-Стёпка, ну ты ж погляди, у клиента графинчик-то уже пустой. Не стой столбом, иди, предложи посетителю водки.
-Дык, Евген Петрович, тот графин ужо как третий. Кабы с непривычки не забуянил иностранец-то.
-С чего, вдруг, иностранец? Ты ж с ним разговариваешь. Али ты, друг ситный, вдруг языками владеть стал?
-Да он по-нашенски брешет, как будто где под Орлом родился. Только что как-то странно слова выговаривает. А что иностранец, так то сразу видать. У нас так, в короткие штаны с гетрами да короткую куртку только велосипедисты, прости Господи, и одеваются. И кепка вон, странная какая-то. Зато трость у него шикарная, чёрного дерева, да с серебряными накладками и резным набалдашником из слоновой кости.
-С каких это пор ты, дурень с Покровкой горы, стал в господских тростях разбираться, а?
-Дак он сам мне всё показал, да обсказал. Хвастался, стал быть.
-Хватит лясы точить, иди водки предложи. Эти иностранцы пьють аки те лошади, куда нашим мужикам. Что ему три маленьких графинчика. Что он заказал-то?
-Как раз всё по-нашенски. Соления, квашения, грибочков солёных, астраханский залом. А на горячее бараний бок с гречневой кашей. Хотя французы вроде как от неё нос воротят. А этот ест.
-Он теперича и в национальной принадлежности разбирается, лапоть смоленский. Иди, говорю, водки предложи гостю, вон уже башкой крутит.
-Всенепременнейше-с, Евген Петрович.
-Вечер добрый, месье Жан-Поль.
-О, друг мой, подмастерье Алекс. Зачем вы здесь?
-Дак ведь срок-то сегодня вышел 21 октября. А вы в мастерскую так и не зашли. Вот мастер Берсон меня и послал к вам в гостиницу. А там портье сказал, что вы ужинает здесь вот, в трактире Белова. Евангелие-то дорогое, я его у портье оставить побоялся, хоть он и предлагал. Сам вам решился передать.
-А ведь точно. Я и забыл совсем. У меня, знаете ли Алекс, вчера был большой праздник. Теперь по Смоленску ходит электрический трамвай, вдоль линии светят электрические фонари. Да и вокруг городского сада Блонье теперь есть электрическое освещение. И всё благодаря нашей компании «Унион». Плохо одно, что теперь мне нужно покидать этот гостеприимный город, возвращаться в Бельгию. Да, друг мой, сколько я вам должен?
-С авансом в пять рублей, ещё червонец.
-Червонец? Пардон муа, что это червонец?
-Десять рублей, извините месье Жан-Поль.
-Ага, вот, пожалуйста, получите. А это вам, Алекс, лично.
-Благодарствую, да трёшка сильно много.
-Ничего, ничего, примите. Я вижу, что книга восстановлена очень опрятно и прочно. Сам мастер Берка занимался?
-Нет, месье, он мне всю работу доверил.
-Тогда тем более, спасибо!
-Господин Деларж, расскажите мне, пожалуйста, откуда у вас это Евангелие?
-О, Алекс, это длинная история. Знаете что, давайте, как у вас говорят, посидим за рюмочкой. И я вам всё расскажу. Эй, как это там, гарсон!
-Половой, месье Жан-Поль.
-Как-как? Полевой? Эй, полевой!
-Половой, сударь, Чего изволите?
-Алекс, вы водку пьёте?
-Извините, месье, я бы лучше рюмочку «Рябиновой».
-Э бьен, даккор. Бутылку рябиновой, будьте добры, по-ло-вой.
- Всенепременнейше-с.
- Так вот, друг мой Алекс. Эта книга перешла мне от отца, ему от его отца, моего деда. А тот получил её от моего прадеда, Пьера Деларжа. Только в России его звали Пётр Афанасьевич Нестеров.
-Быть того не может!
-Да, Алекс, я немножечко русский. В детстве мне дед рассказывал и русские, и французские сказки, пел русские песни. Я ведь очень неплохо говорю по-русски, не так ли?
-Конечно, месье Жан-Поль. Но продолжайте, пожалуйста.
- Давайте-ка ещё по рюмочке. Эх, хороша «Рябина». Так вот, крестьянин села Мощёное Карачевского уезда в далёком 1805 году заколол вилами корову местного священника, которая потравила посевы его семьи. За это его и отдали в рекруты. Служа в Смоленском пехотном полку, мой предок брал Базарджик, Шумлу и Браилов. В 812 году шёл за генералом Раевским на пехоту маршала Даву под Салтановкой, оборонял Смоленск, дрался с гренадерами Евгения Богарне на батарее Раевского. В деле под Малоярославцем был ранен. И вот заслуженный унтер-офицер, блестя на груди медалями и Георгиевским крестом, в 1814 году маршировал в строю полка по улицам Парижа. В 1816 году в Мобеже Пётр Нестеров, находясь в увольнении от полка, встретил дочку богатого буржуа Деларжа. Влюбился с первого взгляда, и вскоре дезертировал, договорившись о свадьбе с родителями своей Эжени. От греха подальше молодых отослали к родственникам в Льеж. Там Пётр перешёл в католичество…
- Грех-то какой, месье Жан-Поль, грех…
-Для русского солдата, наверное, грех. Но только так он смог обвенчаться со своей возлюбленной. Любовь, друг мой, превыше всего. Давайте выпьем за любовь.
- За любовь!
-Пур ла мур, виват!
-В Льеже молодые прижились. Пьер взял фамилию жены, выращивал домашнюю птицу. Куриц, всяких уток, гусей и прочих цесарок. Растил трёх сыновей и дочку. Считался настоящим городским буржуа, зарабатывал деньги, участвовал в жизни города. Но иногда, выпив много вина, уходил на берег Мааса и пел в голос заунывные песни. Потом резко вскакивал и танцевал, выкидывая разные замысловатые коленца. некоторые горожане считали его немного юродивым. А прадед скучал по своей родине. Все его дети говорили по-русски, слушали сказки и песни русского народа. Один из его сыновей стал моряком. Мой же дед продолжил выращивать домашнюю птицу. Однажды, когда прадед ещё был жив, из далёкого Китая в Льеж пришла посылка. В ней было два фунта каких-то странных сушёных листьев. Яков, сын Пьера и Эжени, писал, что если их сварить, то получиться очень вкусное и ароматное питиё. Но мадам Эжени ухнула все два фунта в кастрюлю, и залив водой, сварила. После просто вылила горькую коричневую воду, разложив по тарелкам гостей вываренные чайные листья.
-Знаете, месье Жан-Поль, у нас есть даже песенка про то, как дворовый готовил чай для барина.
- О, как интересно. Расскажите, Алекс.
- Ну, как-то так:
Раз прислал мне барин чаю
И велел его сварить,
А я отроду не знаю,
Как проклятый чай варить,
Взял тогда налил водички,
Всыпал чай я весь в горшок
И приправил перцу, луку
Да петрушки корешок.
- Ха-ха-ха, как интересно. Давайте ещё по рюмочке, друг мой.
- Ваше здоровье, месье.
- За здоровье. Так я продолжу. Пьер Деларж умер в возрасте семидесяти пяти лет, успев поиграть с внуками. Мой дед, развивая своё хозяйство, смог отправить своего сына учиться в Брюссельский университет. Выучившись на юриста, мой отец женился на дочери богатого банкира. И первенцем был я. Но в семье Деларж чтили память русского предка, и учили детей не только французскому, но и русскому языку. Мой дедушка рассказывал мне русскиме сказки. Про колобок, чудо-юдо, бабу Ягу. Пел на русском песни. Вот поэтому я здесь. Выучился на инженера электротехника, и когда нашей компании понадобился человек, следящий за инвестициями в России, выбрали меня.
-Месье Жан-Поль, у вас очень красивая трость. Не расскажете, откуда она у вас?
- Это подарок моего отца. А ему, в свою очередь её подарил его учитель, профессор фехтования и французского бокса Жозеф-Пьер Шарлемон. После поражения Парижской коммуны, профессор восемь лет прожил вы Бельгии, обучая савату. И вот, когда французское правительство его реабилитировало, уезжая в Париж, он подарил моему отцу эту трость, как одному из лучших учеников. Честно говоря, профессор Шарлемон был крайне скуп, но тут расщедрился. А уж мне трость передал мой дорогой папА, когда обучил меня всем премудростям фехтования тростью и французского бокса. Я вот слышал, что в России тоже бывают кулачные бои.
-Да, месье. Только ближайшие будут на Масленницу.
- Жаль, мне пора возвращаться в Бельгию. Жаль. Я бы хотел попробовать побоксировать со смоленским бойцами.
- Так оставайтесь, месье Жан-Пьер. Что тут осталось. Зима пройдёт и всё.
- А может быть вы и правы, Алекс. Испрошу отпуск у начальства, да и останусь здесь. Ведь где-то тут, под Смоленском мой прадед нашёл в брошенной церкви это Евангелие. И знаете, в Бородинском сражении эта книга спасла ему жизнь. После битвы он обнаружил в книге осколок бомбы, пробивший ранец, но застрявший в страницах. Ну, да вы видели эти прорехи. Ох, мерде! А ведь у нас кончилась «Рябиновая». Может закажем ещё?
- Нет, спасибо месье Жан-Поль, но мне надо возвращаться в мастерскую. Давайте я вас провожу до гостиницы.
-Пойдёмте, друг мой. Я бельгиец, а живу в Смоленске в гостинице «Германия». Вот уж парадокс. Идёмте.
- Ох, ты ж божечки мои, Евген Перович. Смертоубийство, кровавое смертоубийство на крыльце-то у нас!!!
- Чего голосишь, дурак? Говори толком, что случилось.
-Дык, этот месье… На него во дворе напали… Пятеро босяков с Ванькой Косым. Ой ты ж мамочки….
- И что, до смерти побили?
- Так то-то и дело, что он их…
-Что, всех пятерых?
- Как Бог свят, Евген Петрович. Они к нему было сунулись, с ножиками… Гость-то его, книжку к груди прижало, да только креститься. А мусью, как заголосит, да как броситься. Кого тростью избил, а кого и вовсе ногами. Ваньке так и вовсе нос каблуков на сторону свернул.
- Как так? Ванька упал что-ли?
- Да нет. Стоял на обеих ногах. А француз-то как ногой махнет, да у прямо в нос ему. Кровищи, прям ужас. Ванька воет, да за морду держится.
-И где месье?
- Дак с собутыльником своим на Благовещенскую ушли… а ванькины у нас возле крыльца валяются. Никто и встать толком не может. У кого ноги отбиты, у кого физиомордия в кровь…
-Беги, давай в первую часть, зови городовых. Эти босяки нам всех клиентов отобьют сегодня вечером. Кто не спрятался, я не виноват.
События сии происходили в трактирном заведении смоленского мещанина Дмитрия Васильевича Белова, что на Малой Дворянской улице в доме Будникова 21 октября 1901 года.