Глава 7
Водрузив на подоконник кактус, Катя оглядела преображённое рабочее место.
– Правда, так лучше?
– Не хватает клетки с попугайчиками и календаря с котятками, – пошутил Андрей.
– Вы имеете что-то против календарей с котятками? Или против самих котяток? – осведомилась Катя, назвав его на «вы», как если бы они беседовали при посторонних – всё-таки он теперь её непосредственный начальник, – но тут же смутилась и подвинула горшок с кактусом, словно двумя сантиметрами правее он смотрится гораздо выигрышней. Смущалась она смешно.
– С тех пор как матушка назвала меня котёночком на выпускном, я не в восторге от этих животных. Я в тот момент увидел глаза девушки, в которую был влюблён. Так что календарь лучше со щеночками. Или с чем-нибудь нейтральным. Как тебе вид на Кремль?
Второй день они занимались кроме работы тем, что вили в кабинете гнездо. Так охарактеризовала этот процесс родительница. Заявив, что он будет вице-президентом «Зималетто», Андрей почувствовал, что лучшее – враг хорошего, и просить у Золотой рыбки нечто следующее нужно не сразу – можно получить по башке разбитым корытом. А Воропаев старший и рыбку-то мало напоминал. Поэтому о том, что вице-президентов не стоит засовывать в кабинеты размерами чуть больше чулана, заикаться не стал. Пусть всё идёт своим чередом. Будет у него и другой кабинет, и наверняка что-то ещё, о чём он сейчас и подумать не может. К тому же одно пожелание после просьбы о должности Андрей высказал. Сделайте, мол, Катю моей личной помощницей. Ляпнул раньше, чем понял, что решение это разумное. Просто Воропаев собирался уволить девушку буквально ни за что – подумаешь, уронила документы. Девушку явно неглупую – вон как она ориентируется в отчётах, не вредную – не отказалась после окончания рабочего дня показать ему производство и физиономию в процессе не кривила, – и явно желающую приносить компании пользу. А поскольку наследничек президента светлых чувств в Андрее не вызвал, оспорить его решение было необходимо. Теперь же, глядя, как Катя создаёт в их тесном кабинете подобие уюта, он подумал – не прогадал. Конечно, ему могли выделить секретаршу с ногами от ушей, но как раз секретарша Андрею не особенно нужна. Вот человек со схожим образованием, да уже как-то знающий компанию изнутри… В среду он ещё не понял, как верно поступил, а всего лишь защитил эту Катю от увольнения. Сказал ей, что работать они теперь будут вместе, в одном кабинете, а когда Катя, войдя туда с папками из отделов и водрузив их на стеллаж, чихнула, пожаловался, что в компании ему так же официально не рады, как тому ослу на болоте Шрека. Катя возразила, что пыль и пустота в кабинете – мелочи, и если он решил тут работать, она может прибрать и сама. Конечно, это было лишним, но звать уборщицу, стоять у неё над душой, чтобы она сделала всё как надо – тоже лень. И Андрей велел Кате не заморачиваться с дресс-кодом от бухгалтерии, а приходить на работу в чём-нибудь не стесняющем движений, тем более если она собралась превратить этот чулан в нечто приятное. И вот пятница, в кабинете чисто и даже есть кактус. Потому что, по версии Кати, кроме мёртвых компьютеров стоит завести рядом с рабочим местом что-то живое. И сама Катя в джинсах и серенькой кофточке смотрится куда лучше, чем в белой блузке…
– Пора к Милко, – напомнила Катя, и Андрей издал вздох, больше напоминающий стон. Вечером предстояло непростое испытание – показ новой коллекции и куча журналистов, готовых налететь на Андрея как наследника Павла Жданова. Воропаев-старший решил, что Андрей должен выйти на подиум вместе с ним. Сказать несколько добрых слов о человеке, которого вовсе не знал, и пообещать продолжить дело отца. Насчёт речи проблемы не было – как не сказать хорошее о ком-то, подарившем тебе целую компанию. Насчёт того чтобы забраться на подиум – да не вопрос, хоть под купол цирка. Но матушка решительно забраковала все шмотки Андрея и заявила, что подобрать для презентации одежду ему должен сам маэстро. Маэстро был с этим, конечно, согласен. Ещё вчера, пока Катя обживала их кабинет, Милко украл из жизни Андрея целый час, мечась вокруг него с сантиметром и утверждая, что уж из кого-кого, а из сына Павла он сделает конфетку. Перспектива слегка пугала, однако избежать её не представлялось возможным. Сегодня же Андрею предстояло увидеть окончательный вариант. И насколько бурная у гения фантазия – предположить пока было сложно.
– Хорошо нам, сотрудникам, – сказала Катя, поняв его вздох верно, – нам на показы ходить не нужно. Даже запрещено.
– Как запрещено? Вы же здесь работаете. Имеете ко всему прямое отношение.
– Павел Олегович позволял, а потом жена Юрия решила, что наше, как она выражается, стадо, портит атмосферу презентации. Так что теперь мы в демонстрационный зал ни ногой.
Почему-то Андрей думал, что на презентации сотрудники ходят, и даже считал, что ближе к вечеру Катя извлечёт откуда-то вечернее платье, и он увидит её третий вариант. Не тот, что девочка из бухгалтерии и не тот, что его личная помощница, расставляющая папки и кактусы. Безусловно, женщина, но всё-таки как бы и не совсем. Поглядит, какая из Кати особа противоположного пола. Оказывается, не в этот раз.
– Всё, пошёл, а то не соберусь.
Подходя к мастерской, Андрей думал – что-то в запрете Воропаевых есть нелогичное. Возможно, для другого бизнеса… Но не для компании, шьющей шмотки. Разве не правильнее было бы делать сотрудницам какие-нибудь скидки, чтобы они и на работу ходили в фирменной одежде? Ведь тогда любому клиенту было бы видно – всё отлично сидит не только на плоских моделях, но и на живых женщинах разных форматов.
Протянув руку, чтобы отодвинуть тяжелую штору, отделяющую демонстрационный зал от мастерской Милко, Андрей отлетел в сторону и едва устоял на ногах.
– Лапать моих рыбок, – вопил гений вслед молодому человеку, впечатавшемуся в Андрея и теперь пытающемуся отлепиться. – Дикий варвар!
– Бусы поправил, сами же повесили криво! – рявкнул в ответ молодой человек, а Андрею, с которым они кое-как перестали составлять единое целое, протянул руку. – Роман. Ты к гению? Не советую. Его величество в бешенстве.
И, выдав это ценное предупреждение, тут же устремился навстречу взбешённому маэстро.
– Выгонять сотрудника пиар-отдела – глупо и недальновидно. Как я должен продвигать коллекцию, которой не видел?
– Ты в отпуске, – отрезал гений, – вот и отправляйся обратно в отпуск.
– Нет, ну вы посмотрите…
Андрей понял, что улыбается до ушей – так смешно было видеть, как Роман на всякий случай встал подальше от гения, за манекеном, и спорит с ним оттуда.
– Человек прервал законный отпуск, явился, чтобы с треском распродать новую коллекцию, а этот талант ещё недоволен.
– Моя коллекция и без тебя распродастся.
Судя по голосу Милко, убивать Романа немедленно он всё-таки передумал, то ли уловив в необходимости рекламы своих творений здравый смысл, то ли, что было гораздо печальней, увидев Андрея. Вторая версия незамедлительно подтвердилась.
– Андрей, надеюсь, хоть ты не будешь вести себя, как грубое животное. Нет, ты не можешь. У тебя такая мама! Она не могла вырастить варвара.
Приговаривая, что Андрей не будет глазеть на его рыбок, потому что наверняка правильно воспитан прекрасной женщиной, Милко извлек из ряда вешалок на стойке нечто пёстрое. Это было странно. Вчера он примерял на Андрея вполне нейтральную рубашку. Это же красно-розовое нечто сошло бы, пожалуй, для пляжа, но не для первой демонстрации себя вице-президентом солидной компании.
– Мы не будем унылыми, – сиял Милко.
Роман, две рыбки-модели и подошедшая помощница гения, Ольга Вячеславовна, определенно перестали для него существовать. На одной из девиц Рома опять поправил бусы и даже успел чмокнуть её за ушко и что-то ей прошептать. Но осталось это безнаказанным.
– Мы не напялим эти мерзкие тёмные костюмы. Не в нашем возрасте. Поверь, Андрей, никому не будет интересен Воропаев. Кто его не видел? Все видели. Лавочник. Только и думает, как подсунуть мне дешёвые ткани и сэкономить на пуговицах. Может ли приличный человек экономить на пуговицах?
От него ждали ответа, и Андрей на всякий случай сказал:
– Нет, приличный – не может.
Хотя не был в этом уверен. Если приходится снижать себестоимость продукции и продукция эта – платья, на чём там ещё можно экономить?
– Пуговицу должно хотеться расстегнуть, – продолжил Милко, – а не оторвать и выбросить на помойку.
И тут с гением можно было не согласиться – когда ты хочешь расстегнуть на ком-то пуговицы, думаешь уже точно не о них. Но маэстро вцепился в пуговицу на рубашке Андрея и, кажется, вознамерился его лично и переодеть.
– Я сам, – выдал Андрей коронную фразу трёхлеток в кризисе.
Лучше забраться в розово-красное безумие, зажмуриться и поверить, что так в самом деле хорошо. Тем более представлять его вице-президентом, кажется, никто и не собирается. Выдадут за богатого наследника владельца компании. Да и замаскировать розовенькое пиджаком ему никто не запретит.
– Потрясающе, – сказал Милко раньше, чем Андрей набрался храбрости глянуть на себя в зеркало. – Конечно, всем всегда нужен я, но на этом показе ты тоже будешь иметь успех.
Девицы-модели улыбались, Роман показал большой палец, а Андрей решил плюнуть и выключить блок анализа в мозгу. Розовый или зеленый – всего лишь цвета, презентация – всего лишь пара часов жизни. А на подиуме он и пятнадцати минут не пробудет. Подиум – место для рыбок Милко. Выглядит он как придурок, но это лишь его версия. Наверняка та же матушка будет в восторге.
– Люблю красный цвет, беда только, что не на себе, – всё-таки сказал Роману, выходя из мастерской. Раз уж они уходили оттуда вместе.
– Гений-то – ишь, – охотно поддержал беседу Роман и принялся пародировать дизайнера, – Андрюша, да у тебя идеальные формы, не надо ничего ушивать, перешивать. А как идёт к глазам. По-моему, ты ему дико симпатичен. Как нормальный мужик ты сейчас должен пойти в бар и выпить.
– Хорошая мысль.
– Нам антидепрессанта, – потребовал Роман в баре, – что-нибудь, чтобы отрешиться от флюидов Милко.
Получив желаемое, поднял стакан.
– За знакомство?
– За него.
– А здорово тут сейчас. Все стоят на ушах, Сашенька носится как наскипидаренный, а всё из-за тебя. Давно мечтал увидеть Воропаева-младшего в подобном состоянии, да как-то довести его не удавалось.
Времени употребления антидепрессанта хватило Роману, чтобы сообщить, и кто он таков. Работает, мол, в пиар-отделе, потому что в банке отца страшная скука. То ли дело тут – рыбки, бабочки, цветочки и прочая флора и фауна. К тому же он не любит цифр, люди – вот самое интересное. Сообщив, что отец-банкир с Павлом Олеговичем были друзьями и жаль – раньше Роман не знал, что у Павла есть сын, ведь и они могли бы быть друзьями, он продолжил болтать уже о местных моделях. Андрей понял – перед ним человек лёгкий и не старающийся что-то понять и вычислить заранее. С чего бы Роме думать, что Андрей – не такой как Воропаев-младший, ему неприятный? Но тот уверенно дал Андрею фору. И списать это на какую-то известную заранее информацию было нельзя – никто никакой информации об Андрее иметь не мог.
– Малиновский!
– Вспомни крокодила, он и всплывёт, – заключил Роман.
А Воропаев принялся выяснять, зачем тут человек, который сейчас должен бы находиться в отпуске. Роман толкнул речь о неудержимой любви к труду. Словарный запас банкирского сына Андрею понравился. И правда, знай они друг друга раньше – возможно, и подружились бы. Хотя с постоянными друзьями у Андрея как-то не складывалось. То ли потому, что они с матушкой постоянно переезжали с места на место, то ли оттого, что для дружбы он выбирал людей гораздо старше себя, а у них, естественно, часто круто менялась жизнь – поступления в университеты, женитьба, тоже переезды… Так и вышло – приятелей куча, друзей нет.
Однако точку в беседе поставил Воропаев-старший, нарисовавшийся около бара и решивший, что раз сотрудник явился из отпуска и жаждет труда, трудом его обеспечить следует мгновенно. Малиновский отправился встречать какую-то дамочку из стороннего пиар-агенства, а Андрей вернулся в свой кабинет.
– Грешно смеяться над жертвами чужого креатива, – сказал он Кате сразу, пока она не разглядела его новый прикид и не начала ехидно улыбаться. – Вот что, Катя, мне в голову пришла, как ни странно, мысль. В компании есть сведения о том, какие коллекции продавались успешнее других?
Мысль заключалась в том, что если компания кроме базовой линии отшивает постоянно что-то новое, не повторяясь, то в тот момент, когда её дела идут хуже обычного, не грех проанализировать особенно удачные коллекции и что-то дополнительно дошить.
– Я… не знаю, – выдохнула Катя, очевидно, пытаясь выполнить его просьбу не смеяться. – Это нужно проверить.
– Проверь. Нам нужно сопоставить данные и вычислить самые успешные творения Милко, если этого никто пока не делал.
– Я этим займусь.
– Пуговицы как пуговицы, – пробормотал он, покрутив одну на новой рубашке. – Такие же, как на моих.
Помощница уже гипнотизировала компьютер, и Андрей подумал – если бы она рвалась глянуть показ, то непременно ему об этом сказала бы. Девушки о таком не молчат. Пожаловалась на решение жены Воропаева, так и намекнула бы, что как помощник нового руководства мечтает узреть коллекцию Милко. И, конечно, Андрей провёл бы её в демонстрационный зал. Но Катя промолчала, значит, туда не особенно рвётся. Или посмотрит показ в записи, или вообще не обратит на него внимания по какой-то личной причине. И причин этих может быть множество – от «не мой стиль», до «нет денег»… В любом случае, история продаж сейчас занимала её больше, чем презентация.
– Андрей Павлович, – в кабинет заглянула Маша Тропинкина, – там приехала ваша мама.
– Ну вот, сейчас я узнаю, что выгляжу сногсшибательно. Или феерично. Это как минимум, – напоследок поделился он с Катей тем, что мог предсказать чётко.
И, закрыв дверь, сразу о ней забыл. Всё, что будет происходить в кабинете, ему тоже ясно виделось – сейчас Катя начнёт делать справку по продажам прошлых коллекций, а когда сочтёт, что времени уже много, поедет домой.
У бара Андрей увидел занятное – сын банкира и любитель рыбок галантно приложился к руке матушки и заверил, что счастлив видеть, какая потрясающая дама была в жизни друга его отца. Матушка таяла на глазах и, кроме того, что наверняка вскоре объявила бы Андрея созданным для розово-красного творения Милко, так и точно сказала бы, какой милый молодой человек Рома. Даже жаль, что настолько молод. Презентация приближалась и, кажется, не несла ничего неожиданного. Действия всех участников прекрасно прогнозировались.
– И всё-таки пуговица как пуговица, – сказал Андрей себе. – Ничего сверхъестественного.
