22 июня 1941 г. — одна из самых трагических дат в истории нашей страны, начало самой кровопролитной и страшной Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.). В этот день в 4 часа утра фашистская Германия и ее союзники без объявления войны напали на Советский Союз. Вражеская авиация нанесла массированные удары по аэродромам, железнодорожным узлам, военно-морским базам, местам постоянной дислокации войск и многим городам. Наша страна приняла на себя мощный удар. На Защиту Родины наравне с мужчинами-воинами встали старики, женщины и дети. Советский народ прошел через нечеловеческие испытания, одержав Великую Победу над фашизмом. В Великой Отечественной войне, длившейся 1418 дней и ночей, погибло более 27 млн. человек
22 июня Указом № 857 Президента Российской Федерации от 8 июня 1996 г. объявлено «Днем памяти и скорби». В этот день на зданиях государственных учреждений приспускаются государственные флаги, на кораблях ВМФ — Андреевские флаги, на жилых зданиях вывешиваются флаги с траурными лентами. По всей стране проходят памятные мероприятия, возлагаются цветы и венки к памятникам Великой Отечественной войны, к Могиле Неизвестного Солдата в Александровском саду.
В этот день скорби и чествования памяти жертв войны мы вспоминаем о каждом, кто ценой своей жизни защищал нашу страну, кто освобождал оккупированные территории от немецко-фашистских захватчиков.
Тема начала Великой Отечественной войны отражена в документах из разных фондов РГАНТД. В личном фонде конструктора и специалиста РКТ, лауреата Ленинской и Государственной премий СССР О.Г. Ивановского (Ф. 289) хранятся воспоминания (рабочие материалы к книге «Биография») о том, как он встретил первые дни войны во время службы в составе 92-го Перемышльского погранотряда на западной границе СССР. В 1943–1944 гг. Олег Генрихович прошел с боями Смоленщину и Белоруссию, воевал в западной части Украины, Польше, Румынии, Венгрии и Чехословакии в составе разных частей. Суровые фронтовые будни завершились для него в мае 1945 г. возле Праги. В военные годы он последовательно служил красноармейцем, сержантом, лейтенантом гвардии и оперуполномоченным отдела контрразведки.
О.Г. Ивановский участвовал в первом Параде Победы 24 июня 1945 г. на Красной площади. Он удостоился высших государственных наград: орденов Отечественной войны I и II степеней, Красной Звезды, медалей «За отвагу» и «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». После войны его профессиональная деятельность была связана с ракетно-космической отраслью. Подробнее с биографией О.Г. Ивановского и его фронтовыми письмами можно ознакомиться в наших публикациях:
Голоса свидетелей Великой Отечественной войны
В публикации фрагмента воспоминаний участника Великой Отечественной войны сохранена авторская орфография и пунктуация.
Е.Н. Аксенова
Выдержки из воспоминаний О.Г. Ивановского о начале Великой Отечественной войны.
1983 г.
«... Около пяти часов утра мы все проснулись и тут же повскакали с коек, недоуменно глядя друг на друга. Подняли нас несколько громких взрывов, таких сильных, что в одном из окон даже стекло вылетело. Разноголосый собачий лай доносился из вольер. Выскочили во двор.
— Дневальный! Ко мне! Крикнул наш старшина.
Бывший на посту курсант подбежал, остановился по-уставному в двух шагах и четко произнес
— Дневальный курсант Михальчов! За время несения службы происшествий не было!
— Как это не было? А что за взрывы? Стекло вон из рамы вылетело...
— Да кто их знает, — спокойно ответил Михальчов, — это на аэродроме. Наверно там учеба была, вот и кидали...
— Я ж вам говорил, — поддержал один из курсантов —, что они бомбить ночью будут. Ничего и не увидим.
— А какой самолет летал? — продолжал допытываться старшина
— Да не наш ястребок. Какой-то двухмоторный. Санитарный наверно. Кресты на нем были.
— Как кресты?
— Да на крыльях нарисованы.
— На крыльях кресты? — переспросил я, — ребята, если кресты на крыльях — это немецкий самолет. Сказал я вслух эти слова и сам испугался.
— Вы что, товарищ курсант, — сжав губы в ниточку стальным полуголосом, вперив в меня не моргающие глаза произнес наш старшина, — Вы что, не знаете, что у нас с Германией договор о дружбе? Или вы специально... Эх, телефона нет, а то позвонил бы кой-куда.
— Товарищ старшина, разрешите доложить, я тоже помню, на плакате видел, — один из моих товарищей вмешался в разговор, грозивший закончиться большой неприятностью, — это у немцев такие опознавательные знаки...
— Отставить такие разговорчики. Марш все в казарму, и спать до подъема! Днем разберемся...
Сразу никак улечься и успокоиться не смогли. Да и нововведение старшины нашего в конструкции матрасов давало себя знать. Если уж с вечера, устав до изнеможения валились на койки и засыпали как убитые до подъема, то прервав сон среди ночи, да уж и на улице-то светло — июнь ведь, да и под боком словно доски одни — не вдруг уснешь. Но уснули.
До подъема все было тихо. Никаких тревог. Поскольку 22 июня воскресенье — занятий не было, подъем был на час позже — в 8 утра.
Наскоро умывшись, надраив до блеска свои курсантские кирзачи, подшив свежие подворотнички и наскоро позавтракав нас — четверо предстало пред ликом старшины на предмет внешнего осмотра перед походом в город. Замечаний мы не получили. Только на меня старшина как-то подозрительно покосился, очевидно вспомнив мои крамольные слова, произнесенные ночью.
— Чтоб к 16-00 быть на месте! Ясно?
— Ясно, товарищ старшина,
Есть быть на месте к 16-00, —
И мы зашагали к большаку, проходившему неподалеку от нашего хозяйства.
Дорога была необычно оживленной. И прежде всего внимание наше привлекли грузовики, в кузовах которых сидели красноармейцы в касках и с винтовками в руках. Причем лица у них были какие-то уж очень сосредоточенно-строгие. И без песен. Молча. Как-то тревожно стало.
Но прошла эта колонна, улеглась поднятая ею пыль, и мы зашагали дальше. До центра городка было километра четыре. Через несколько минут дошли до Прута, и через мост двинулись быстрым шагом дальше. Навстречу нам двигались повозки, или как их здесь именовали «фурманки» с местными жителями.
— Ну, на базар тронулись, — заметил кто-то из нас. Среди повозок, двигалась еле-еле, не имея возможности обогнать их, урча мотором трехтонка. На подножке, держась за полуоткрытую дверцу стоял военный в зеленой пограничной фуражке. Мы поравнялись с машиной. Командир, а мы успели разглядеть три кубика на петличках — старший лейтенант, оттянувшись на подножке, наклонился в нашу сторону и хриплым, надорванным голосом крикнул:
— Стой! Откуда? Из школы? Кругом! Бегом в расположение школы! Ясно? Приказываю... немедленно кругом!
В выражении лица его и интонации голоса было что-то такое, что не внушило нам сомнений о необходимости беспрекословно выполнять полученное приказание. Вырвавшись с моста грузовик со старшим лейтенантом покатил дальше, а мы? Мы бегом помчались обратно.
Влетев в расположение своего хозяйства мы к немалому своему удивлению увидели наших товарищей, стоящих в строю. Только-только успели мы занять свои места и[з] дверей нашего здания вышел тот самый старший лейтенант, который вернул нас на мосту.
— Товарищи курсанты... голос его осекся, он закашлялся, но через минуту продолжал:
— Товарищи курсанты. Сегодня в 3 часа немецко-фашистская Германия напала на нашу Родину. На границе идут жестокие бои... Сейчас немедленно всем собрать все... Вы возвращаетесь в расположение школы. Собак взять с собой. На сборы 15 минут. Разойдись!
Сердце застучало так, что жилы на висках, казалось, могут лопнуть. Ноги налились свинцом. Строй стоял, минуту-две... Словно не живые, словно завороженные.
— Команда «разойдись»... была, не очень четким голосом произнес наш старшина.
Война... Как война? Почему? Ведь договор же... Что же теперь? Мысли сбивали одна другую. Что-то зловещее, страшное, черное мутило сознание. Война... Нет, этого не может быть. Это просто какая-то провокация. Все успокоится. Ну прорвался кто-то через границу — чего не бывало... Отбросят наши ребята. Да и части Красной Армии подойдут. Вон утром через мост сколько машин с пехотой нашей прошло — с десяток или больше... Нет, не может быть...
Война... Что же сейчас в Перемышле что на нашей заставе? Ведь там же мост через Сап. Что там? Как мои товарищи? Ведь же мог быть там, с ними..."
РГАНТД. Ф. 289. Оп. 1. Д. 1. Л. 50–59