Отдал я тут на днях Богу душу. Ну, доктора, эти пособники костлявой, что-то не то сделали во время операции. Не то наркоза перекачали, не то скальпель в сердце забыли. А что, говорят, недавно в Твери интерна в желудке зашили. Он первый раз на операции был, от виденного лишился чувств, и упал, прямо в разрез. А остальные этого не замети, так и зашили его. Ну, я врачей не виню. Всё-таки майские праздники, все с бодуна. Сам не раз был в таком состоянии. Им бы отдохнуть, отоспаться да похмелиться. А тут плановая операция, главврач напирает, дескать, когда, твари, работать будете? План надо выполнять, а то соцфонд нам денег не даст, а я тут решил в Чили съездить. Он у них заядлый турист, только в Чили не был, да на Луне. Но, всё у них получилось в пользу дамы с косой, я уже и тело своё видел сверху, и как бестолково суетились доктора, матерились. Что делать они уже не знали, выясняли главное - кто виноват? А потом я начал быстро возноситься наверх. Не один, помогали мне в этом два ангела. Только вот, транспортировали они мою душу как-то странно. Не то, чтобы бережно поддерживали под локоток, а скорее волокли под мышки, как менты волокут пьяного в свой воронок. Я раньше думал, что душа невесома, эфемерна, оказалось – нет. И под мышками было больно, и временами они себе коленками помогали, так что обнаружилось, что у души не только руки-ноги есть, но ещё и задница существует! Так они сильно по ней лупили коленками, думал, синяки будут. При этом говорили ангелы что-то совсем не благостное, скорее житейское, знакомое и привычное.
- Тяжёлый какой гад, видать грехов много. Что мы его в рай тащим, давай уж сразу в ад отволокем, чё зря двойную работу делать?
- Ты Федька, у нас по какому разряду приписан?
- По третьему. Двести лет обещают четвёртый дать, и всё никак. Ты то, вон, по шестому, небось, получаешь?
- По пятому. А кто тебе даст четвёртый, когда вы в прошлом году с Сёмкой душу какой-то бабки уронил, да так неудачно, что она в депутата Госдумы попала. Теперь у него шизофрения. С утра он единорос, а к вечеру коммунист.
- Да кто это заметил?! Там у них половина таких. У некоторых души совсем нет, а ничего, сидят, законы принимают. Давай его в ад, а? Устал я после вчерашнего.
- А я, думаешь, не устал? Больше тебя устал, стакана на два. Когда ты инструкции выучишь? Это ведь дело важное. А то как узнают о нарушении - премии нас лишат. Сначала Богу надо его показать. Петька его зарегистрировать должен.
- Петька? А он хоть из запоя вышел?
- Вчера ещё. Сам видел, как щи в столовке хлебал, прямо из половника.
- А, тогда точно вышел, завязал. Если он есть начинает, значит, запой кончился. Тринадцатая у нас когда будет? Май уже.
- Да, темнят они, как обычно. Хорошо, если на троицу выдадут. Тебе сверхурочные ставят?
- Половину. Остальное, говорят, возьмёшь, отгулами.
- Ага! Счас! Дадут ни эти отгулы, как же! Зажмут, как всегда. Скажут, работать некому, да и провинился ты. Вспомнят всё, чего и не было.
Между тем мы подлетели к огромным, красивым воротам сделанным, видно, из хрусталя и жемчуга. Но, почему-то около этих ворот ангелы сделали вираж и полетели дальше.
- Видал? – Спросил один ангел другого.
- Да видал. Совсем оборзели эти западенцы.
- А что такое? – Подал голос я.
- О, освоился. Быстро.
- Так что там было? - Настаивал я.
- Да табличку они там повесили: «РУССКИМ И ЕВРЕЯМ ВХОД ЗАПРЕЩЁН».
- Почему?
- Ну, у евреев свой бог и свой рай. А они всё пытаются в чужой пробраться, жить за чужой счёт. Они ещё и командовать там начинают, интриги затевают. Пару раз «МММ» открывали. Половина ангелов разорилось на этом. А русским… в общем, попала там пара наших… случайно… схлестнулись с немцами да по привычке люлей им навесили.
- И куда же мне теперь, если сюда нельзя? – Не понял я.
- В наш рай, русский. Господи, какой же ты тяжёлый! Грешен, сознавайся?
Меня чего-то взяло веселье.
- Ещё чего! Не докажешь, начальник.
- О, уже борзеть начал. Точно ад по нему плачет.
Вскоре подлетели к нашему, русскому раю. То, что это именно русский рай я понял по воротам. Слегка перекошенные, они были сделаны из здоровущих, почерневших от времени дубовых плах. Ангелы, отдуваясь, поставили меня около ворот, один из них начал кулаком стучать в обшарпанную калитку. Никто не открывал.
- Опять куда-то ушлёпал, старый пень!
- Как обычно, в баню, в женское отделение. Любит он на праведниц в бане подсматривать.
- Господи, сколько этих праведниц, чёртова дюжина и все монашки. Ну-ка, толкни её, младшой. О! А Петька и не запер её.
Младшой поднатужился, и калитка со страшным скрежетом подалась.
- Когда он петли смажет? Уже лет триста обещает.
- Да, поди, опять Петька елей толкнул итальянцам. А то, на что он пьёт то?
Затем он обратился ко мне.
-Так, новопреставленный, теперь своими ножками давай. Хватит на чужом горбу в рай ехать.
Ноги, как ни странно, хоть и дрожали, но держали, хотя левая, слегка подгибалась, прямо как во время моего первого инсульта.
Внутри райские кущи сильно напоминали колхозный сад. Деревьев было много, в основном яблони, вишни, боярышник. При этом яблони давно было пора обрезать, да и высохших веток было через чур много. Первый праведник, кого я увидел, как раз срывал яблоки. На нём была сероватого цвета застиранная хламида, на плече виднелся размытый от времени и стирки табельный штамп, примерно такой, что раньше ставили на больничном постельном белье. Праведник обернулся, его подол был полон яблок, а вот лицо его показалось мне странно знакомым.
- Петрович, ты, что ли?! – Воскликнул он.
- Борька! Ты?!
- Я!
Борис раньше служил в нашей церкви дьячком, звонарём, слесарем, дворником. Человек он был искренне верующий, но поддавал при этом весьма крепко, можно сказать – не по-божески!
- Давно здесь?
- Да года три уже.
- Как же тебя тут, ты же это…
Я щёлкнул пальцем по горлу.
- А это…
- Нет, весы он прошёл хорошо. Взвешивание всё решило, - сообщил ангел.
- Взвешивание? – Не понял я. – Какое ещё взвешивание?
- Ну да, - Борька оживился. – Чистых праведников нет, все грешили. Вот и ставят тебя на весы, и они показывают, грешил ты больше, или праведничал, в ад тебя отправят, или достоин рая. Я оказался достоин. Вот, меня тут и оставили.
– Пьянство у русских грехом не является, - прояснил ангел. - Вот если ты пьяный жену с детьми гонял, то в ад тебя. А Борька же мухи за жизнь не обидел.
Тут ангелы отвели Бориса в сторону, начали с ним шептаться.
- Ну, когда?!
- Дня три ещё, бродит хорошо.
- Да ты что? Сколько можно! Итак, уже неделю стоит.
- Да сахарку туда бы добавить! Или мёда. Дело быстрей бы пошло. А так дня через три гнать начну, не раньше.
- Ладно, мёд мы тебе организуем. Ты это уже на новую партию собрал?
- Ну да, пусть подгниют, надо ставить.
За это время я внимательно рассмотрел своих ангелов. Два коренастых мужичка, по виду лет за сорок. Лица потасканные, небритые, у Федьки фингал под глазом. Одежды на них была специфической. Хламиды, но из джинсовой ткани, изрядно застиранной и местами дырявой. А на поясе Василия висели даже наручники и небольшая дубинка. Крылья у них имелись, но какие-то несерьёзные. Вроде таких, какие родители привешивают своим детям на утренник в детском саду. Попрощавшись с Борисом, мы пошли дальше.
- А наручники вам зачем? – не удержался и спросил я.
- Ага, знаешь, как некоторые души в ад не хотят? Вырываются, драться лезут.
- Со взяточниками забавно. Волокёшь его в ад, а он упирается, орёт: «У меня дома в подвале тонна золота! Дайте хоть один слиток забрать! Он мне будет душу радовать!»
- С бандитами тоже смешно было. Их же в девяностые пачками к нам отправляли. Тащишь его, а он тебе: «Так, братва, даю сто тонн баксов и расходимся по углам ринга».
- А олигархи как, тоже пытаются откупиться? – Спросил я.
- А мы откуда знаем, они же в своём раю, - сказал Федя. Но Васька положительно мотнул головой.
- Пытаются, мне Мойша, свояк, рассказывал. Ну, там сразу миллиарды предлагают, виллы, яхты. А у ангелов ни счетов в банке, ни даже карманов нет. Кстати, сейчас, говорят, новый закон готовят. Депутатов Госдумы от правящей партии мимо весов, сразу в ад можно тащить.
- Чего это?
- Ну, после того, что они сделали с русским народом, другого пути не дано. Рай им никак не светит.
- Вот их, наверное, жарить там будут! На постном масле, или на машинном? – Возрадовался я.
- Не, у них страшнее наказание. Немотой. Они рот открывают, видно, что речугу толкают, а никто его не слышит. И Думы там нет, ни выборов, ни сессий. Ни поспишь, ни кроссвордов не порешаешь. Знаешь, как они тоскуют?
- А синяк у тебя откуда? – Спросил я младшего ангела.
- Да, ерунда.
Василий засмеялся.
- Ерунда! С грешницей он одной хотел согрешить. Смазливая была бабёнка, всё при ней. Но не далась.
- Я же не знал, что она того - «динамщица»! Заигрывала, подмигивала. Такие сиськи! А как до дела дошло, в глаз дала и убежала. Еле нашли её потом, пряталась три дня по кустам.
- За что же её в ад сослали?
- А именно за это и сослали. Первый женский грех – не отдалась мужику, хотя могла. Не выполнила своё, так сказать, предназначение.
- Мужики, а вас выходные бывают, отпуска? Деньги вам платят? Много?
- А как же, платят! Что ты думаешь, стали мы на такой каторге бесплатно корячиться?
- Только тратим мы их в отпуске, на земле.
- Ага, принимаем человеческий облик, и на юга, в Турцию, Египет.
- В Сочи? – Подсказал я.
- Нет, в Сочи дорого. Лучше уж в Таиланд. А там уж отрываемся по полной. Водка, бабы, шведский стол.
- Ты думаешь, чего так часто русские на юге бухают и дерутся? Там половина наших. Если услышишь, что кто-то на курорте подрался, то это точно ангелы отрываются. Работа нервная, надо пар спустить.
- Только вот в последнее время отпуск дробить на две части стали. Две недели летом, две недели зимой. Нихрена отдохнуть не успеваешь.
- Это да, - согласился я. – Аналогично.
Райские жители попадались всё чаще. Двое сидели на скамейке и играли в шахматы, другая кучка, раз в тридцать больше, резались за длинным столом в домино, причем, судя по действию, играли на щелбаны. Впереди нас шла, обнявшись, парочка. Затем они свернули в кусты, и когда мы уже проходили мимо, оттуда слышались хорошо знакомые звуки, и смородина ходила ходуном, хотя ветра не было. Но больше всего меня удивила группа людей на опушке - они явно дрались, причём по серьёзному, до полного вырубания.
- А… это что? – Спросил я.
- Это - боксёры. Они безобидные, грехов мало, мозги у них ещё на земле отшибло, а тяга драться осталась.
- А это кто? – Спросил я, кивая в сторону кучки людей, рассевшихся на берегу реки. Они внимательно слушали оратора, при этом в руках держали невидимые стаканы, а выступавший, подозрительно похожий на грузина, здоровущий рог. Он закончил и все дружно выпили свой невидимый напиток.
- Это алкаши, они тоже безвредные.
- И что они пьют?
- А кто, что любит. Кто водку, а Гиви чачу. Привет, Гиви!
- О, дарагой мой! Пьём за твоё здоровье и благосостояние! – Донеслось в ответ.
- Помнит, - засмеялся Василий. – Это я его сюда транспортировал. Лучший тамада Москвы! Умер прямо на юбилее Кобзона. Всю дорогу до рая песни пел.
Мы пошли дальше, а со стороны любителей спиртного начали доноситься песнопения. «Шумел камыш», - узнал я песню.
- Странный у вас какой-то рай, - сказал я. – не благостный.
- Русский у нас рай, - отрезал ангел.
- А в чём отличие? По писанию все должны на арфах играть и петь осанну.
- У нас рай, это то, что в жизни праведники любили больше всего. Боксёры – драться. Шахматисты в шахматы играть. Вот, те двое, как в жизни любили секс, так и у нас продолжают его любить.
- Тогда ад, это лишение грешника главного удовольствия?
- Смотри-ка ты, догадался, писака. Вот и думай, чего тебя в аду лишат. А тебе его не избежать.
Я тут же занялся этим делом – начал думать, высчитывать. Выходило, что меня лишат женщин, коньяка и возможности писать подобную ерунду. До конца решить эту задачу возможности не было, подошли к зданию суда. Здоровое такое здание, в стиле сталинского ампира, правда, слегка обшарпанное, и чувствовалось, что стекла окон давно не мыли.
- Всё, дошли. Счас сдадим тебя Судье, и на обед. Как раз время.
Всевышний впечатлял. Здоровущий! Прямо как Валуев, только ещё больше, борода и волосы до колен, а взгляд такой, что я вся ушла в пятки.
- Ну, раб божий, грешен? – Загрохотал Бог.
- Грешен, - сознался я, приготовился было каяться, но Боженька махнул рукой в сторону.
- Оставь грехи свои на языке, на весы иди.
После этого он пожаловался самому себе.
- Достал уже этот радикулит.
- А этот, в жёлтой упаковке, что не помогает? – Спросил один из ангелов.
- Фуфло рекламное. Так, встал? Что там у нас?
Напольные весы были словно позаимствованы из овощного отдела советского магазина – почерневшие от времени, вместо одной из ножек был подсунут кирпич. Я встал, весы подо мной заколыхались. Судья, кряхтя, поднялся со своего трона, подошёл, подвигал грузики, хмыкнул.
- И вот что нам теперь с тобою делать?
- Что там у него? – Спросил один из ангелов.
- У него всё пополам, пятьдесят на пятьдесят.
- Боже, может, оставим его тут? – Предложил доставщик Вася.
- Или отволокем его в ад? – Высказался курьер Федя. Чего он меня так невзлюбил? Всё в ад да в ад!
- Нет, нужно действовать строго по регламенту, - Бог положил руку на громадного объёма книгу, - мы должны вернуть его обратно. Пусть он сам своими поступками решит, где он должен быть, в раю, или в аду. Несите его обратно.
Ангелы приготовились роптать, но Боже рявкнул:
- И без разговоров! Совсем распустил вас Михаил, не следит за дисциплиной. Надо бы ему выговор влепить. Идите!
Если на небо меня волокли как пятнадцатисуточника, то обратно возвращали как самого жуткого убийцу, ну, прямо как Чикатило. Только что за волосы не тащили. При этом ангелы ещё так матерились!
- Опять мимо обеда пролетели!..
- Снова теперь холодные щи хлебать придётся… - только это и можно передать на бумаге.
Я уж молчал в тряпочку! Понятно, что у людей, пардон, ангелов, стресс. Чуть заикнёшься супротив и наподдают напоследок.
Что ещё запомнилось на обратном пути, это какой-то рёв из серого здания, похожего на громадную, километров на сто, поселковую баню.
- Водки! Водки мне! Водки, понимаешь! – Орал странно знакомый пискляво-грудной голос.
- Это кто? – Спросил я.
- Да Ельцин! Достал уже всех в аду, этот крик страшней, чем все сковородки огненные! Грешники тут петицию главному накатали, чтобы для него отдельный ад построили, или в Елицин-центр сослали. Даже черти начали увольняться, несмотря на льготную пенсионную сетку и двойной отпуск.
Вскоре я оказался в своей палате, увидел знакомое тело, прикрытое простынкой. Слава Богу, дырку во мне, слегка криво, но зашили. Войти в тело оказалось самым сложным изо всей этой эпопеи. Как они меня в него трамбовали, и руками, и ногами! А уж наслушался я!.. Но всё получилось. Я начал чувствовать тело, и даже смог сдуть простыню с лица. Так что, когда вошли санитары и увидели, что я не только смотрю на них, но ещё и моргаю, был большой скандал! Доктора выслушали от санитаров в свой адрес не меньше, чем я от ангелов. Вообще, моё оживление вызвало у докторов изумление большее, чем моя смерть. Они, судя по «выхлопу», меня уже помянули, а тут на тебе! Ну не должен был человек после смерти возвращаться к жизни через такой большой промежуток времени! Да ещё после их работы! Я не стал им рассказывать, что со мной случилось – не охота было кончать жизнь в психушке. Теперь вот живу, и осторожно пытаюсь понять, что я делаю хорошо, а что плохо. А то ведь если у нас, русских, такой рай, то страшно представить, какой у нас ад!
Евгений САРТИНОВ