Троллейбус. Все едут на работу. Маленькая девочка крепко сжимает в ручке гномика, болтает ножками и что-то щебечет: как будет играть, спать и кушать в садике, про мальчишек-хулиганов, которые за косички дергают, про всё остальное, что волнует маленьких девочек.
Троллейбус останавливается, открываются двери, пассажиры заходят и выходят, а игрушечный бородатый старичок падает на асфальт. Последний взгляд – и двери закрываются.
«Ааааааааааааааа! Мой гномииииик!!! Ааааааааааа!» - голосит девочка.
Происходящее вокруг, слова людей и бабушки, мысли о мальчишках и садике – ничего не важно. Очередная игрушка канула в асфальтовую бездну троллейбусных дверей.
Вроде девочка должна привыкнуть, что порой теряет игрушки, должна понимать, что надо крепче их держать, но каждая потеря так ранит. Ранит до сих пор.
Девочка выросла и уже не помнит, что ей в эти моменты говорили бабушка и мама. Утешали, или ругали, или молчали.
Ну не помню я! Не-пом-ню!
Но почему-то гамма разных ощущений, приобретенных в тех поездках, до сих пор витает в ее подсознании. Это и чувство вины – «опять не удержала», и обида – «почему никто не может помочь спасти гномика», и скрытое желание повторения – «в троллейбусе опять плакать и страдать», и неимоверная привязанность к утраченному – «тот гномик был самым лучшим», и страх наказания и повреждения вещи – «больше тебе ничего не купим»…
Может, поэтому она с трудом расстается с ненужными вещами, поэтому расстраивается, когда портится что-то только приобретенное, поэтому так долго вспоминает и скучает по тому, чего не вернуть. И ведь так не только с вещами, но и с людьми…
Тот гномик, собачка, принцесса были верными друзьям, которые выслушивали, разделяли смех и слезы. Они были живыми!
Да, ведь вы знаете, что ребенок до определенного возраста воспринимает игрушки живыми? Внутренний мир ребенка удивительно хрупок. Как же сложно сохранить его целостность и очаровательную непосредственность, не травмируя…
Хм, а девочке действительно долгое время было интересно, как он там, тот маленький гномик)