Считается, что Ермолай Алексеевич Лопахин – это (в чем-то, не во всем, конечно) фабрикант Иван Александрович Миндовский. В 1872 году он приобрел на аукционе бывшее имение графа Татищева в городе Вичуга (ныне в Ивановской области). Поместье с каменным домом и большим садом в то время принадлежало Марии Сергеевне Татищевой-Эйхлер. При ее отце графе Сергее Павловиче Татищеве имение достигло расцвета и приносило неплохой доход. Но наследница огромного состояния вместе со своим мужем вели рассеянный образ жизни, мало заботились о хозяйстве и к началу 1870-х годов влезли в долги. Имение было выставлено на торги. Потеря родового гнезда стала сильным ударом для Марии Сергеевны, который она не смогла пережить. Через год после продажи она скончалась в возрасте сорока трех лет. Конечно, это была не рядовая смерть. И Чехов вполне мог знать эту грустную историю.
На то, что Миндовский – это и есть Лопахин, указывают несколько дополнительных фактов. Разница в возрасте между Иваном Александровичем и Татищевой-Эйхлер примерно такая же, как и между Лопахиным и Раневской. Миндовский тоже мог с детства знать и графа Татищева, и его семью и иметь с ними какие-то хозяйственные отношения, потому что он родился в деревне Путковской, расположенной всего в двух километрах от города Вичуга. После покупки татищевского имения Миндовский сдавал дом и земельные участки в аренду различным предприятиям и крестьянам. Помимо этого имения Иван Александрович владел особняками в Москве.
Предприниматель и мемуарист Н.А. Варенцов рассказал о нем весьма курьезную историю: «Миндовский отличался большой скупостью, граничащей скорее с душевной ненормальностью. Он был крепким и здоровым человеком, высокого роста, полный, с плешью. Одна из его фабрик была на Волге, и две другие тоже находились недалеко от нее. Все свои грузы отдавал обществу «Самолет», выговорив себе бесплатный проезд на их пароходах, чем всегда и пользовался. Ни разу никто не заметил, чтобы он брал что-нибудь из буфета парохода, разве только кипяток, подаваемый задаром, имел всегда при себе мешочек с провизией.
Однажды мне пришлось ехать на пароходе с фабрикантом Коноваловым, он предложил с ним вместе пообедать, в это время входит Миндовский; поздоровавшись, он сел с нами за столик. Коновалов обратился к нему:
— Давай обедать с нами вместе, я закажу на твою часть.
— Что ты, что ты! Я сыт, только с обеда, два раза не обедают подряд, захвораешь! — сказал Миндовский, смеясь. — Вы обедайте, а я приду чайку попить, — и ушел.
Стоящему лакею Коновалов приказал дать три прибора и заказал на троих.
К подаче лакеем обеда Миндовский пришел со своим мешочком с провизией. Коновалов сказал:
— Садись, я на твою долю заказал, позволь угостить тебя, неужели ты меня хочешь обидеть?
Миндовский немного поломался, но скушал весь обед и пил вино. Перед кофе встал и сказал:
— Пойду в каюту, мне кое-что нужно взять, — и ушел с мешочком.
Я был уверен, что Миндовский боялся остаться до расплаты за обед, чего доброго и ему пришлось бы заплатить, не особенно доверяясь угощению Коновалова, который предложил Миндовскому угощение, а заплатили по счету я пополам с Коноваловым».
А сыновья Миндовского по скупости даже превзошли своего папашу…
Между тем, Миндовские жертвовали на храмы Вичуги и Кинешмы, при их мануфактуре имелись начальное народное училище, одноклассная церковно-приходская школа с библиотекой для детей и взрослых, больница с амбулаторией…
Премьера комедии (сам автор говорил, что написал «не драму, а комедию, местами даже фарс») «Вишневый сад» прошла в Московском художественном театре 17 января 1904 года.
О чеховской пьесе Станиславский в своих воспоминаниях рассказал весьма любопытную историю: «Послушайте, я же нашел чудесное название для пьесы. Чудесное!» — объявил Чехов, смотря на меня в упор. «Какое?» — заволновался я. «Ви́шневый сад», — и он закатился радостным смехом...
Антон Павлович начал повторять на разные лады, со всевозможными интонациями и звуковой окраской: «Ви́шневый сад. Послушайте, это чудесное название! Ви́шневый сад. Ви́шневый!»…
После этого свидания прошло несколько дней или неделя… Как-то во время спектакля он зашёл ко мне в уборную и с торжественной улыбкой присел к моему столу. Чехов любил смотреть, как мы готовимся к спектаклю. Он так внимательно следил за нашим гримом, что по его лицу можно было угадывать, удачно или неудачно кладёшь на лицо краску.
«Послушайте, не Ви́шневый, а Вишнёвый сад», — объявил он и закатился смехом. В первую минуту я даже не понял, о чём идет речь, но Антон Павлович продолжал смаковать название пьесы, напирая на нежный звук ё в слове «Вишнёвый», точно стараясь с его помощью обласкать прежнюю красивую, но теперь ненужную жизнь, которую он со слезами разрушал в своей пьесе.
На этот раз я понял тонкость: «Ви́шневый сад» — это деловой, коммерческий сад, приносящий доход. Такой сад нужен и теперь. Но «Вишнёвый сад» дохода не приносит, он хранит в себе и в своей цветущей белизне поэзию былой барской жизни. Такой сад растёт и цветёт для прихоти, для глаз избалованных эстетов. Жаль уничтожать его, а надо, так как процесс экономического развития страны требует этого».
И еще одна ремарка – от Бунина. Он, вспоминая о своем детстве в «оскудевшем» дворянском гнезде, говорит: «Вопреки Чехову, нигде не было в России садов сплошь вишневых: в помещичьих садах бывали только части садов, иногда даже очень пространные, где росли вишни, и нигде эти части не могли быть, опять-таки вопреки Чехову, как раз возле господского дома, и ничего чудесного не было и нет в вишневых деревьях, совсем некрасивых, как известно, корявых, с мелкой листвой, с мелкими цветочками в пору цветения (вовсе не похожими на то, что так крупно, роскошно цветет как раз под самыми окнами господского дома в Художественном театре); совсем невероятно к тому же, что Лопахин приказал рубить эти доходные деревья с таким глупым нетерпением, не давши их бывшей владелице даже выехать из дому: рубить так поспешно понадобилось Лопахину, очевидно, лишь затем, что Чехов хотел дать возможность зрителям Художественного театра услыхать стук топоров, воочию увидеть гибель дворянской жизни, а Фирсу сказать под занавес: “Человека забыли...”».
Возможно, Бунин в чем-то и прав...