Уже? ― кашлянул я, и получилось как-то глухо и глупо даже.
Всем известен порядок. Поезд не зря ведь приезжает. Дед говорил, что хоронить в землю уже нельзя. А на вопрос “почему?” отвечал про какие-то газы.
Ванька угукнул, вытирая лицо. Я заметил, что в руке он что-то держит.
― Что у тебя там?
― А? ― Ванька посмотрел на меня удивленно, потом посмотрел на свои руки. ― А, это… Амулет мамка сделала из осиновых палочек. На человечка похож, правда?
― Ага, ― вещица и правда была похожа на кукольного человечка. Несколько палочек были связаны жгутом. Дед рассказывал, что раньше так делали куклы вуду и втыкали в них иголки, чтоб другому человеку было больно. Но сейчас это не имело значения. Амулет так амулет. У меня тоже есть свой амулет. Дед как-то решил, что мне уже пора иметь защиту, и подарил мне медвежий клык. Он был на шнурке, и я носил его на шее под кофтой. Мама считала, что это не поможет, но и не помешает. Тем более, что того медведя убил мой отец.
Тогда медведь задрал много скотины, да и по улице ходить было опасно. Одни говорили, что он бешеный, другие - что он мутировал. Но несколько мужиков, в их числе и мой отец, все-таки убили его. Отцу тогда сильно досталось, думали, что сморит его. Но он выжил и ушел на охоту. А потом он не вернулся. Дед говорил, что это из-за медведя.
Вышел дядя Женя с нашим сельским учителем дядей Мишей. Оба были чернее тучи. В руках они несли большой мешок, положили его в кузов старенького пикапа. Дядя Женя посмотрел на нас и сказал:
― Ванька, сиди дома и никуда не ходи. Пожалуйста, Димка, ― обратился он ко мне, ― побудь за старшего. Последишь за ним?
― Да, дядь Жень, конечно, ― я усердно закивал головой.
Ванька отвернулся. Я видел, как подрагивали его плечи. Пикап завелся и медленно тронулся с места.
― Я все равно пойду смотреть, ― со злостью пробурчал Ванька, сжав кулачки.
― Вань, может, не надо? Дядя Женя просил же… ― я запнулся, глядя, как багровеет и злится мой друг.
― Я не успел попрощаться! ― крикнул он мне со слезами.
― Ладно, тогда я с тобой, ― я решительно взял его за плечо. Я хотел, чтобы он не чувствовал себя одиноким. Хотел как-то помочь, но не знал, не понимал, что я могу сделать.
Мы отправились на станцию коротким путем, через старое кладбище. Большинство крестов здесь уже покосились, а гранитные памятники крошились с каждым годом все сильнее. Уже не разобрать было имен и лиц, и все могилы поросли густой и колючей травой. А где-то и вовсе были непроходимые заросли деревьев. Но мы с Ванькой знали дорогу как свои пять пальцев. Часто бегали смотреть на поезд именно этой дорогой. Старое кладбище не охранялось, не убиралось, и сюда вообще никто больше не ходил. И для нас это было идеальным вариантом. Возможность, что нас увидит кто-то из взрослых, сводилась к нулю. А значит, нам не попадет.
Вид на станцию прекрасно открывался из двух мест ― из овражка неподалеку, куда можно было залечь и наблюдать, и с дерева, которое росло рядом с будкой станционного смотрителя. Самого смотрителя давно уже тут не водилось. Сюда приходил только один поезд и смотреть было не за чем. Маленькое здание станции рушилось от времени, не имело стекол в окнах и было запущенным и грязным. Зато имелась крыша, протекающая местами, но вполне способная укрыть от непогоды. Но осенью на дереве не спрячешься, листвы не было уже. Пришлось сидеть в овражке. Уже стемнело, когда мы уселись и высунули головы. И сразу же услышали паровозный гудок.
― Он приближается, ― зашептал Ванька взволнованно. ― Хоть бы успеть! ― он зажмурился, будто желание загадывал.
― Ты чего удумал? ― толкнул я его в бок, а у самого тревожно екнуло в груди.
― Ничего. С мамкой попрощаться, ― пробурчал он. ― Тсс, папка приехал, смотри, ― показал он рукой.
И правда, дядя Женя уже приехал. Им пришлось ехать по дороге в окружную, и это заняло больше времени, чем у нас. Дядя Женя и дядя Миша вытащили из кузова мешок как раз к тому времени, когда поезд подъехал и остановился. Они аккуратно положили мешок на землю, немного постояли и сели обратно в машину, хмурясь и тяжко вздыхая.
Не успел пикап отъехать, как Ванька, неожиданно для меня, вскочил с места и бросился к мешку. Я тоже поднялся, но бежать не стал, остался на месте. Ванька упал на колени перед мешком, причитал что-то, всхлипывал. Я не мог разобрать слов, но мне было жалко его. Где-то в груди сжался комок, и от обиды за друга даже скатилась слеза. Вдруг Ванька встал и, не глядя на меня, повернулся к поезду.
― Вань! Ванька! ― я стал кричать ему, но он будто не слышал. ― Вань!
Я побежал к нему, а он уже делал первый шаг на ступеньки вагона.
― Ванька! Нет! Не надо! ― мне было страшно. Я не знал, чем это может обернуться, и не хотел терять друга. Но его словно заговорили, и поезд теперь тянул его к себе как магнит. Еще пара мгновений, и Ванька скрылся в черной темноте вагона. Я успел только дотронуться до его кофты, но не успел схватить. Я ожидал падения и удара об металл паровоза, но меня волной отбросило назад, и я упал на задницу. Испугавшись, я смотрел на поезд и звал Ваньку. Но ничего не происходило. И все мои попытки забраться в поезд оканчивались одинаково. Я падал и поднимался, и снова падал.
― Ваня! Зачем? Ваня-я-я-я! ― кричал я, но это было бесполезно. Я бил кулаками землю, вгрызался в нее и плакал.
― Ванька! Ванька!..
Я проснулся от собственного крика. Подушку и майку можно было выжимать. Я спустил ноги с кровати. Мне было тяжело дышать. Этот кошмар, это страшное далекое воспоминание, преследовали меня всю мою жизнь, с того самого дня, когда я потерял друга детства и ничем не смог ему помочь.
После того случая моя семья уехала в другое место, искать лучшую жизнь. Так мы перебрались из сибирской тайги в места более теплые и населённые, к бывшему Волгограду. Там было не только тепло, но и светло. Аномалии обошли стороной эту местность. И жилось там неплохо, не смотря на то, что после Взрыва все изменилось. Людей стало меньше, власть переменилась, часть суши затонула, а часть поднялась. Звери изменились. Стали опаснее, страшнее, мутировали, в общем. Часто встречались места с очагами радиации и другими ядовитыми веществами в воздухе. Но стоило уехать или уйти на приличное расстояние, как вся отрава сходила на нет, и можно было дышать свободно. В тех отравленных местах и зародились Они.
Они пришли вместе с Тьмой. Большие и сильные, не люди и не животные, они сметали все на своем пути. Чудовища. Нелюди. Так их называли. Когда люди сообразили, что нужно защищаться и дали ответ нелюдям шквальным огнем, твари поутихли на время. Но нелюди очень быстро учились, и оказались достаточно умными, чтобы освоить не только военную стратегию и тактику, но и научиться пользоваться оружием. Это была армия монстров, не иначе. Уродливая, тяжелая, не знающая пощады. Они нападали исподтишка, убивали без разбора. В то время и была создана Новая Армия Союзных Государств. В этой армии обучали жестокому бою. Солдат буквально должен был стать сверхчеловеком. Превзойти самого себя во всем и уметь прыгнуть выше собственной головы. Для этого ученые умы придумали особые пилюли, влияющие на мозг, нервную систему, мышцы и кости. Не всем подходило это чудо-средство. А те, кому подходило, становились выносливее, быстрее, крепче. Против чудовищ не могло быть другого противника, кроме такого же “чудовища”, только с человеческим обличьем и разумом. На войне все средства хороши.
Союзными Государствами называли уцелевшие территории России, СНГ и Европы вместе с их жителями и самопровозглашенными правителями. Перед страхом смерти от лап невиданных монстров люди старались держаться вместе. Отчаяние заставило остатки человечества забыть все обиды и протянуть друг другу руку помощи. Так создали Общий Совет для решения насущных вопросов и Новую Армию ― для защиты и обороны оставшихся в живых на планете людей. И все разумные существа работали теперь не за деньги, которым в новом мире не было места, а за идею, результат и за еду. Именно так сработала разруха и всеобщая беда. Ученые же сделали резкий скачок вперед в своих исследованиях и изобретениях, создавая то, на что раньше никто бы не согласился. Создавая нечто фантастическое в борьбе за выживание. Создавая сверхлюдей, которым не было равных.
― Пал Третий Рубеж! Рубеж прорван противником! Остался последний Рубеж, Четвёртый! И противник не должен его пройти! ― комбат Светловский вещал так громко, что его слова эхом отражались от стен воинского штаба. ― Вы должны понимать! Обязаны сдержать и уничтожить! Каждого монстра! Каждого зверя! За дезертирство ― смерть! Мы очистим эту землю от гнили и вони, от смрада и яда!
― Ещё б стихами заговорил, ― прошептал Куркин мне на ухо.
Куркин, мой товарищ по несчастью, друг по совместительству, с которым мы вместе учились в школе, а после остались служить в Новой Армии, был тем ещё балагуром. Он при каждом удобном случае готов был высмеивать все и вся ― и сослуживцев, и начальство. Во всем искал позитив, как он сам выражался.
Мы с товарищем давно испробовали на себе новые средства наших ученых. Сила и выносливость действительно прибавляются. Но это было испытание на тренажёрах, а каково оно в реальности, в бою, неизвестно. Куркин помимо всех прелестей чудо-пилюлек обнаружил в себе способность прыгать в высоту достаточно ловко и молниеносную реакцию на все вокруг ― где, что и как двигается, кто в какой карман полез, кто каким глазом моргнул, и прочее. Я же поначалу ничего такого за собой не заметил, а потом понял, что знаю наперед, что произойдет. В день, когда пал рубеж и комбат Светловский распинался перед пушечным мясом Новой Армии, я увидел свою судьбу и судьбу всех, кто собирался сражаться с монстрами.
Их много. Мутанты выше человека, с сильными мускулами, шерстью только на спине, с собачьей пастью и без ушей. Нелюди становились умнее с каждым боем, с каждой атакой, с каждым ударом. Они могли бегать и как люди, и как волки. Прыгать далеко и высоко. Они рвали человека двумя руками. Могли одним ударом разбить голову вдребезги. И эти монстры шли убивать. Это была борьба за чистую территорию. У меня был только один вопрос ― зачем мутантам чистое место, если они и так неплохо себя чувствуют?
И ответ пришёл совсем скоро. Когда я стоял лицом к лицу с одним из этих монстров. Вокруг война, трещит пулемёт, крики и рычание, запах крови, гари и паленой шерсти. И он стоит передо мной совсем близко. Его израненный торс тяжело вздымается, он дышит прерывисто и смотрит на меня совсем как человек. А в глазах было столько боли и страха, что мне стало дурно, и я почему-то вспомнил свои кошмары. Я читал его мысли, а он ― мои. И время словно остановилось. Будто не стоим мы посреди поля боя, на четвертом рубеже, и не умирают рядом наши товарищи. Тогда я понял, что нужно эти мутантам. Размножение. Чтобы их детёныши эволюционировали ещё быстрее, им нужна была относительно чистая территория. Для меня это было шокирующим откровением. Мы боремся за одно и тоже. Мы боремся за жизнь, и выживет тот, кто сильнее, умнее, хитрее.
Вдруг резко заболела голова. Я согнулся и упал на колени, держась за виски. Потом удар и темнота. Помню лишь голос в голове, который просил меня, даже умолял: "Прислушайся! Прислушайся к своей судьбе! Прислушайся, и ты найдешь покой!"
Словно во сне я увидел Ваньку. Того маленького мальчика, не сумевшего пережить смерть мамы. Он звал меня, но был таким спокойным и улыбался.
― Дима! Пойдём, я покажу тебе поезд! Там все! Все, кого мы знали и потеряли, представляешь?
Я смотрел на него и не понимал, что это ― сон или явь? Кошмар или реальность? Думал, надо же, как тот мутант меня приложил.
― Дим, там твой отец, ― тихо сказал призрак-Ванька.
"Эх, по самому больному бьёт!"― скривился я, но встал и пошёл за Ванькой. Он оглядывался и махал рукой, подзывая. Из темноты вынырнул поезд. Огромная страшная махина из далекого детства. Сейчас он не казался таким пугающим и не отталкивал своим видом и единственным буферным фонарём. Я поднялся в вагон, в котором не горело ни одной лампочки. Тьма была такая вязкая, что, казалось, вот-вот проглотит меня всего без остатка. Потом мои глаза привыкли, и я смог разглядеть пустые полки и столики в плацкартных отсеках. Меня почти постигло разочарование, как вдруг воздух вокруг меня зашевелился, сгустился, и от ряби в глазах я зажмурился.
― Ну вот! ― радостно воскликнул Ванька. ― Теперь ты можешь видеть!
Я открыл глаза. Лица, лица, лица. Незнакомые и близкие, родные и чужие. Их было здесь сотни, тысячи. Не представляю, как они здесь уместились! Но да, они же бестелесные души. Призраки, которые смотрят на тебя и чего-то ждут, волнуются, трепещут. И папа здесь, улыбается, подмигивает. Я повернулся к Ваньке и спросил:
― Я умер?
― Нет. Ты не можешь умереть. Пока что, ―- пожал плечами мой юный друг.
― А что тогда? Зачем я здесь? ― я всё ещё не понимал, чего от меня хотят.
― Смешной, ― хмыкнул Ванька. ― Прямо как в детстве, вопросы задаёшь по существу. А почему не можешь умереть, ты не спросил, ― подмигнул он.
― Наверное из-за лекарств, которые в армии на себе испытывали, ― пробубнил я, лихорадочно пытаясь вспомнить, что еще нам могли подсунуть доблестные учёные.
― Верно. Мертвый солдат ― плохой солдат. А бессмертный любому врагу сто очков форы даст, ― подтвердил Ванька.
― Но откуда ты можешь знать? ― я удивлялся всё больше и больше.
― Здесь мы знаем всё наперед. Считываем с живых. Но всё же хотелось быстрее перейти к делу, ― Ванька оглядел толпу призраков. ― Как видишь, тел, которые обычно приносят в мешках, здесь нет. Машинист их сжигал. Это та энергия, топливо, если хочешь, которая даёт нашему поезду способность двигаться. Освобожденные души, желающие путешествовать по земле, остаются здесь. И вроде бы всё шло хорошо, по порядку, как и положено. Но наш поезд остался без машиниста.
― И куда же он делся? ― я чувствовал, как пересыхает моё горло от волнения или ещё чего-то, и мне жутко захотелось пить.
― Он умер, ― спокойно ответил Ванька.
― Но я думал, что он бессмертен или вообще не имеет тела!
― Машинист действительно бессмертен. До тех пор, пока не найдет себе преемника или пока не захочет найти, ― ответил Ванька, присаживаясь за столик с неизвестно откуда взявшейся бутылкой воды.
― И ваш машинист нашёл преемника и ушел... на покой? ― переспросил я, схватил бутылку и жадно отпил большой глоток.
― Да, совершенно верно.
― И кто же он? ― я уставился на улыбающегося Ваньку.
― Ты.
Я медленно поставил бутылку на место, с каким-то нелепым отчаянием посмотрел в темное окно. Я мог услышать шум ветра и деревьев, лай собак где-то вдалеке.
― Ты прислушайся, ― я вздрогнул от звука Ванькиного голоса. ― Прислушайся к своей судьбе. Мы будем ждать тебя на ближайшей станции, ― голос уплывал, становился ватным и далеким.
Я очнулся. Ночь уже наступила. То тут, то там горели большие костры. Люди, военные и санитары таскали тела с места на место. Бой был окончен без меня. Мутанты, так отчаянно боровшиеся за жизнь своего вида, повержены. Куркин, где же Куркин? Я напряг голову, чтобы узнать ментально, что с товарищем. Живой! Ранен, но не побежден. Я верил в него. Так и должно было быть. Захотелось с другом попрощаться, но передумал. Знаю его, сейчас начнет уговаривать остаться, будет глупо шутить и вспоминать наши мальчишеские забавы. Лучше уйти тихо, а друг потом все поймет. Ведь меня Ванька ждет… Я встал на ноги, отряхнулся и увидел того мутанта, который меня оглушил. Пуля между глаз убила его быстро. Но даже перед смертью он плакал. От боли и ненависти, от усталости и страха. Что ж, такова судьба. Ну и мне пора. Шатаясь и прихрамывая, я медленно побрел на станцию. Небо разразилось крупным дождем, громом и молниями. Идти было не так уж далеко, но я не торопился. Вся военная суета осталась позади. А впереди замаячило маленькое обшарпанное здание железнодорожной станции.
Тогда я увидел тот самый поезд. Поезд мертвецов. Он словно ждал меня, но не как груз, а как товарища, напарника. Ждал и поскрипывал своим ржавым железом, словно в нетерпении. Моргал своей единственной фарой-прожектором, будто хотел сказать мне что-то с помощью азбуки Морзе. Крупные капли дождя стекали по стеклам и металлу, а я, стоя в брезентовом плаще, пытался докурить последнюю в своей жизни сигарету. Я почему-то знал, что в поезде сигареты мне будут больше не нужны.
Автор: Оксана Калакун
Источник: https://litclubbs.ru/writers/6650-poezd-mertvecov.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#мистика #ужасы #поезд #мертвецы
