Один из любимых моих писателей - Михаил Зощенко. Он писал смешные рассказы. И очень трогательные, грустные, "сентиментальные", так он сам называл свои повести. И умер писатель от "разбитого сердца", - так в старину доктора писали в графе "причина смерти".
Совершенно обычное дело, когда написано было "умерла от тоски", "не пережил предательство", "скончался от сильного горя", "погиб от разбитого сердца". Ничего удивительного в таком медицинском объяснении не было.
Это потом во всем стали винить микробов, когда их открыли. Но ведь и микробы нападают стаей не на всех и не всегда. И поражения внутренних органов тоже развиваются не у всех и не всегда. Причина иногда очевидна - человек утратил желание жить. Сердце его разбито....
Когда разбивается сердце, человек меняется и внешне. Как Михаил Зощенко, который вдруг превратился из смуглого волоокого красавца-мужчины в седенького старичка со сдавленными висками и невнятной речью. Он путал слова и вместо снотворного люминала просил «линолеума», - совершенно не мог спать.
Это был живой труп, как отмечали знакомые. А ведь когда-то Корней Чуковский говорил молодому литератору: «Миша, вы самый счастливый человек в СССР. У вас молодость, слава, талант, деньги. Все 150 000 000 населения страны должны жадно завидовать вам!»…
Завидовали. Восхищались, цитировали, хохотали над шутками, зачитывались рассказами, жали руку, раскрывали объятия, – а некоторые жадно завидовали. И совершенно не понимали, в большинстве своем, о чем пишет этот человек.
Понятно же – о смешном! О забавном! И наборщики умирали со смеху, когда набирали первую книгу Зощенко; так когда-то хохотали наборщики, которые первыми читали «Вечера на хуторе близ Диканьки». Ах, как комично и забористо пишет весельчак-писатель!
Только вот по странному стечению обстоятельств часть тиража смешных рассказов Зощенко оказалась под обложкой книги «О трагическом».
И это была святая правда – никто не писал так о трагическом, как Михаил Зощенко. Никто не видел и не чувствовал так остро боль человеческого одиночества среди грязи, низости, мелочной жадности и мещанства, где даже речь становится «телеграфной», убогой, приблизительной, где самые высокие чувства отвергнуты и растоптаны, где нет ни любви, ни дружбы, ни мудрости, а есть мерзкий быт и мелочная корысть… Где нет приюта человеку, а соловей поет при луне по понятной причине: «жрать хочет».
И один преуспевающий критик однажды пошел за Зощенко по улице, попрекая: зачем вы описываете такой низменный быт? Где вы находите такое нравственное убожество?
Зощенко не успел ответить, как из окна дома к ногам критика упала ощипанная курица. И кто-то сверху закричал свирепо: «Моя кура! Не трожь!», - тут же из подворотни выбежал персонаж, схватил курицу и бросился наутек…
Все это сопровождалось бранью и угрозами, в точности как в рассказах писателя. И Зощенко только грустно взглянул на критика. И тихо сказал: мол, сами видите. Вот она, жизнь. Об этом и пишу…
…Душной летней ночью, во время Первой Мировой, офицеры пили и страдали от скуки, дикой, давящей скуки провинциального города. И тут узнали, что в гостинице остановился проезжий гипнотизер, который показывал загадочные «опыты» и предсказывал будущее.
Компания одуревших от скуки нетрезвых офицеров вломилась в номер гипнотизера в надежде развлечься. Был с ними и молодой Михаил Зощенко.
Гипнотизер оказался человеком решительным и резким; он прогнал незваных гостей. А на юном Зощенко вдруг остановил свой пронзительный взор и сказал: «Вы, молодой человек, вижу, занимаетесь искусством. Не бросайте своих занятий. Вскоре о вас узнает вся Россия! Вы получите славу и признание». И добавил: «кончите, впрочем, плохо».
Этот случай сам писатель рассказал своей жене только в 1938 году. Когда начал понимать, что значили слова заезжего гипнотизера-предсказателя.
Слава, деньги, мебельный гарнитур в стиле Людовика 16, ковры, фарфоровые статуэтки, картины и даже пальма в углу – все это уже было у преуспевающего писателя. Вернее, у его жены, Верочки Кербиц-Кербицкой; она очень любила роскошь и красоту.
А у Зощенко была слава; даже вагоновожатый ошибочно объявлял остановку: «Улица Зощенко Росси!», - хотя правильно было: «зодчего Росси». Но слово «зодчий» вожатый не знал, а о Зощенко знала вся Россия, весь СССР!
Впрочем, фамилия «Зощенко» и произошла от слова «зодчий» - предки писателя были архитекторами и художниками. Отец его был художником-передвижником, мать – актрисой, которая к тому же писала небольшие новеллы и даже печаталась в газетах.
Михаил рос в артистической среде; но детство его было не очень счастливым. Впрочем, может ли быть счастливым детство чрезвычайно впечатлительного, чувствительного, восприимчивого ребенка?
С двух лет у мальчика развилась анорексия, и он чуть не умер от дистрофии – ему внушили, что есть – это нехорошо! И с младенчества его преследовал страшный сон: рука нищего, вся в язвах и пятнах, с ножом… Необычайно нервный, впечатлительный мальчик воспитывался истеричной и несчастливой в браке матерью.
Как-то она сказала о том, что у отца-художника «закрытое сердце. И поэтому он не может никого любить!». Маленький Миша спросил: значит, и у меня закрытое сердце? И я стану таким же? «Да!», - ответила мать. Она была экзальтированной актрисой, не сдерживала эмоций.
С этими словами малльчик рос и прислушивался к своему сердцу. А потом отец умер внезапно – от сердца, прямо на глазах у жены и сына. И мать колола булавкой руку умершего, она внушала себе и другим, что это просто летаргический сон! Сейчас муж проснется и все пойдет по-прежнему!
Смешной рассказ про старичка, уснувшего летаргическим сном – он не такой уж смешной, если знать эту трагическую историю… И так со всеми рассказами – за каждым из них стоит трагедия и сердечная боль. Но они так написаны, что вызывают смех публики! – в этом и есть загадочное и трагическое дарование автора, которое понял странный гипнотизер.
Художник Радлов нарисовал карикатуру на Зощенко: два человека на этом рисунке. Один – толстощекий здоровяк, хохочущий во все горло, с бутылкой водки и налитым стаканом. Второй – истощенный грустный субъект с пузырьком микстуры и рюмочкой…
Художник был близко знаком с Зощенко и понимал разницу между произведениями и автором. Впрочем, была ли разница? Публика воспринимала рассказы с радостным смехом; а автор всегда был печален и замкнут.
Зощенко был красивым мужчиной в молодости; очень смуглым, загорелым, чернооким. И мало кто знал, что этот «загар» вовсе не следствие южной крови и южного солнца – это последствия отравления ипритом во время Первой Мировой, когда поручик Зощенко кричал: «Газы! Всем надеть маски!», - а сам маску надел позже всех. И едва добрался до медчасти; кругом лежали десятки тел и груды дохлых воробьев…
Врач сказал, что теперь у Зощенко будет больное сердце. «Но у меня здоровое сердце!», - возразил молодой офицер. «А теперь будет больное!», - уверенно заявил врач.
И сердце стало больным – так на писателей действуют слова; иногда сильнее ядовитых газов… Это называется "ятрогения", когда врач, "ятрос", невольно становится причиной болезни или гибели пациента.
Зощенко проявил исключительную храбрость и был награжден пятью орденами. Его хотели уволить службы, как «больного первой степени», но он снова вернулся в строй. А в девятнадцатом году поступил в Красную армию, отказавшись от эмиграции во Францию.
Странным образом в Зощенко соединились страх перед жизнью: тревогу вызывали еда, вода, гроза, сон с рукой нищего… И вместе с тем Зощенко были присущи отчаянная храбрость, порядочность, мужество.
Однажды Зощенко бросил девушку на свидании – началась гроза. И он убежал, не в силах вынести потоки воды, шум дождя, гром и молнии. А когда началась Отечественная, подал заявление, чтобы его взяли добровольцем. Однако ему было уже 47 лет, здоровье его было подорвано, врачи нашли порок сердца – и отказали.
Зощенко вместе с сыном тушил зажигательные бомбы на крышах. Трусом он никогда не был. В литературном объединении «Серапионовы братья» Зощенко в молодости уважали за смелость – он один разоружил пьяного гражданина, размахивавшего саблей.
Можно быть очень смелым человеком. Но иметь очень чувствительную душу. Каково было Зощенко читать о себе такие слова: «окопавшийся в тылу Зощенко ничем не помог своему народу в борьбе против немецких захватчиков», «хорошо известно недостойное поведение Зощенко во время Отечественной», - так сказали о писателе партийные деятели от литературы.
И он в некотором роде был готов к этом удару – он сознательно совершил «литературное самоубийство». Смешные рассказы, которые на самом деле трагично обнажают суть мещанского бытия, бессмысленность и абсурд жизни, вызывали смех. Их не понимали. И Зощенко решает написать «книгу всей свой жизни», - о человеческой душе, о сердечных ранах, о грозной безысходности бытия и попытках человека найти «ключи счастья», отомкнуть душу, открыть «закрытое сердце»…
Эта книга стала концом карьеры Зощенко. «Перед рассветом» - детальное повествование о самых потаенных впечатлениях и воспоминаниях детства и юности, о причинах тоски и страха, о смысле жизни, о том, как справиться с экзистенциальной тоской и победить ужас и тревогу. Это самая искренняя и вдохновенная книга человека, который стремится помочь другим обрести счастье.
Но она оказалась не только непонятой современниками; она вызвала чудовищную реакцию и была запрещена к печати после выхода первого номера журнала. Смешные рассказы могли простить – автор смешит людей! Комично пишет!
Искренность же не прощают никогда; ведь она заставляет пристально посмотреть в свое собственное сердце. «Ах, Гамлет, сердце рвется пополам; ты повернул глаза зрачками в душу, а там повсюду пятна черноты»… И снова – сердце. И снова оно рвется, только не у тех, кто с ненавистью и раздражением читает строки воспоминаний детства и юности; рвется оно у автора.
И на Зощенко начинают сыпаться удары, как на любого подвижника. Его клеймят, исключают, лишают, и за короткое время бывший преуспевающий писатель превращается в нищего больного человека. Он вынужден вырезать из пыльного фетра подметки для артели инвалидов – это теперь его единственный заработок.
И знакомые не здороваются на улице; Зощенко специально переходит на другую сторону проспекта, чтобы «помочь не здороваться с собой». Как прав был тот гипнотизер!
Рядом остается только жена Верочка Кербиц-Кербицкая, с которой так сложно и непросто складывались отношения. Все романы, увлечения, дружбы исчезают как тень, как былой успех и богатство – такова плата за правду. И Зощенко обвиняют в трусости и предательстве! – знают, куда нанести удар. Но он продолжает бороться; и потом трусливые "братья-писатели" восстанавливают Зощенко в Союзе писателей, откуда исключили дружно и единогласно – за правду.
За то, что осмелился описывать душу человека и действительность – описывать такими, какие они есть.
Мужество не оставило писателя; он продолжал искренне говорить о своем несогласии с оценкой его труда и его личности. Он оправдывается, защищается, доказывает – но силы его подорваны, а сердце разбито. И он все просит у жены «линолеума», чтобы уснуть – он очень устал.
Людям с чувствительным сердцем трудно жить на свете, где все ранит, все причиняет боль и страдание, где окружающие так жестоки друг к другу…
Раненое сердце не выдержало – Зощенко умер от сердечной недостаточности, «от разбитого сердца», как писали старинные мудрые доктора.
А над его рассказами по-прежнему хохочут и смеются; и говорят о смешном: «да это же Зощенко!»; и только изредка чувствительная душа заплачет над сентиментальной повестью о молодом поэте или о маленьком конторщике, для которых не нашлось места в этом жестоком мире. Не мир жесток, люди иногда очень жестоки друг к другу. И жестоки к себе.
И чувствительное искреннее сердце – это проклятие человека, вот что хотел сказать гипнотизер душной летней ночью.
В последний свой вечер Зощенко обнял жену, свою старую Верочку, - он так давно этого не делал. И положил ей голову на плечо, как ребенок. И в этот момент, возможно, примирился с жизнью: « и вот мне приснилось, что сердце мое не болит. А оно колокольчик в далеком Китае…».
Есть люди, которым трудно жить на Земле; и, возможно, они обретут счастье в ином мире, где нет ни жесткости, ни грязи, ни мелочной пошлости. А нам оставят свои смешные, смешные рассказы, от которых хочется иногда плакать – привет от сердца к сердцу. Для тех, кто понимает…
Анна Кирьянова
2016 год