Документальная повесть. (книга «Больше, чем тире»)
Глава 16. И вышли в открытое море...
- Учебная тревога! Баковым – на бак! Ютовым – на ют! Шкафутовым – на шкафут! По местам стоять! Со швартовых сниматься! – корабельная трансляция «Каштан» голосом капитана 3 ранга Терёхина объявила о новом этапе жизни экипажа корабля, - кормовой трап долой!
Это было ровно в 14 часов по местному времени во вторник. Как раз сразу же после того, как этот долбаный маслонасос всё-таки отремонтировали. Нет! Если вы подумали, что поджаренные и местами обугленные от солнца курсанты в это время сидели в своем душном кубрике и гоняли от скуки тараканов, то это неправда. Где-то минут за пятнадцать до этого сам лично капитан 3 ранга Терёхин зашел в наш кубрик. И сразу же нам стало слегка радостно, немножко тревожно и очень тесно! Особенно сразу же после его слов:
- Господа гардемарины! Я конечно не желаю жупела в вашу печень, но если через полминуты я вас всех не увижу на верхней палубе во главе со старшим практики, то обещаю вам всем обеспечить печаль и уныние на весь период практики…
Дважды нам повторять было не надо, и теперь мы присутствовали на верхней палубе этакой бродящей ультрамариновой массой, стараясь заметить, уяснить и запомнить всё, происходящее на наших глазах. Полковник Меняйленко тоже был вместе с нами на верхней палубе. В своей новёхонькой в хрустящей тропичке он как ребёнок метался от одного борта к другому и все следил за шкафутовыми с кранцами, за баковыми, которые деловито и под беззлобные окрики старпома по трансляции, что-то делали в районе носа корабля и выкрикивали какие-то странные и непонятные слова типа: «На клюзе тридцать! Да клюзе двадцать пять!...». При этом полковнику, тревожно прислушивавшемуся к тяжелому лязгу выбираемой якорь-цепи, почему-то очень хотелось что-то спросить, а особенно что-то скомандовать, но он как назло в такую ответственную минуту не мог ничего припомнить из корабельных названий и терминов, и поэтому он, покачивая лысой головой с седой окантовочкой, только громко цокал языком всё восторженно приговаривая:
- А молодцы, да? А неплохо, да? А так и должно быть, да?...
Курсанты только многозначительно хмыкали и молча кивали в ответ, примеряя на себя первое необычное чувство: когда именно в такие мгновения они вдруг впервые почувствовали себя немножечко умнее и опытнее полковника.
- Смотри! Смотри! – закричал кто-то из курсантов, - дельфины!
-Где? Здесь? – в ответ раздались удивлённые голоса, - в акватории?
И точно! К нашему искреннему удивлению между «Курсом» и соседним кораблём по левому борту вяло и небрежно проплывала блестящая от воды чёрная спина дельфина-непоседы. Вода в акватории базы хотя и была не на столько прозрачной, как со стороны песчаного пляжа, но в лазурной полупрозрачной воде нам с высоты верхней палубы было отчётливо видно, как между кораблей плавало несколько пар этих задорных морских животных.
А корабль заметно дрожавший всем корпусом, подчиняясь чётким командам и сосредоточенной работе экипажа, продолжал медленно и осторожно вытягивать себя якорь-цепью на глубину, отдаляясь от берега. Воздух, наполненный низким тяжелым утробным гулом работающих дизелей, сильно колыхался над фальштрубой полупрозрачным сизоватым маревом.
С бака раздался радостно-сосредоточенный доклад бакового, усиленный транслятором:
- Якорь встал!
- Флаг до места! – прозвучала команда. Кормовой флаг слетел с флагштока вниз, и тут же - к выстрелу мачты - к небу, взлетел снова, трепеща на свежем ветру. Мы оторвались от земли…
-Якорь чист!..
- Машина вперед малый!
Корпус корабля ещё сильнее задрожал, за кормой вскипела вода. Полковник со знанием дела небрежно облокотился на леер и внимательно смотрел на бурлящую позади корабля воду. «Курс» как-то вяло и неуверенно полз по воде. Но вот скорость стала постепенно увеличиваться, и он плавно заскользил по бирюзовой поверхности, удаляясь от бетонной стенки высокого причала. Когда мы отошли от стенки на расстояние более, чем на корпус корабля, то на причале вдруг поднялся невообразимый шум и лай. Это на берегу большая мохнатая дворняга с заливистым собачьим плачем металась у самой кромки причала, грозясь броситься в море вслед удалявшемуся от неё кораблю. А на нашем «Курсе» на юте тоже бегала дворняга черно-коричневого окраса и также громко и заливисто причитала по собачьи:
- Оечки! Что же! Как же! Это! Творится! А!
- Какого чёрта! – раздался возглас старпома с крыла капитанского мостика, - какая скотина оставила эту скотину на борту?
Вопрос был чисто риторическим, и поэтому на окрик старпома никто не отреагировал. Под лапами причитающей собаки путались трое черных пушистых комочка, и ничего не понимая, натыкаясь друг на друга, тоже тявкали плюшевыми детскими игрушками. Это была суровая корабельная псина по кличке Кармен со своими щенками. Еще пару лет назад, при стоянке корабля в болгарском Бургасе её из увольнения на берег притащили матросы на корабль этаким забитым и шелудивым щенком, чуть ли не насмерть загрызенным вшами и прочей насекомой сволочью. Отмывали её тогда и в растворителе, и в солярке с хозяйственным мылом, после чего плотно накормили и зачислили к себе в экипаж. Собачка выжила, прижилась на корабле, повзрослела и успела даже не только несколько раз сходить в море на боевую службу, но и пару раз залететь от местного бригадного кобелька, который сейчас и метался по причалу. В морях Кармен стала успешной не только крысоловкой, но и офицеро-кусакой. Матросов она в походах-морях почему-то не трогала. Для неё было счастьем в ночи тропической ночи подкараулить какого-нибудь офицера и внезапно цапнуть того за икру или разорвать у него прямо на ноге кожаный тапочек. Но Кармен была всё-таки не только военно-морской собакой, но и порядочной сукой, и поэтому из офицеров корабля она никогда не трогала ни командира, ни старпома. Зато замполита она ох как любила внезапно потеребить в ночи, если тот опрометчиво выскакивал на верх из своей каюты. Ну а с нашим прибытием на корабль, Кармен только повысила свою профессиональную квалификацию и вдобавок ко всему стала ещё и курсанто-загрызякой. Видать чувствовала, что из курсантов скоро вырастут будущие офицеры - её кровные враги. Однажды поздним темным вечером, когда корабль лежал в дрейфе где-то на траверзе турецкого Трабзона, она, находясь на верхней палубе, вдруг увидела у самого её среза голову курсанта, задумчиво покуривавшего чёрный байховый чай в самокрутке, ну и не долго думая решилась молча и по-партизански укусить эту самую дымящую голову. Ну я вам скажу и вой же тогда стоял. Наверняка береговая охрана Турции тогда сыграла боевую тревогу, потому как в ночи от животного страха выли в унисон оба - и курсант и собачка Кармен…
А сейчас, заслышав непонятный и неуставной шум, на верхней палубе рядом с нами появился командир корабля.
- Что там такое? – он тревожно посмотрел в сторону берега.
- Да вот, - и курсанты указали на прыгающее по причалу мохнатое создание.
-А-аа! Джек! Папка нервничает – мамка с детьми в море уходит! Ничего! Потерпит! Это ему на пользу! Разлука только усиливает любовь! – командир в ту минуту был суров, непреклонен и не собирался возвращать обратно корабль пускай даже ради семейного собачьего счастья, - Так! Гардемарины! Построились!
И мы встали в развернутый строй. Корабль уже развернулся и направился на выход из Донузлава. Ленивые огромные чайки, вяло помахивая своими крыльями, летели рядом с нами параллельным курсом и надменно поглядывали на нас. Пара дельфинов мелькнули тенями рядом с бортом и одобрительно фыркнув нам на прощанье, устремились в открытое море. А перед нами раскрывалась бирюзово-ультрамариновая гладь. Мы с нескрываемым волнением и некоторой тоской разглядывали проплывающие мимо нас строения и маяки со стороны Южной косы, постепенно удаляющийся от нас пляж, на котором ещё сегодня мы балдели и играли в волейбол. А командир вместо ценных указаний и полагающихся в такой момент нравоучений, с увлечением стал нам рассказывать про гидрологию района базирования бригады и о её особенностях. А потом как-то вдруг насторожился и спросил:
- Кто из вас не умеет плавать? - улыбка уже слетела с лица Терёхина.
- А что такое? - мы ехидничали. Ещё бы. Ведь чтобы поступить в систему, мы же все сдавали обязательный экзамен по плаванию! Тогда, что за дурацкий вопрос… а капитан 3 ранга, уловив наше надменное молчание пояснил:
- В походе будет очень жарко, и поэтому экипажу иногда будет разрешено купаться в море. Там, где мы будем дрейфовать, глубина может достигать двух тысяч метров…
… курсанты невольно напрягись, сжав свои ягодицы…
А командир равнодушно продолжал:
- Так что, тем, кто из вас не умеет плавать покидать корабль не рекомендую, потому что на такую глубину я нырять не буду…
Курсанты вяло посмеялись, услышав о страшной глубине… А командир, поправив на своей голове старенькую пилотку весьма необычного покроя и фасона с огромным крабом ВМФ спереди, прищурив один глаз, с каким-то ехидством спросил:
- А вы знаете, что за пилотка у меня на голове?
- Нет, - мы действительно уже давно обратили на необычный головной убор командира, напоминавший нам почему-то фильмы про Великую Отечественную войну.
- Это особенная пилотка. Её мне подарил мой дедушка. А ему презентовал другой дедушка, который оборонял Пиллау… как раз от моего дедушки…
Мы дружно рассмеялись. Это была шутка. Хорошая шутка. Но на самом деле это была не такая уж и трофейная пилотка, которая досталась командиру корабля на одной дипломатической встрече в открытом море с военным кораблём из ГДР. Тогда экипажи обоих кораблей на прощанье обменялись частью своего обмундирования между собой, ну в качестве сувениров. Ну и в память о той встрече, командир и носил этот сувенир, украшенный советским военно-морским крабом на своей голове.
Корабль уже вышел в открытое море и, едва покачиваясь на робких волнах, стал отдаляться от берега, когда по громкой связи старпом пригласил командира на ГКП. Все почувствовали что-то не совсем ладное. И точно спустя всего минуту корабль вдруг развернулся носом к берегу и… лег в дрейф. Ничего себе – начало практики! В чём же дело? А со стороны бригады к нам уже мчался адмиральский катер командира бригады, слегка зарываясь в небольшие волны. Капитан 3 ранга Терёхин спокойно стоял на мостике, эпизодически поглядывал на приближающийся катер в бинокль, досадно покачивал головой и негромко переговаривался со старпомом. Мы спустились с верхней палубы как раз в тот момент, когда катер, перекатываясь неваляшкой с борта на борт, подскочил к борту нашего «Курса» с подветренной стороны. Его осторожно подтянули вплотную к борту и стали с него перегружать к нам ящики с капустой, картошкой, и прочими овощами. Передали несколько коробок с рислингом и ящики с консервами. Далее на борт с катера передали коробки с какао-порошком и заспиртованный хлеб в плотных полиэтиленовых мешках. Почему это не было погружено на наш борт ещё до выхода - во время стоянки в базе для нас так и осталась загадкой и по сей день.
Апофеозом же дополнительной погрузки стала передача на борт большого алюминиевого молочного бидона со спиртом, предназначенным для медицинских нужд и для обязательного обслуживания радиоэлектронного оборудования корабля. Этот бидон старательно и со всеми предосторожностями практически из рук в руки передали с катера на корабль и чуть было в какой-то момент не уронили в море. У всех аж дыхание перехватило… Но всё обошлось. И пока экипаж снова перетаскивал всё с палубы во внутренние помещения, а курсанты с интересом за всем происходящим наблюдали, наш одноклассник Серёга Соболев, сладко закурив сигарету, с усталой хрипотцой в голосе и с видом умудрённого жизнью бывалого моряка поведал нам одну удивительную историю, свидетелем которой ему довелось стать ещё пять лет назад, когда он работал обыкновенным матросом в Севастополе на морском водоналивном танкере «Абакан» 561 проекта…
© Алексей Сафронкин 2022
-==--==-=-=-=-=-=-=-
Другие истории из книги «БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТИРЕ» Вы найдёте здесь.
Если Вам понравилась история, то не забывайте ставить лайки и делиться ссылкой с друзьями. Подписывайтесь на мой канал, чтобы узнать ещё много интересного.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.