Видеоконференция наконец закончилась, и, захлопнув крышку ноутбука, Смирнов с облечением поднялся со стула. Впервые за день. Сначала три лекции для студентов-первокурсников, которым – и это было очевидно по их скучающим лицам – предмет был совершенно не нужен. Потом совещание с инженерами в госкомпании, где Смирнов числился внештатным консультантом по спецтехнологиям. Потом переговоры с японскими коллегами-физиками по минорным актинидам и нюансам ликвидации последствий аварии на "Фукусиме". Еще одна лекция – для вечерников. Теперь можно снять надетый исключительно для проформы пиджак (снизу были спортивные штаны), рубашку и галстук, переодеться в удобное и пойти размять ноги.
Чертов ковид! И какой идиот додумался перевести все контакты в онлайн? Живого общения с людьми никакой компьютер, будь он сколь удобным, скоростным и навороченным, никогда не заменит. Как можно объяснять студентам физику без лабораторных работ? Одна надежда: когда-нибудь вся эта истерия вокруг непонятной заразы сойдет, как пена, и можно будет вернуться к нормальной, человеческой жизни.
На улице не было ни души. Потрясающе сюрреалистическая картина для центра Москвы в семь вечера. Смирнов покопался по карманам, обнаружил последнюю сигарету и закурил. Продуктов дома нет, застрявшая в другой стране из-за отмены рейсов жена еды не купит и не приготовит, так что о пропитании придется позаботиться самому. Идея с общепитом отметалась сразу, поскольку нежный желудок физика требовал только домашней еды. А готовил он и сам достаточно сносно.
Махнув рукой на ближайший гастроном, где ассортимент был весьма скуден, Смирнов решил прокатиться до «Ашана» на «Авиамоторной». Благо недалеко от того корпуса Бауманки, где был его рабочий кабинет, буквально на днях открыли новую станцию метро – «Лефортово», откуда он без пересадки доедет до места. Там останется немного прогуляться пешком, вдохнуть апрельского вечернего бензина – и вот он гипермаркет, практически единственное место, где сейчас можно встретить больше десяти людей одновременно. Потом будет удобно доехать до дома – по прямой. Можно, конечно, было и на машине, но она слегка «приболела», а везти ее в ремонт не было ни времени, ни желания. Да и хоть какая-то человеческая компания по дороге.
Ковида Смирнов не боялся, переболев еще в детстве всем, чем только можно. И зачем им так людей пугают? Буквально-таки льют из всех утюгов страшные байки одну за другой, причем кардинально противоречащие друг другу. Смирнов, как настоящий ученый, не мог ничего принять на веру, а потому в случае с «глобальным» вирусом решил и вовсе никакой точки зрения не придерживаться. И никаких доводов ни от кого не слушать. Максимально стараться жить "как раньше".
Станция «Лефортово» сверкала не тронутой еще новизной: с момента открытия через нее прошло, наверное, полтора человека. У кассы, по крайней мере, Смирнов был в гордом одиночестве. Ожидая, пока единственная же кассирша выдаст билет, он с интересом разглядывал убранство вестибюля. По эскалатору он по привычке сбежал, чтобы не пропустить ближайший поезд. В этом не было никакой логики, но так отчего-то было спокойнее.
Действительно, поезда пришлось ждать долго: за это время можно было еще раз прокатиться вверх и вниз. Почему-то на новой Некрасовской ветке интервалы движения были очень большими. Или это тоже из-за ковида? Платформа была пустынна, что позволяло беспрепятственно любоваться дизайном станции. Архитектурой Смирнов увлекался, немного в ней разбирался, так что ему было чем занять себя в затянувшемся ожидании. Жене звонить он не стал, потому как в ее часовом поясе уже была глубокая ночь, а бессмысленно пялиться в экран телефона он, человек дела, терпеть не мог.
Наконец блестящий новенький состав прибыл и приветливо распахнул двери. В вагоне, разумеется, тоже никого. Ну действительно, откуда там кому-нибудь взяться, если поезд приехал из тупика? Получается, что весь этот огромный состав повезет, по крайней мере до следующей станции, его одного! Вот это роскошь! Вот это экономика процесса! Интересно, сколько миллионов или, быть может, миллиардов ежедневно теряет из-за ковида метрополитен?
Физик сел на неудобное сиденье, ознакомился с рекламными плакатами, зацепившись глазами за афишу спектакля под интригующим названием «Альфа Волопаса» (увы, представление теперь, скорее всего, так и не состоится), и принялся строить планы на завтра. Так увлекся, что лишь через несколько минут заметил, что состав по-прежнему стоит с открытыми дверями. Случилось чего? Но нет, никаких объявлений. Может, так на этой ветке заведено: поезд раз в полчаса?
В соседний вагон вошла девушка с огромным тубусом за плечами, и автоинформатор, словно дожидавшийся только ее, ожил.
- Осторожно, двери закрываются! Следующая станция… – начал было привычный голос Романовой-Кутьиной. Но тут в динамике что-то булькнуло, хрюкнуло, и слово взял машинист.
- Следующая станция «Театральная», – пробурчал он.
Смирнов подумал было, что ослышался: последнее слово было произнесено крайне невнятно. Но все-таки «Авиамоторную» и «Театральную» сложно перепутать. Наверное, машинист уже основательно продезинфицировался – причем внутри, а не снаружи – раз несет такую пургу. Ну да и черт с ним, главное, чтобы довез. Ехать-то всего одну остановку.
Двери закрылись, поезд тронулся. Смирнов посмотрел на светлую голову девушки в соседнем вагоне, которая, не замечая его, стояла, прислонившись к поручню, и смотрела куда-то вдаль. Он невольно залюбовался ей, такой молоденькой и такой очаровательной. Хоть он и видел только половину лица, было в нем что-то очень притягательное. То ли она напомнила ему кого-то из далекого прошлого, то ли он настолько соскучился по женской компании, что готов был прикипеть взглядом к первой попавшейся незнакомке, Смирнов не знал. Да и не думал об этом. Он пытался представить, кто она, и почему-то решил, что художница. А в тубусе – неоконченный рисунок. Скорее всего, карандашный. Или угольный. В крайнем случае, акварельный.
Поезд качнулся на повороте, и девушка повернулась анфас, тут же вцепившись своими ярко-синими, как льдинки, глазами в Смирнова. У того по коже пробежал неприятный холодок. Глаза у незнакомки резко контрастировали с ее милой внешностью. Это были глаза взрослой, очень взрослой женщины. И было в них что-то такое… неописуемо опасное.
Художница улыбнулась краешком рта. И улыбка у нее какая-то опасная. Хищная даже. Может, она на самом деле киллер, а в тубусе у нее снайперская винтовка?
Смирнов помотал головой, отгоняя от себя безумные мысли. Мозговое затмение нашло на него, что ли? Или он совсем отвык от человеческой компании? Когда уже наконец вернется жена, и можно будет вернуться к нормальной жизни?
Он украдкой посмотрел на незнакомку: та осторожно открывала крышку тубуса, чтобы достать оттуда большой лист ватмана. Нет, все-таки художница, а не снайпер. И на том спасибо.
Блондинка расправила свою картину и вдруг, снова полуулыбнувшись, показала ее Смирнову. Тот обмер.
На бумаге карандашом был нарисован его собственный портрет. В этом не могло быть сомнений.
Вагон снова качнуло, и внезапно погас свет.