В мае 1812 года граф Фёдор Васильевич Ростопчин назначен Московским главнокомандующим.
До этого он занимал много разных постов и поприщ, в частности, при Павле I почти два года возглавлял Коллегию иностранных дел. Хотя и был совсем незнатного происхождения – сын помещика Орловской губернии, отставного майора.
Император Павел спросил его однажды:
— Ведь Ростопчины татарского происхождения?
— Точно так, государь.
— Как же вы не князья?
— Предок мой, выехавший в Россию, прибыл сюда зимой.
— Какое же отношение имеет время года к достоинству, которое ему было пожаловано? — спросил император.
— Когда татарский вельможа,— отвечал Ростопчин,— в первый раз являлся ко двору, ему предлагали на выбор или шубу, или княжеское достоинство. Предок мой приехал в жестокую зиму и отдал предпочтение шубе.
А еще Ростопчин прославился как литератор. Он писал хлесткие памфлеты, которые имели большую популярность. В частности, во время первых войн с Наполеоном он выпустил «Мысли вслух на Красном крыльце», в которой резко высмеивал галломанию русских дворян. Это – размышления старого дворянина Силы Андреевича Богатырёва, изобилующие всевозможными остроумными замечаниями. Например: «во французской всякой голове ветряная мельница, госпиталь и сумасшедший дом»... «Прости Господи! уж ли Бог Русь на то создал, чтоб она кормила, поила и богатила всю дрянь заморскую, а ей, кормилице, и спасибо никто не скажет? Ее же бранят все не на живот, а на смерть. Приедет француз с виселицы, все его наперехват, а он еще ломается, говорит: либо принц, либо богач, за верность и веру пострадал; а он, собака, холоп, либо купчишка, либо подьячий, либо поп-расстрига от страха убежал из своей земли. Поманерится недели две да и пустится либо в торг, либо в воспитание, а иной и грамоте-то плохо знает»...
В те времена ростопчинское едкое высмеивание французомании было понятно и поддерживалось всеми слоями общества.
А во время Отечественной войны Ростопчин печатал «Афиши», обращенные к москвичам. Они имели успех, поскольку были написаны простонародным языком и с понятным всем юмором. Например: «Я завтра рано еду к светлейшему князю <Кутузову>, чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев. Станем и мы из них дух искоренять и этих гостей к черту отправлять. Я приеду назад к обеду, и примемся за дело: отделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Об этих «афишах» часто потом вспоминали многие писатели и историки...
Но известен Ростопчин прежде всего тем, что якобы во время вступления Наполеона в Москву отдал приказ поджечь древнюю столицу. Это не так, однако Ростопчин потом всю оставшуюся жизнь оправдывался, написал даже сочинение «Правда о Московском пожаре».
На Западе, конечно, ни на йоту не сомневаются, что это русские «варвары» подпалили свою столицу. А кто же еще?! «Великий» Наполеон никак не мог!.. Хотя, не вдаваясь ни в какие подробности, ни слушая ничьих авторитетных мнений, истина понятна и очевидна: оставленный без присмотра бежавших москвичей огромный город, большей частью деревянный, не мог не загореться. Москва и от копеечной свечки сгорала! А тут: пустой город, в который вошли разношерстные толпы вояк, согнанные Наполеоном со всей Европы. Так что в любом случае пожар Москвы – это прямое следствие наполеоновского вторжения. Этот сброд вовсю занимался в Белокаменной мародерством, бегал из дома в дом, объедался и опивался. В таком бедламе недолго и до пожара.
Для понимания, что из себя представляла «Великая армия» во время пребывания в Москве – цитата из книги Делаво «Пожар и грабежи в Москве. Воспоминания участника»: «Во время московских грабежей один солдат разыскал подвал, в котором укрылось французское семейство. Он бросился к ним, обрадованный добычей и, не желая пощадить несчастных соотечественников, стал отбирать у них все их имущество. У жены было обручальное кольцо, она просила его на коленях оставить ей этот дорогой залог верности, но грабитель сурово отказал ей, пригрозив отрубить палец, если кольцо не будет немедленно ему отдано»...
Бонапарт потом и сам признавал, что затянувшееся прибывание в Москве было одной из причин его поражения в Отечественной войне. Ему бы еще надо было добавить, что мародерство разъела его армию как ржа. Многие солдаты «Великой армии» больше думали не о победах в войне, а о том, как бы сохранить награбленные драгоценности. Наполеон как-то сказал: «Каждый солдат носит в своем ранце маршальский жезл». Возможно и так, однако этот афоризм был справедлив до московской вакханалии.
Интересно, а что было бы, если бы во время взятия русскими войсками Парижа в 1814 году произошло то же самое, что с Москвой в 12-м? Ничего бы сильно не поменялось: просто патентованные европейские историки писали бы о том, что русские сожгли не одну, а две столицы. И долго бы потом рассуждали о русском варварстве…
Ростопчина еще обвиняли в том, что он бросил на растерзание толпе купеческого сына Верещагина, арестованного за распространение наполеоновских прокламаций. Это случилось накануне оставления Москвы. И, собственно, Ростопчину лишь вменялось в вину то, что он привлек народ к расправе над предателем.
А еще Ростопчин был блестящим и остроумным собеседником. Он успел застать декабрьские события 1825 года на Сенатской площади, и саркастично заметил: в Европе обычно сапожники делают революции, потому что хотят сделаться господами. А у нас господа захотели сделаться сапожниками…