Кабинет. Столы, стулья, бумага, компьютеры. Вечер. Конец рабочего дня. В приёмной сидит человек, что-то печатает, принимает граждан, но пока никого нет.
Приходит художник, взлохмаченный и рыжий. В его руках портрет умершей матери.
– Здравствуйте! Как мне напрямую попасть к Зюганову?
– Так сразу? Не знаю.
– Мне нужно передать этот портрет Зюганову или Лукашенко. Нужно, чтобы мама была в Бессмертном полку. Ей было 100 лет, когда она умерла. Она была на фронте. Отправьте письмо прямо к Зюганову.
– Портрет и всё?
– И эти карандаши и краски. Я уже написал мамин портрет, пусть теперь другие пишут.
– Не могу вам помочь. Мы принимаем только обращения.
Художник задумчиво молчит.
– Тяжело без мамочки (вздыхает). Она красивая была. И жена моя красивая. Мы с ней расстались 46 лет назад, и теперь я нашёл её контакты, связался. И мы уже вновь – в ЗАГС. Но мне бы только маму похоронить.
– А когда она умерла?
– Уже полгода как.
– И она до сих пор не похоронена?
– Нет. Её сразу закопали. Но надо же похоронить по-человечески. Мне нужны деньги. На памятник. Я не могу уехать к жене, пока мать не похоронена, как надо. Поэтому мне очень нужно к Зюганову.
– Ясно. Жаль, что я ничем не могу помочь.
– Но мне надо построить памятник со ступенями, понимаете? Мне нужны ступени, чтобы под ними прятаться.
– Не понимаю.
– Я как птица. Я буду за ступенями прятаться, пока мама будет ходить на небо за росой. Мёртвым нужна чистая влага, они с ней лучше спят. Сны тогда, как прогулки, если есть небесная роса.
– А зачем прятаться?
– Я как есть человек же, хоть и с крыльями. Буду в тени её гроба питаться влагой и дождевыми червями.
– А супруга?
– Вы ничего не можете понять. Я же говорю, супруга – в Казахстане, а мать здесь. Она умерла.
Художник после этого стал смотреть на человека в приёмной, словно на стену, и вышел.
Человек из приёмной ещё не раз встречал художника на улицах и в общественном транспорте, но тот не узнавал его и больше ничего не говорил ни о матери, ни о супруге, ни о Казахстане.
Михаил Сеурко