Присяжный театральный критик суворинской газеты "Новое время" Юрий Беляев, находясь в 1895 году близ города Чернь Тульской губернии, где находилось имение Сухово-Кобылина, испытал настоящее потрясение. Знакомый местный чиновник, между прочим, сказал ему: «А я сегодня в Кобылинке был. Навещал своего приятеля. И "самого" тоже видел».
— Кого это самого? — не понял Беляев.
— Да Сухово-Кобылина. Вы разве не знаете, что он тут у нас живет близехонько...
— Да разве он еще жив? — хотел было воскликнуть удивленный Беляев, но вовремя остановился. "Стыдно признаться, но я почему-то считал его умершим", напишет критик.
А еще раньше, когда в 1882 году в Александринском театре Петербурга состоялась премьера пьесы "Дело", в публике по окончании спектакля послышались крики: "Автора! Автора!" И многие посмотрели на них с многозначительной иронией: покойников вызывать? Вы тогда еще и Фонвизина вызовите на представлении "Недоросля".
А Александру Васильевичу Сухово-Кобылину тогда было лишь 66 лет – он проживет после этой премьеры еще целых двадцать лет.
Он происходил из старинного дворянского рода. Отец был тихим человеком, в противоположность матери. Она смолоду имела резкий, мужской характер: любила охоту, собак, лошадей. Крестьяне ее ненавидели за крутой нрав.
Молодость Сухово-Кобылина проходила внешне обыкновенно для людей его круга. По окончании Московского университета он путешествовал по Европе, слушал лекции в Гейдельбергском и Берлинском университетах. Трагедия, благодаря которой появилась драматическая трилогия Сухово-Кобылина, началась в 1841 году в Париже. В одном из ресторанов Александр Васильевич познакомился с молодой красивой француженкой Луизой Симон-Деманш. Понятно, разговорились. Она жаловалась, что не может найти приличной работы. И тут Сухово-Кобылин говорит: езжайте в Россию – там вы обязательно найдете себе отличное место. И написал ей рекомендательное письмо к лучшей петербургской портнихе Андрие. На этом их первая встреча закончилась.
Прошел год. Однажды Сухово-Кобылин посетил в Петербурге салон Андрие. К нему, улыбаясь, подходит красивая женщина:
— Вы меня не узнаете? Я – Симон-Деманш. Та самая француженка, которой год тому назад вы дали рекомендацию.
Встречу отпраздновали в ресторации. Сухово-Кобылин, который увлекся француженкой, напрямик ей сказал: родные, от которых он финансово зависит, не позволят мезальянса, – и предложил ей гражданский брак. Луиза согласилась. Сухово-Кобылин снял для нее в Москве богатые апартаменты на углу Тверской и Брюсова переулка.
И вот наступает роковой день – 7 ноября 1850 года – вечер в доме Надежды Нарышкиной. Сухово-Кобылин вращался в обществе и к тому времени явно преуспел в ухаживаниях за одной из светских львиц – Надеждой Ивановной Нарышкиной. Она, вообще-то, была замужем. И ее супруг вовсе не был престарелым, как пишут некоторые литературоведы, – всего семь лет разницы. Однако это никак не мешало ей вступить в почти открытую связь с Сухово-Кобылиным. На этот вечер Симон-Деманш, естественно, не могла быть приглашена.
Нарышкина, проходя мимо окна, увидела стоящую напротив женщину в шубе, внимательно смотревшую на ее дом. Светская львица узнала в ней Симон-Деманш, сплетни о безумной ревности которой к Сухово-Кобылину ходили по Москве. И тогда Надежда Ивановна решила подшутить над соперницей. Она позвала Сухово-Кобылина в нишу окна и стала целовать ничего не подозревавшего Александра Васильевича на глазах у несчастной Симон-Деманш.
В тот вечер, вернувшись, Сухово-Кобылин не нашел Луизы дома. Прислуга сказала, что барыня куда-то уехала. Сухово-Кобылин поехал к обер-полицмейстеру Лужину и заявил об исчезновении француженки. Начался розыск. Вскоре в сугробе неподалеку от Ваганьковского кладбища обнаружили бездыханное тело Луизы Симон-Деманш с перерезанным горлом...
Версия ограбления отпала сразу. Драгоценности и дорогая шуба были не тронуты. Вскоре появились вполне обоснованные доказательства, что Луизу убили в другом месте, а потом отвезли труп в чисто поле, к городской заставе.
Полиция сделала обыск в доме Сухово-Кобылина. И в людской были обнаружены следы крови. Всех, в том числе хозяина, арестовали. Родные пытались хлопотать за Александра Васильевича, но в полиции им заявили: он сильно замешан в этом деле. Зачем в ночь убийства явился к обер-полицмейстеру? Откуда кровь в его доме? А тут еще и письмо...
Да, действительно, в деле фигурировало и письмо, найденное в бумагах покойной, написанное к ней Сухово-Кобылиным незадолго до убийства:
«Дорогая Луиза! Зная, что Вы остались в деревне единственно ради того, чтобы разыгрывать свои фарсы и повиноваться некоей страсти, которая, увы! называет Вам имя другого... я предпочитаю призвать Вас к себе. Я хочу, чтобы Вы, неблагодарная и коварная женщина, были у меня перед глазами и в пределах досягаемости моего кастильского кинжала. Трепещите!»...
Улика серьезная, если бы не кастильский кинжал. Что-то в этом не столько от театральщины и романтики, сколько от пошлого фанфаронства. Впрочем, полиции романтика была неведома: два кинжала из дома Сухово-Кобылина были изъяты как вещдоки.
Прислуга поначалу на все вопросы полиции отвечала: "Знать не знаем, ведать не ведаем". Но потом они вдруг сознались в убийстве. Дескать, мы ненавидели француженку: жестокая была, дралась...
Но дворне не поверили, потому что была найдена еще одна серьезная улика: письмо Сухово-Кобылина к своему крепостному повару Ефиму Егорову. Он просил повара сознаться в убийстве, за что обещал полторы тысячи рублей серебром, свободу его родственникам и ходатайство об облегчении участи.
Хорошо еще, что с кровью разобрались быстро. Медицинская экспертиза выяснила, что она куриная. И это подтверждало первоначальное показание повара о том, что зимой он обыкновенно резал птицу в людской...
Светское общество отнеслось к делу Сухово-Кобылина двояко. Однако, следует признать, что многие были уверены в его причастности к убийству Симон-Деманш. И как следствие – Сухово-Кобылин стал изгоем.
Мемуарист и крупный чиновник Евгений Михайлович Феоктистов вспоминал о Сухово-Кобылине: «Этот господин, превосходно говоривший по-французски, усвоивший себе джентльменские манеры, был, в сущности, по своим инстинктам жестоким дикарём, не останавливающимся ни перед какими злоупотреблениями крепостного права. Дворня его трепетала... Александр Кобылин мог похвастаться целым рядом любовных похождений, но они же его и погубили»...
Надежда Ивановна Нарышкина, любовница Сухово-Кобылина, ставшая косвенной виновницей постигших его несчастий, поддержала драматурга в трудную минуту. Даже занималась погребением Симон-Деманш. Очевидцы рассказывали: «С того дня, как огласилось убийство, она почти не покидала Кобылина, находилась постоянно в обществе его родных и отважно махнула рукой на то, что станут рядить. Она самозабвенно погрузилась в его горе, выражавшееся открыто и сильно»...
Позднее Нарышкина уедет в Париж, где родит от Сухово-Кобылина дочь Луизу (назвали в честь убитой), которая станет его единственной наследницей.
В Париже Нарышкина также блистала – ее там называли «Великороссией». К ней благоволил сам император Наполеон III. Позже она развелась с заброшенным супругом и вышла замуж за драматурга... нет, не за Сухово-Кобылина, а за Александра Дюма-сына, автора «Дамы с камелиями».
В тюрьме Сухово-Кобылин задумал свою первую пьесу – "Свадьба Кречинского" (Сервантес, как известно, тоже начал писать своего Дон-Кихота в тюрьме). Ее фабула – московский расхожий анекдот о светском господине, оказавшемся шулером, который заложил стразовую булавку за бриллиантовую, на чем и попался.
Начинающий автор вышел из тюрьмы, однако в 1853 году, спустя три года после убийства Симон-Деманш, дело было направлено на «переследование». Сухово-Кобылина вновь посадили под арест, где он и закончил "Свадьбу Кречинского"...
А тем временем Правительствующий Сенат принимает по делу следующую резолюцию: "Оставить Сухово-Кобылина в подозрении по участию в убийстве Деманш". Значит, дело продолжается...
А Сухово-Кобылин пишет свое «Дело». В предисловии он уведомляет: "Если бы кто-либо усомнился в действительности, а тем паче в возможности описываемых мною событий, то я объявляю, что имею под рукой факты довольно ярких колеров, чтобы уверить всякое неверие, что я ничего невозможного не выдумал и несбыточного не соплел".
Да и в сценах допроса Тарелкина в третьей пьесе "Смерть Тарелкина" тоже отразились сцены допроса в квартале крепостных Сухово-Кобылина...
"Дело" было запрещено к печати и было издано лишь в 1868 году. А свет рампы пьеса увидела только в 1882 году. Да и то с большими цензурными изъятиями и под другим названием – "Отжитое время"...
В 1857 году, спустя семь лет после убийства, Государственный Совет большинством голосов принял окончательное решение: все освобождены за недостатком улик, "оставить дело Деманш на Божье провидение".
А последним штрихом этого длинного-предлинного уголовного дела стала утрата решения Госсовета: документ, как написано в объяснительной записке, «был затерян писцом в пьяном виде вместе с парою сапог».
Восхитительно!.. А кто же все-таки убил Симон-Деманш?..