В 1989 году отец Фотий прибыл на Валаам в числе первых шести братий, чтобы положить начало возрождению монашеской жизни на острове. В монашестве он подвизается более 35 лет. Отец Фотий воспринял постриг у раки преподобного Сергия Радонежского, а с недавних пор служит у себя на Родине.
— Батюшка, расскажите, в какой семье Вы росли, кто из Ваших родственников ходил в храм, верили ли они в Бога.
— Начиная сегодняшний разговор, хотел бы поздравить читателей с праздником Похвалы Божией Матери (Прим. ред. – братья брали интервью у о. Фотия в субботу, на пятой неделе Великого поста, когда Церковь торжественно возглашает молебное пение акафиста похвалы Пресвятой Богородице).
Что касается моих родителей, моей семьи, то всю свою жизнь отмечаю эту милость Божию, что я родился в верующей семье. И там, где я родился – это Волынь, Полесье, у нас не было революции. Это говорит о многом. Где была революция, там другие люди, другие семьи.
Понятно, что Лавра — там много верующих людей, там все верующие. В советское время в Лавре только туристы неверующие появлялись. А когда я уже приехал на Валаам и сюда на подворье в Приозерск, то удивлялся, почему люди неверующие, ведь я родился и вырос в той среде, где не было неверующих людей.
Правда, когда учился в сельской школе, к нам как-то прислали директрису откуда-то с района, она была коммунисткой. И вот она преследовала нас, когда мы ходили на Рождество колядовать, или гуляли на Пасху. У нас была такая традиция – на Пасху покупать обновку с ног до головы. И вот на Пасху мы так одевались во все новое, а в школу всегда ходили в форме. Директорша на Пасху объявила учебный день и приказала всем прийти в школу. Мы все пришли, каждый в своей обновке. Она рассердилась: «Почему вы не в форме!?» Мы пришли нарядные, с крашеными яйцами, христосовались. Она очень сердилась: «А ну-ка немедленно домой, форму одевать!» Ушли домой, и никто не вернулся в школу в этот день. Поэтому и на Валааме и здесь, в Приозерске, я долго не мог привыкнуть, что вокруг неверующий люд, совсем по-другому живут.
В детстве я учился в соседнем районе, Любомльском, в Шацке. Это Волынь, Волынское Полесье. Рядом у нас граница с Польшей и с Белоруссией. Там не было революции, потому что до 1939 года мы были под Польшей, и только в 39 году Западную Украину и Западную Белоруссию присоединили к Советскому Союзу.
Прошли тогда уже эти гонения, аресты, хотя досталось еще и моим предкам после войны. Раскулачили моего деда — родного брата моей бабушки по отцовской линии. У него было 10 коров, своё хозяйство — всё отняли. Он жил на хуторе. Дом разобрали, перевезли в село под сельскую Раду. До сих пор этот дом стоит, крепкий такой дом.
Деда арестовали и на 10 лет отправили куда-то в лагерь. Но потом я застал его живым. Мы с отцом к нему приезжали. Дед жил в такой хатке «шевченковской» 3 на 4 метра примерно, там же на своём хуторе в лесу. А сам дед весь в заплатках… Помню, когда приедем, он всё штопает, штопает себе штаны или рубаху.
Огородов, полей там не было. Хотя может и было у него где-то в лесу какое-то поле, где что-то сажал. Бабушка ещё жива была, супруга его. Деда звали Адам, бабушку — Ксения. Вот такая история с дедом была… А других-то и не трогали. Наверно коммунисты особо людей не трогали потому, что, когда уже пришли наши в 1939 году, а в особенности в 1944-м, когда освободили уже наши земли от немцев, народ советскую власть воспринял очень положительно.
Родители мои и в особенности тётя рассказывали, что в 44-м первые в селе появились наши разведчики, ловкие такие русские парни. «Здравствуйте, – здравствуйте! — Немцы есть?» — «Нет, убежали».
Так что, когда наши пришли, люди восприняли это с большой радостью. Хотя те немцы, которые стояли в селе, это были, я так понимаю, не из тех… — СС, или зондеркоманда так называемая, — это были простые войска, комендантские, которые, в общем-то, людей особо не обижали. Но из домов всех, конечно, выселили. Мои дедушка с бабушкой и маленькие родители жили где-то в сараях. Но все же их особо не обижали.
Хотя моего крёстного, моего дядю, забрали в Германию, как только немцы оккупировали нашу территорию. Он убежал, какое-то время где-то там скрывался, а потом пришёл в село. Потом его опять поймали… И второй раз дядя Тарас убежал с товарищами. Немцы его ранили, а товарища убили. Хлеб (Прим. ред. – колосья) уже был большой – они скрывались в хлебном поле.
Бабушка выходила дядю Тараса. Он жил где-то в лесу, пока не пришли наши войска. А когда пришли наши, его тоже призвали на фронт. Село хоть и небольшое было… со всеми хуторами, думаю, дворов 100, и 25 человек взяли из села. Только половина вернулась. Это 1944 год был.
Так что, – вот в такой семье христианской я вырос. С детства меня водили в храм, хотя в нашем селе не было храма. Соседний приход был в 10 километрах от нас. Надо было идти пешком, или на повозке, или на мотоцикле — кто как мог.
— Батюшка, а в Троице-Сергиеву Лавру как Вы попали?
— Поступил в семинарию.
— А как у Вас появилась эта мысль — с Церковью связать свою жизнь?
— В соседнее село на приход пришёл иеромонах, будущий владыка Нифонт. Он был лаврским монахом и иподьяконом у Святейшего Патриарха Пимена. Властям тогда он очень не понравился, т.к. проводил с молодёжью какую-то работу, и власти потребовали от наместника о. Иеронима, чтобы из Лавры отца Нифонта выдворили. И его отправили – перевели на приход к себе на Родину. Мы стали потихоньку к нему ездить. Потом я ушёл в армию. А когда уходил, он говорил: «Ну, вот после армии придёшь, и пойдёшь учиться в семинарию». Так и случилось.
До 1982 года я служил в Ракетных войсках стратегического назначения, в Архангельске, в учебке. Два года в учебке так и служил. Это была сержантская школа. Полгода я учился на сержанта, а потом уже мы воспитывали сержантов, 3 потока. Готовим их — 30 человек, и потом этих сержантов распределяют по войскам, по площадкам боевым.
Когда вернулся из армии, стал готовиться к поступлению в семинарию. Надо было наизусть выучить молитвы, знать Закон Божий, жития святых, и, конечно, уметь читать на церковнославянском. Вот такие хорошие экзамены были. Но для поступления главное было даже не знания. Главное было чересчур не испугаться комиссии…
— В Лавре?
— Да, в семинарии. Заходишь, потом не знаешь, как выйти… Почему-то так сильно люди терялись, что некоторые потом даже не могли найти дверь в обратную сторону. Хотя все были расположены очень благодушно. А такое ощущение было, что члены комиссии смотрят на тебя и все твои мысли читают. Так раньше принимали в семинарию.
— А нашего владыку Панкратия помните? И отца Кирилла (Павлова)?
— Ну, а как же, Владыка позже меня пришёл. На год, по-моему, позже. Но Владыка после института, поэтому, он может быть не все 4 года учился в семинарии. Там была такая практика — кто с высшим образованием, тех брали сразу на второй курс.
А к отцу Кириллу (Павлову) многие семинаристы ходили на так называемые библейские чтения. Отец Кирилл по вечерам читал Священное Писание. Батюшка сидел в кресле, а рядом с ним сидели два толкователя: Захария-толкователь и Исайя — два пророка. Мы все что-то читаем, батюшка читает Библию, и, если какие-то вопросы возникают, задаём. Два толкователя — Исайя и Захария толкуют. Это были незабываемые часы общения с отцом Кириллом. Потом, в конце, всегда было какое-то угощение, нередко такое, которого не давали в семинарской столовой, хотя в столовой хорошо кормили.
— Владыка Павел, нынешний наместник Киево-Печерской Лавры рассказывал, что отец Кирилл как-то давал ему даже осетра.
— У отца Кирилла часто давали красную рыбу или икорку, чего, конечно, не было на столе в семинарии. Рыба была всегда хорошая, качественная, а в семинарии у нас и мясное давали.
— А владыку Панкратия помните на таких встречах? Он тоже рассказывал, что ходил к отцу Кириллу.
— Ну, как не помню? Помню, Владислав тогда его звали. Но мы были на разных курсах, поэтому меньше общались.
— До приезда на Валаам вы друг друга особо не знали?
— Нет, ну, учились же вместе… Тогда такого не бывало, чтобы совсем не знакомы были. Семинария — большая семья, и все друг друга знали. Но общались как-то больше по курсам, потому что мы жили большими такими комнатами. Были комнаты где-то по пять по семь человек в 50-ом корпусе, который потом сгорел. А бывало и человек по 12 в одной комнате, а то и больше, – так у нас на 4-ом курсе было. Как раз к нашему поступлению увеличили число семинаристов, а до этого был только один класс, потом появился второй параллельный, того же курса, а когда мы поступали, то стало 3 параллельных класса, то есть всего 90 человек брали. Большей частью мы общались со своими однокурсниками или одноклассниками.
Были и общие семинарские молитвы: молебны к преподобному Сергию, общие утренние, вечерние молитвы. В семинарии была одна столовая, в академии — другая. Поэтому постоянно все семинаристы виделись на трапезе, общались, но более близкое общение было со своими одноклассниками.
— А когда владыка Панкратий стал экономом, Вы какое послушание исполняли?
— А меня уже не было тогда в Лавре.
— А где Вы были?
— В 1988 году меня перевели в Данилов монастырь с отцом Геронтием. А до этого туда и других братий переводили. К этому времени, к празднованию 1000-летия Крещения Руси, Данилов монастырь постепенно заселяли. Там были и свои братья, которые пришли со времени начала восстановления монастыря, с первым наместником отцом Евлогием (Смирновым), впоследствии митрополитом Владимирским и Суздальским, ныне покойным.
Немного там было братии и решили создать еще более крепкий костяк, потому что без старшей братии, людей, пришедших с мира, воспитывать, конечно, сложнее. И вот нас перевели из Лавры в Данилов монастырь, который первый восстановили после гонений.
— Вы закончили семинарию в Лавре и Вас сразу перевели в Данилов монастырь?
— Нет, с семинарией это было вообще никак не связано, потому что семинарию я закончил в 1986 году, а к тому времени я уже был насельником Лавры. В день памяти апостола Андрея Первозванного, учась на 4-м курсе семинарии, я стал Лаврским послушником. А когда уже стал иеродиаконом, поступил в академию. На первом курсе академии меня рукополагали в иеромонахи, на преподобного Никона Радонежского.
А перевод был связан только с тем, что Данилов монастырь восстановили, и нужно было отправить туда часть братии. И вот среди прочих… не помню сколько нас всего было, человек 15-ть наверно, постепенно, перевели туда. В том числе и нас с отцом Геронтием.
— Я читал, что с 1985-го по 1986-й Вы были помощником эконома?
— Да, в Лавре.
— Владыки ещё не было?
— Не было. Владыка, по-моему, был на Кавказе, потому что в это время я его не помню. Он где-то год жил на Кавказе. А когда вернулся, то я уже был в Даниловом монастыре.
— С отцом Геронтием Вы уже в Лавре хорошо познакомились или только в Даниловом монастыре?
— В Лавре, мы вместе учились.
— На одном курсе?
— Точно не помню, то ли параллельные у нас были классы одного курса, то ли даже в одном классе. Мы оба постриженики Лавры. Хоть и не одного пострига, не одновременно, но где-то рядом по дате, потому что мы примерно в одно время перешли из семинарии в Лавру, то есть вступили в число братии.
Нас молодых, новоночальных, постригали в Лавре, перед этим мы вместе проходили монашеский искус, старались пребывать в послушании. Благочинным там тогда был Блаженнейший Онуфрий, нынешний предстоятель Украинской Православной Церкви. А ещё ближе нас с отцом Геронтием свело то, что нас обоих потом перевели в Данилов монастырь. Это был 1988 год, как раз после празднования 1000-летия Крещения Руси, на Казанскую Божию Матерь.
— Расскажите, как это происходило, и как вас потом перевели на Валаам. Вас спрашивали: «Хотите поехать на Валаам»?
— Когда переводили в Данилов, нашего желания никто не спрашивал, хотим мы или нет – перевели, и всё. Ну а мы, конечно, не хотели уходить из Лавры. Что нам Москва? Там кругом всегдашняя великая суета, а в Лавре было спокойно – у преподобного Сергия за пазухой. Данилов монастырь, конечно, тоже был уже восстановлен: там было своё братство, хорошая трапеза, богослужения, хороший клирос и всё было отлично. Но недалеко от Данилова монастыря находится Савёловский вокзал – постоянно слышишь посторонние звуки, а в Лавре я особо ничего такого не слышал.
Возле Данилова круглосуточно происходят какие-то манёвры. Справа находится монетный двор, там тоже грохот стоял. Слева работала какая-то «гильотина», – аж на кровати подскакиваешь, когда она начинала работать. Ещё там на повороте разгонялся трамвай и ехал на всех парах, потом тормозил, поворачивал, и снова набирал скорость. Это все постоянно слышали. Плюс рядом, на Даниловской площади расположен Даниловский рынок…
Но мы, конечно, не унывали по этому поводу. Идём летом по площади Данилова монастыря, а вокруг всё в граните, и мы ощущали, что это как будто пустыня египетская. Там все в камне, жарко, нигде не спрячешься, кроме кельи.
А как нас Валаам заинтересовал? Честно говоря, он нас никак не интересовал, и мы никуда не собирались. Был у нас такой иеродиакон, отец Иаков, он бывал на Валааме: как отпуск — едет на Валаам.
— Кем был отец Иаков?
— Сначала он тоже был лаврский, потом его перевели в Данилов, а нас вслед за ним. Он в Даниловом чего-то никак не мог успокоиться — начал чего-то искать. Ну, и к этому времени, как раз к 1000-летию Крещения, Валаам отдавали Церкви. Отец Иаков тоже был чадом отца Кирилла. Архимандрит Виктор (Пьянков) окормлялся у отца Кирилла, а отец Иаков одно время был келейником батюшки Кирилла.
— А отец Виктор (Пьянков) кем был на момент 1988-1989 года?
— Он был экономом Ленинградской епархии.
— Потому что Валаамский монастырь сначала был прикреплён к Ленинградской епархии?
— Совершенно верно.
— Значит постройки монастыря уже начали передавать Церкви в 1988 году?
— Да. И Ленинградским и Новгородским митрополитом тогда был владыка Алексий, будущий Святейший Патриарх, который в детстве не раз приезжал на Валаам.
— Мы о поездках на Валаам будущего Патриарха Алексия не один раз писали.
— Да-да. Так получилось, что сошлись обстоятельства и время… То есть владыка Алексий — правящий архиерей Ленинграда, и Валаам тогда, стал находиться под его управлением. И так получилось, что он начал возрождать в своей епархии наш монастырь, Валаамский. Через отца Иакова искали братию, даниловскую, лаврскую — кто поедет, и он стал агитировать.
— Батюшка, простите, что прерываю, а почему отец Виктор не закрепился как наместник? Почему очень быстро его сменил отец Андроник (Трубачев)?
— Отца Виктора на Валааме мы видели всего несколько раз. Он с нами не жил, а занимался в городе на подворье хозяйством и снабжением, потому что Валаам – это остров, и в первое время кому-то нужно было организовать и осуществлять все эти сложные процессы.
До игумена Андроника архимандрит Виктор официально был наместником. В декабре 1989-го мы приехали, а летом в 1990 году отец Виктор передал дела отцу Андронику. Это произошло вскоре после того, как в начале лета того же года, к нам впервые, в открытый монастырь, приезжал владыка Алексий. Он освятил нижний храм, тогда же рукоположили в иеродиаконы отца Виссариона (Эрлиха).
В «морском домике» Владыка попил у нас чаю. У меня был подарок Святейшего Патриарха Пимена — чашка с патриаршими вензелями. Лучшей чашки у нас не было, поэтому мы поставили её митрополиту Алексию. Он уехал, и вскоре его избрали Патриархом, а отца Виктора рукоположили во епископа, то есть уже заместили его, потому что нам был нужен Игумен, который бы жил с нами на Валааме. Отец Виктор был хозяйственник, занимался хозяйственным управлением митрополии при владыке Алексии, вероятно, Святейший Алексий решил взять своего помощника с собой в Москву.
— Когда отец Иаков уговаривал Вас отправиться на Валаам Вы не хотели ехать?
— Нет, конечно. «Вы пойдите к отцу Кириллу, спросите», — говорит мне с отцом Геронтием Иаков. А мы же были убеждены, что отец Кирилл нас не благословит никуда ехать. Мы и в Данилов монастырь не хотели, думали, может, куда-то в другое место поехать. Я вообще думал может быть в Почаев, на Родину уеду. А отец Кирилл сказал: «Нет, не надо никуда ехать. Будьте там», — то есть в Даниловом монастыре.
И вот, чтобы от нас отстал отец Иаков, мы с Геронтием пошли к отцу Кириллу, чтобы убедиться, что он нам, конечно-же, не благословит никуда ехать, у нас и желания-та совсем не было. В общем, мы были уверены, что на Валаам не поедем…
Мы с отцом Геронтием постриженики отца Кирилла – он наш духовный отец, поэтому его слово для нас очень много значит. И вот мы пришли к батюшке и спросили: «Нас тут отец Иаков подбивает на Валаам ехать. Как Вы, батюшка, скажете?» Он сперва сколько-то помолчал, и это нас сразу насторожило, и говорит: «Ну, поезжайте».
— Какая была ваша первая реакция?
— Первая реакция? — мы там обомлели просто, дар речи потеряли. Мы же никуда не собирались, уже смирились и хотели спокойно жить в Даниловом, хоть там и были некоторые смущающие нас вещи, об этом чуть позже скажу. А отец Кирилл говорит: «поезжайте». Мы понимали, что старца ослушаться невозможно, а иначе будут очень серьезные искушения. Поэтому мы с отцом Геронтием не на шутку испугались – маловеры. В Даниловом монастыре, уже как-то прижились, а тут опять куда-то ехать.
Был такой отец Антоний, звонарь Данилова монастыря, он нам говорит: «Спросите у отца Павла». Отец Павел (Груздев) уже очень плохо видел, но продолжал служить. Как-то отец Валентин Асмус написал ему чин Литургии такими аршинными буквами.
И, зная, о его зрении, я написал ему письмо большими буквами – всего пару фраз: «Как Вы, благословите? Нам предлагают ехать на Валаам». Помню, я взял такой серьезный конверт, тщательно запечатал и через отца Антония, который к нему поехал, передал отцу Павлу. А отцу Антонию я не говорил, что спрашиваю у отца Павла. Отец Антоний вернулся, и спрашиваю его: «Что сказал отец Павел?» — потому что я понимал, что отец Павел письменно не ответит – уже не то зрение, чтобы писать.
И Антоний рассказывает: «отец Павел взял конверт, достал письмо, и не читая, сказал: "Двумя руками благословляю"». Я за голову схватился — теперь точно придется на Валаам ехать, еще и отец Павел нас туда посылает.
— Воля Божия.
— А еще был владыка Нифонт, которого я упоминал, он очень мне помог первое время. Когда я поступал в семинарию, он был моим духовным наставником. Владыка как-то приехал в Лавру, а я был уже в Даниловом монастыре, как раз в то время, когда уже было дано два благословения ехать на Валаам — от отца Кирилла и отца Павла. А владыка Нифонт хотел, чтобы я вернулся к нему. Он был архиереем сначала в Хмельницке, потом у нас на Волыни. Ему нужны были кадры. И он раз пять просил Святейшего, чтобы меня отпустили, но тогда я уже жил здесь, в Приозерске. А до того, – не помню, владыка Нифонт просил за меня или нет.
Но суть такова: он приехал, и я ему говорю, что есть нам такое предложение — ехать на Валаам. Но я не сказал ему, что отец Кирилл и отец Павел нам это благословили. Мы гуляли в Даниловом монастыре, разговаривали в том числе и о Валааме, он остановился, подумал и говорит: «Вы хотите на севере подвизаться? Ну, ладно, поезжайте». Так что теперь уже точно некуда было деваться (смеется).
— Воля Божия.
Потом владыка Алексий как-то через академию, через ректора нас уже забирал, потому что мы же еще учились в академии и были насельниками Данилова монастыря. А из Данилова нас не хотел отпускать наместник архимандрит N.
Он де-факто узнал, что нас уже переводят на Валаам. А он всего год назад просил нас из Лавры, ему нужен был человек, который смог бы заняться одним важным хозяйственным послушанием. В Лавре я нёс послушание смотрителя митрополичьих-патриарших покоев. Мы принимали Святейшего Патриарха Пимена, когда он к нам приезжал… в общем, я был с этим хорошо знаком.
И вот в Даниловом монастыре, была построена патриаршая резиденция, и как только меня перевели в Данилов, то тут же поставили послушаться туда – смотрителем в резиденцию. У отца Геронтия тоже было послушание. А тут — два брата неожиданно уезжают.
Отец наместник, конечно, очень негодовал, благословил не ехать. Мы-то и не предполагали, что там наверху, оказывается еще до конца не договорились. Он так очень сурово с нами обошелся. Всё Всенощное бдение его упрашивал благочинный отец Ипполит, который потом был епископом на Украине. В конце концов отец наместник смягчился: «Ну, ладно, поезжайте, только не утоните там».
— А как нашлись остальные четыре человека?
— Двое были из Санкт-Петербургской академии. Это отец Варсонофий, иеромонах при академии, и послушник Вадим, будущий Виссарион, который сейчас на Коневце.
Они к нам присоединились, или может быть это мы к ним присоединились... Когда я рассказываю, то получается, что это они к нам присоединились, а когда отец Варахиил, – то это мы к ним (смеется). Это я недавно в газете прочитал об этом, и думаю: так значит, наверное, это всё-таки мы к ним присоединились, потому что отсюда из Петербурга-же формировали первый десант.
И еще было два человека из Приозерска — иеромонах Серафим и покойный послушник Леонид. Когда мы уже ехали на Валаам, то заехали сюда, в Приозерск, и взяли ещё двоих братьев.
— Мы много раз читали или слушали рассказ нашего Владыки, как он вместе с отцом Мефодием в первый раз попал на Валаам. А когда Вы в первый раз попали на остров, какие у вас были впечатления?
— День тот был незабываемый. Это была зима, и когда из Питера выехали… а в Питере зима всегда какая-то слякотная, сырая – «зима не зима», то здесь, когда ехали уже в сторону Приозерска, – то было как в сказке. То есть была такая хорошая, красивая, снежная зима, – небольшие, но были морозы. Ехали и удивлялись, все деревья, сосны, ели… – как они покрыты красивым зимним убранством.
В Приозерске поехали на причал. Я не запомнил, какая это была бухта. Отец Варахиил думает, что с Владимирской бухты мы отплывали, но я что-то этих пейзажей не припоминаю, когда сейчас там бываю. Поэтому думаю, что здесь, в Кузнечном, с грузового причала откуда возят щебёнку мы и отплывали. Пейзаж запомнился отсюда.
И вот мы видим, как к нам приближается рыболовецкий кораблик, ломая перед собой лёд. До этого там пытались прорваться финны, но на Ладоге было неспокойно, и они не смогли пройти. Отец Виктор, помолившись в академии Царскосельскому образу Божией Матери «Знамение», нам сказал: «Всё, проедете».
По-моему, через день мы собрались и поехали. В шхерах был очень толстый лёд, и мы перенесли по нему свои вещи, до того места куда смог пройти корабль. Пока он пробивался через лёд, чтобы подойти как можно ближе к причалу, у него на кухне перебилась вся посуда. На рыболовецком судёнышке была небольшая уютная кухонька, в ней было тепло и мы пили там чай. Плита там была чуть ли не дровяная.
Когда мы погрузились и отправились, уже был солнечный день, и Ладога была спокойная, то есть не было плавающих льдин, она была открытая и тихая. Мы быстро проплыли без всяких испытаний. Вокруг красота и тишина.
Когда причалили в Никоновскую бухту и выгрузили вещи, сразу же стемнело. Обратно кораблик шёл в темноте и без проблем вернулся.
Помню на пристани болталась одна неразбитая лампочка. На Воскресенском скиту кто-то жил, скорее всего экскурсоводы. По-моему, там была какая-то туристическая организация. На Валааме в то время была воинская часть и вещи нам помогли перевезти солдатики — помогли нам все загрузить и выгрузить. А поселили нас в так называемый «морской домик» рядом с Зимней гостиницей.
Я потом рассказал отцу Павлу (Груздеву) в каком домике мы живём. Сам отец Павел был старенький, на Валаам и никуда вообще особо ездил, только мы к нему приезжали. Приезжающих летом, поселяли туда. А стоял декабрь месяц, и помещения в этом доме, конечно, никто не протапливал, поэтому там всё промёрзло. Были печи, но сухих дров не было. То ли так случилось, то ли умышленно, но из дров почему-то была привезена только осина, причём сырая. И нормальных дров, чтобы согреться, было не найти.
Хорошо, что было электричество, и были обогреватели. Мы брали с собой какие-то шубы, так что с Божией помощью не замёрзли.
Потом, когда монастырю отдали часть Центральной усадьбы, мы оттуда переселились, и вместо нас туда поселили наших моряков, поэтому этот домик стал называться «морским», а сейчас он зовется «Администрация».
— А когда Вы впервые зашли в собор?
— Мы пошли в тот же день, как приехали, потому что знали, что последняя братия, перед уходом с Валаама ударили 12 раз в колокол. И мы с о. Геронтием тоже решили: «Давай заберемся на колокольню, посмотрим, есть ли что там, во что звонить».
Поднялись, и там, к нашему счастью, был огромный такой колокол с язычком. Правда, колокол не родной, он был привезён музейщиками откуда-то с Всехсвятского скита. И мы 12 раз ударили в знак начала возрождения Валаамской обители, начала монашеской жизни, новой жизни.
— Когда зашли в нижний храм, какие у вас были первые впечатления?
— Очень радостные, потому что думали, что окон и дверей не будет, но увидели, что они все-таки есть, да ещё и печи, ещё и дрова там были, такие неплохие. Еще и истопник там был. Отец Виктор (прим. ред. – наместник) с кем-то договорился, там какой-то парень первое время топил. Так что мы очень обрадовались.
Из Питера мы взяли с собой престол, жертвенник — в храме Владимирской иконы Божией Матери изготовили, и сосуды с собой взяли.
— А отец Виктор, получается, раньше вас приехал на Валаам?
— Тогда он не приезжал. Что-то надо было — отец Виктор собирал и отправлял. Первое время мы без иконостаса служили.
— То есть храм был относительно чистый, когда вы пришли?
— Да. Ничего тогда уже не было, ни склада, ни картошки… Ведь отец Павел же рассказывал, что в соборе было картофельное хранилище, когда он ездил на Валаам еще в 80-х годах.
— А разве не мясобойня там была? Я в чьих-то воспоминаниях об этом читал…
— Нет, он не говорил про это. — Отец Павел говорил, что, когда он приезжал, в храме было картофелехранилище. Рассказывал: «Приехал я на Валаам, там мужики валаамские. Я говорю им: петь будем, служить будем, они мне морду набили. А в следующий раз я был поумнее. Взял водки, приехал и говорю: «Мужики, как попасть сюда, в храм?» Дал им бутылку водки. Они: «Как тебя зовут?» — «Отец Павел». — «А, отец Павел, пойдём», — и они открыли».
Летом в те годы на Валаам регулярно ходил двухпалубник, то есть ходили туристические корабли. Отец Павел брал билет и ехал на Валаам. Ходил там по скитам, молился. Несколько раз я приезжал к нему из Лавры, когда он жил в Верхне-Никульском. И, когда приеду, он каждый раз мне всё про Валаам рассказывал. Мы приезжали с отцом Геронтием, с будущим владыкой Нафанаилом, и он тоже много про Валаам говорил. Я потом уже сообразил, к чему это он…
— Потому что хотел, чтобы вы стали насельниками Валаама, возродили монастырь?
— Не знаю, чего он хотел, но он, видимо знал, что дальше будет, что я буду на Валааме. Потому что он всё детально рассказывал про монастырь, как там, что, где часовня есть, где нет...
— Он очень любил Валаам?
— Да, очень любил. Я даже удивлялся, с какой он теплотой все рассказывал, и очень сокрушался… В один из годов приезжал — Владимирская часовня ещё стояла у Владимирского моста. Говорит: «В другой раз приехал — уже сожгли. Вот привёз угольки в баночке». То есть даже так. Он настолько скорбел, что её сожгли, что привёз с собой угольки, как благословение.
— А регулярно служить на Валааме вы когда начали?
— Сразу стали служить.
— Каждый день служили?
— Да, суточный круг. Вот приехали и вечером сразу стали служить. А Литургию мы служили — среда, пятница, суббота, воскресенье.
— Местные жители ходили на Литургию, причащались?
— Приходила молодая пара, потом экскурсоводы Таисия и Иоанна постоянно причащались. На Рождество местные жители пришли, человек 70. Мы даже удивились. Они, наверное, не понимали, что происходит, не понимали, для чего мы сюда приехали. Поначалу каких-то конфликтов не было. У них вероятно был интерес, что там монахи делают, как возрождают монастырь...
Я так понимаю, что к нашему приезду всё вычистили, потому что храм был убран. А отец Павел в 80-ых застал там овощехранилище, а другие люди, туристы, которые приезжали на Валаам, говорят, что было очень сильно загажено, в прямом смысле.
— Нам часто рассказывали про конфликты с местными жителями. На начальном этапе их не было?
— Нет, в первую зиму ничего такого не было. Правда, когда мы звонили благовестом на Рождественскую ночную службу, отец Варсонофий говорил, что кто-то нервничал, кричал, что «они нам спать не дают, буду стрелять!». Но его как-то успокоили.
Когда уже отец Андроник приехал, встал вопрос — куда его поселять? Мы к ним обратились, ему дали комнату в Зимней гостинице. Ну, мы думали, будет отдельно жить, как Игумен, а потом он пришел к нам и говорит: «А нет у вас комнаты, чтобы с вами жить?» Мы спрашиваем: «А Вам там не нравится?» — Там комнату-то дали, но туалет всегда заперт: ни сходить, ни помыться…
Тогда мы пошли спрашивать в больничку, зная, что там были покои игумена Дамаскина. Пришли к старшей сестре. «У нас Игумен приехал, негде жить. Нет ли у вас свободного жилья?» Она говорит: «Есть, только оно холодное. Там никем не занято». — «А покажите». Она открыла нам, это оказались Игуменские покои, где сейчас живет владыка Панкратий.
— Это угловой подъезд во Внутреннем каре?
— Да. Там ничего медицинского не было. Там уже был свой туалет, конечно выгребной, но чистый, и чистые помещения. Ну и мы спрашиваем: «Разрешаете нам здесь жить?» — Да, пожалуйста, живите. Мы даже скрыли свою радость — боялись показать её, потому что это же Игуменские покои и как раз для нашего Игумена отца Андроника. Там он и поселился. Тогда речь не шла о передаче корпуса, не было такого, что — наши, ваши. Есть свободное помещение — заняли, протопили, живем. И это было для нас, конечно, большое счастье.
Потом трапезная. Заходим, смотрим помещение, где нынешняя братская трапезная, — а оно тоже не занято, никого нет. Какой-то тут паркет лежит, по-моему, собственность музея. Обращаемся к музейным работникам, по-моему к Рудиной, жене директора музея В.В. Рудина.
И тоже мы говорим так: «Нам негде собраться. Трапезной у нас нет, а старая монастырская трапезная пустует. Что у вас там?» Она говорит: «Ничего там нет. Ну, берите, занимайте». И тоже ничего не говорили такого — наше, ваше. Мы, конечно, тогда тоже очень обрадовались — это же полноценная монастырская трапезная, с поварней.
А потом, мы стали их немножко теснить. Там вот это помещение угловое, в келарской, где сейчас склад продовольственный с подвалом, в подвале у них ничего не было, а сверху лежали какие-то музейные вещи. реликвии, какие-то куски металла, какой-то антиквариат. Мы попросили: «Нам склад нужен, а у вас там почти ничего нет. Вы можете куда-нибудь перенести это?» И они нам говорят: «на следующей неделе», потом снова на следующей… И мы поняли, что они тянут время, не хотят отдавать.
Потом были конфликты с председателем местного поселкового совета, тоже из-за помещений, потому что они сдавали эти помещения… Мы говорим: «Вот там пустуют квартирки, во Внутреннем каре, они нам нужны».
Уже стали братия подъезжать, отец Борис (Шпак), покойный отец Феофан (Краснов), их тоже надо было куда-то поселять, плюс паломники появились. А местная поселковая власть сдавала комнаты питерским. Питерские приедут, лично им деньги заплатят, и все лето живут, рыбачат, ещё что-то делают. И, конечно, местная власть не хотела отдавать свои доходы.
— А еще нам рассказывали, что пьяные жители драться лезли. Такое было?
— Что-то было, но каких-то таких случаев, чтобы кого-то из братии побили, чего-то я такого не помню. Потом, когда я уже уехал с Валаама, какие-то случаи, говорят, были.
— А еду вы где брали?
— Когда ехали из Данилова монастыря, взяли с собой.
— Так много взяли?
— Сколько смогли. Келарем там был покойный отец Даниил, духовник, мы у него тоже исповедовались. С благословения наместника, он дал нам много овощей, продуктов.
Не помню, чтобы нам дали продуктов в Питере. У них там у самих, по-моему, не особо было… Фактически продукты у нас были только те, которые мы взяли с собой из Данилова монастыря. Может, остальные думали, что на острове нам всё купят? Хорошо, что мы взяли картошку, свёклу, морковку.
А хлеб был на Валааме, пекарня работала. Хлеб покупали. Какие-то деньги нам дали, тоже отец Даниил. Наверное, были деньги и у отца Варсонофия. Сахар, чай – тоже покупали.
Но где-то к Великому посту овощи закончились, и пост без овощей — трудновато было. На Валааме ничего не было, один только лук у них был. Потом уже познакомились с местными, купили картошки, помню, на Пасху.
— А что в пост ели?
— Кашу варили. Каждый день гороховый суп. Надолго горохового супа наелись (смеется)
Помню еще на первую Пасху приходит телеграмма от отца Иакова: «Тебя вызывает отец Кирилл». Я сказал об этом отцу Варсонофию и поехал. А уже недолго было до Пасхи, потому что я возвращался уже с куличами, купил куличи. На Валааме нам самим их было не испечь и другие бы не стали их нам печь.
С этими куличами такая история. Тогда же с Валаама летал вертолёт в Хелюли (Прим. – Хелюля — посёлок городского типа в Сортавальском муниципальном районе Республики Карелия), а заключительным рейсом в этот день он летел в Петрозаводск. Я ждал пока он всех перевезет, и полетит в Петрозаводск, а оттуда мне на поезд — и в Москву.
И вот когда я сел в поезд, то стал понимать, что у меня стало другое восприятия внешнего мира. Полгода мы прожили на Валааме, без московской суеты, без столпотворений людей и мы были этому очень рады. А в поезде, я понял, что рад людям, которые мне встречаются. Даже удивился, думаю, надо же! Москва стала какая-то другая, все люди для меня стали другими.
Когда возвращался, в Петрозаводске нужно было проходить таможню. Там всё так проверяют, будто бы ты садишься в какой-то лайнер и летишь за рубеж. А я с этими коробками — с яйцами, с куличами, и ещё что-то вёз. Прошёл всю таможню, всё занёс – несколько раз таскал коробки туда-сюда, потому что один всё вёз. Погрузили моё добро в вертолёт, только садимся – отбой, непогода говорят. Опять в зал ожидания. Перенёс коробки обратно. «Сколько ждём?» — «Ждём 2 часа». Через 2 часа объявляют посадку. Опять по полной прохожу всю таможню… Загрузил, сел в вертолёт. Только поднялись — и в нас заряд снега, буря какая-та началась, вертолёт чуть-ли не к земле прижимает. «Отбой, – выгружайтесь!» Вынес коробки обратно. «Сколько ждём?» — «Не знаем». Где-то час подождали, ещё раз все загрузил, — ну и все-таки полетели на Валаам. Памятная была такая история…
Слава Богу — привёз куличи на первую Пасху, яиц накрасили. Потом купили молока, творожку, сделали творожную пасху. Так что первую Пасху на Валааме встречали по-настоящему.
Недалеко от нашего домика, где мы жили, внизу был дом соседей, они держали корову. Не помню, как звали хозяйку, не знаю, жива она или нет. За «пожаркой», за нынешней МЧС, стоял их домик.
— А деньги были у вас?
— К весне они закончились. И продукты тоже закончились.
— И что вы дальше делали?
—А что дальше делать? Это же не Москва. Это в городе люди что-то принесут, на исповедь придут, на молебен, на Литургию, свечи возьмут. А здесь никто не ходит. Одни Анна и Таисия, и ещё одна молодая чета. И мы не знали уже как жить, только на Бога надеялись. И вот весной пошли первые паломники — первый рейс корабля «Короленко».
— У вас была организована церковная лавка?
— Да, лавку организовали. Люди исповедовались и причащались, привезли продукты. А отец Геронтий — он ещё пораньше, как уже стали продукты заканчиваться, написал своим чадам, и какие-то посылки приходили. Конечно, очень здорово поддержали нас первые приехавшие паломники. Они и деньги пожертвовали, и одежду привезли, и продукты. И мы поняли, что Господь нас не оставит, будем как-то жить.
— А как начала появляться первая братия после вас?
— Потом приехали — отец Феофан и отец Борис. Ну, о. Иаков, по-моему, уже был. По-моему, четыре, что ли, человека приехало...
— То есть отец Иаков перешёл из Данилова на Валаам?
— Да. Мы ему говорили: «А ты чего? Нас подбил, а сам-то не едешь». Ну, он приехал. Иаков был экономом у нас. Он такой деятельный парень. У него был личный автомобиль и личный верховой конь, скакун.
— Потом, потихоньку, о Валааме стала распространяться информация и стали приезжать трудники?
— Да. Среди первых таких трудников отец Авраамий (Княженцев) пришёл, кстати, по благословению отца Павла (Груздева). Я тогда уже был назначен благочинным, и нам нужно было как-то готовить помещения, кельи для братии.
И вот Внутреннее каре нас очень выручило. Первый этаж — там никто не живёт. А сельсовет нам никак первый этаж не отдаёт, никак не договориться. И мы не знаем, что делать. А тогда, в качестве паломника на Валаам приехал владыка Владимирский Евлогий (Смирнов), который был первым наместником Данилова монастыря, а потом первым наместником Оптиной. Он восстановил Данилов, потом восстановил Оптинскую пустынь.
Я говорю: «Батюшка, как быть? Мы знаем, что они держат пустые кельи, потому что хотят их кому-то сдать. Там нет местных жильцов, их бы мы не стали выгонять, потому что у них другого жилья просто нет. И никак не договориться с сельсоветом. Как нам поступить?».
Мы так удивились — он говорит: «Режьте замки». Он такой мягкий человек, отец владыка Евлогий, а здесь так твёрдо сказал, мне очень запомнилось: «Режьте замки, выгребайте оттуда вещи, делайте ремонт и заселяйтесь. Потому что они вам никогда не отдадут». У него же опыт-то какой был — Данилов монастырь, Оптина пустынь.
И мы посрезали замки. Понятно, что конфликт с местной властью усилился, они были недовольны, но сделать нам ничего не могли, потому что там никто не был прописан – бесхозные кельи были. В 1989 году была ещё Советская власть и они знали о том, что в течение пяти лет вся недвижимость — храмы, здания по постановлению Правительства передаются Русской Православной Церкви. То есть было постановление 1991 года о передаче Русской Православной Церкви всего комплекса Валаама. Но, местные власти не спешили выполнять это постановление.
В январе 1991 года Валаамский поселковый совет на заседании исполкома, несмотря на протесты монастыря, принял целый ряд решений о передаче в наследуемое владение участков земли, о сдаче в аренду кооперативам, о продаже в собственность домов. Отец Андроник срочно написал рапорт Патриарху Алексию прося его помощи. Патриарх обратился к Председателю Верховного Совета Карелии Виктору Николаевичу Степанову. Только в апреле 1991 года вышло Постановление Верховного Совета о передаче комплекса построек Валаамскому монастырю. Если бы не эта помощь этих людей, это действия местной власти свело бы на нет все усилия по возрождению монастыря.
— Отец Мефодий в интервью нам рассказывал, что благодать тогда, была намного больше, чем сейчас. Вы согласны с этим?
— Ну, глядя сейчас на фотографии, в чём тогда мы были одеты… И если бы с нашей сегодняшней ревностью нас снова одеть в те одежды, погрузить в те условия быта, молитвенного подвига, то мы бы скисли. Отсюда можно заключить, что тогда благодать нас очень укрепляла, и все те недостатки и трудности как-то компенсировались.
— А сколько среди первых отцов было в священном сане?
— Сначала было четыре иеромонаха и два послушника. Потом приехали еще два иеромонаха Феофан и Борис и иеродиакон Иаков.
— Вы были нищие, но благодать все покрывала?
— Я бы по-другому сказал. Думаю, тогда была ревность.
— Эту ревность вы привезли из Лавры, из Данилова монастыря, или она появилась на Валааме?
— Несомненно, был задел из Лавры. Мы, конечно, понимали, что едем восстанавливать монастырь, — понимали, что будет не как в Лавре, в которой мы выросли на всём готовом. И в Данилов мы тоже пришли на готовое место.
Лавра по благодати, конечно, никому не уступает, а Данилов уступает уже хотя бы тем, что монастырь был только-только возрожденным. Восстановили быстро, большие деньги на Данилов монастырь были пожертвованы. Это был первый монастырь, возрожденный в Русской Православной Церкви советского периода, люди привозили деньги пачками, советские деньги.
— Там находилась резиденция Патриарха?
— Резиденция появилась уже потом. Сначала был просто монастырь.
О восстановлении обители нам рассказывали такой случай. Тогда на территории Данилова монастыря находилась детская колония, а монастырь был засыпан 3-х метровым слоем земли… Когда где-то рядом строили метро, ничего лучшего не придумали, как засыпать монастырь вырытой землей. И теперь братьям нужно было эту землю как-то вывозить с территории, а это тысячи кубов… Подсчитали сколько будет стоить нанять технику — колоссальная сумма. Тогда наместник отец Евлогий говорит одному послушнику: «Иди, – там на перекрёстке стоит милиционер с палочкой, дай ему эти деньги и скажи…». Это было, наверное, рублей сто – десять червонцев. Помните советские деньги?
— Помним, конечно.
— Червонцы — это большие деньги. Послушник подошёл к стражу порядка и говорит: «Товарищ милиционер, у вас тут, наверняка, ходят пустые машины, а ведь это убыток для страны… У нас имеется попутный груз! А страна наша в те годы боролась с пустопорожним переездом. Даже на машинах тогда писался девиз: «Порожний рейс — убыток для державы!».
— «А что у вас там?» – спрашивает милиционер. — «Да землю лишнюю из монастыря вывозить надо, монастырь восстанавливаем. А это Вам от нас в знак благодарности…» – и деньги ему суёт. К монастырю выстроилась целая колонна машин, экскаватор не успевал загружать, и всё быстро вывезли.
А вообще: со всей страны приезжали люди, жертвовали большие деньги наличными, – всей страной восстанавливали обитель.
— На Валаам так не жертвовали на начальном этапе?
— Наличными нет. Но отец Андроник, Царство ему Небесное, он с кем-то договаривался. Вроде бы у него были связи с Советским фондом мира, которым тогда руководил шахматист Анатолий Евгеньевич Карпов. Я так понял, что с кем-то там он был лично знаком.
Этот Фонд мира был известен всем приходам, потому что все добровольно-принудительно сдавали туда взносы. К началу 90-х этот советский Фонд накопил немало денег. Новой власти, наверное, было тогда не до него... В 1990 году Председатель Правления Советского Фонда Культуры Академик Д. С. Лихачев передал около 250 тыс. рублей на восстановление построек скита Всех святых и часовни Крестных Страданий. В 1991 году Председатель Советского фонда мира Анатолий Евгеньевич Карпов встречался с Патриархом Алексием, где решался вопрос о финансовой помощи обители. В апреле 1992 г. Фонд мира выделил 7,5 миллионов рублей. Средства были потрачены на реставрацию Спасо-Преображенского собора, скита Всех святых, на разные хозяйственные нужды монастыря.
На часть из этих средств мы приобрели корабли и машины, необходимые для ремонта монастырских построек. Еще было Питерское подворье – это тоже Валаам, там целая большая служба снабжения, требуется много машин и техники. Так что этот Фонд мира оказал нам колоссальную по тем временам помощь. Мы покупали флот — готовые корабли, а некоторые, например, предыдущий «Святитель Николай», прямо со стапелей взяли. А до этого освящали закладку этого судна. Они нам сделали «Святитель Николай», тот первый, двухмоторный, на два двигателя. Это был такой очень мореходный и мощный корабль.
На нем спасали утопающих с «Рериха». Тоже был такой корабль – «Николай Рерих». Вечером пришвартуются наши на «Святителе Николае» к нему, потому что он первый придёт к причалу, а утром просыпаются: швартовые ими уже выброшены, а наш «Святитель» дрейфует... То есть относились к нам так относились… – в соответствии с названием их корабля — «Николай Рерих».
Потом Рериховцы пьяными пошли ловить рыбу в шторм, их бросило куда-то на камни, они стали тонуть и подавать сигнал SOS. И кто был ближайшим? – Наш «Святитель Николай…». Наши морячки поднялись в 2 часа ночи и пошли в бушующее море их спасать. Корабль их тонул, но они на нём смогли подойти на необходимое расстояние и их, уже протрезвевших, всех сняли с судна. Потом наших наградили. И корабль наш наградили, по-моему, церковной наградой.
— Вы на Валаам не хотели ехать, никто похоже особо не хотел ехать на Валаам, чтобы восстанавливать монастырь. Отец Андроник тоже не хотел быть тут наместником?
— Никого из кандидатов в Игумены нельзя было уговорить. Мы понимали, что Игуменом должен быть кто-то из старшей братии, иеромонах. Просили нескольких человек приехать стать наместником, уговаривали, – никто не хотел.
— А кто был старшим, когда вас шестеро приехало на Валаам?
— В быту старшим был отец Варсонофий. Наместником значился отец Виктор, находившийся в Питере. Отец Варсонофий с ним связывался.
— Никто не хотел браться за восстановление разоренного, разрушенного монастыря, потому что понимали, насколько это будет тяжело?
— Наверное, по разным причинам не хотели. Климат здесь северный, суровый. Еще, вероятно, никто толком не знал, как осуществлять это неподъемное дело: Валаам огромен, большой архипелаг - целая «лавра» со скитами. А отец Андроник… мы знали, что он очень любил север. Когда ему давали отпуск в Лавре, он ехал на север. Просто бродил где-то по северным краям, путешествовал по рекам, причём, по-моему, вместе с отцом Иаковом они такими путешествиями увлекались, отдыхом таким активным. Поэтому к нему мы и обратились. И он согласился.
— Сразу или еще какое время подумал?
— Сразу. Спросил у отца Кирилла, батюшка одобрил. В 1990 году Патриарх Алексий своим указомназначил наместником Валаамского монастыря игумена Андроника. На момент назначения он числился в Московской Духовной Академии.
— А всё-таки как стали новые братья появляться на Валааме? Вы назвали отцов Иакова, Бориса…
— 90-е годы были другими по сравнению, скажем, с 2000-ми. Социальная жизнь в миру в те и те годы была очень разной. В 90-е годы в стране была просто катастрофа, полный развал. Многие люди, в том числе и молодые, оставались без работы, без дальнейших перспектив. Как жить, многие не знали. И это очень способствовало большому притоку людей не только в наш, но и во все монастыри.
— Наверное, всё-таки еще повлияло то, что наконец-то «железный занавес пал», и у людей появился свободный доступ к Церкви? Никого уже за это мест и должностей не лишали.
— Да, и это тоже. В 90-е годы, поначалу, появился большой интерес к Церкви. К тому-же, незадолго до этого, было торжественно отпраздновано 1000-летие Крещения Руси.
Но все-равно, мы очень часто замечали, скажем, такие чисто человеческие социальные причины прихода многих людей в монастырь: у кого-то семейная жизнь не сложилась; работу не найти; кто-то не понимал, как дальше жить; процветали алкоголизм, наркомания, преступность – очень жизнь была тяжелая тогда, миллионы исковерканных судеб. И эти многочисленные паломники, трудники, послушники, монахи – они, обычно, надолго в монастыре не задерживались.
Но когда приходили люди по благословению кого-то из наших духовных наставников, старцев – отца Кирилла (Павлова), отца Павла (Груздева), Иоанна (Крестьянкина), то эти братья их молитвами оставались здесь уже надолго.
— Если посмотреть старые фотографии, 1992-ой, 93-ий годы… то почти никто из тех братий на Валааме не остался. Остались Владыка, Вы, отец Мефодий, отец Иероним...
— Да, думаю, это как-раз и подтверждает мою мысль, что социальное положение было такое — нечем людям было заниматься.
— Тем не менее многие из них стали монахами, иеромонахами…
— Думаю, большинство пришли не по призванию. Говорю же, времена были такие, очень многим было просто некуда деваться, никакой перспективы. А здесь Церковь, монастырь, люди стали жить верой, вроде как по-монашески – святой ангельский образ, появилась перспектива жить новой правильной жизнью. Но, если немного «покопаться» в их судьбах, в их внутреннем устроении, то, уверен, что у большинства их монашество — это не призвание, а таким людям в монастырях очень тяжело, они просто более-менее успешно тянут лямку, или, через какое-то время, совсем её перестают тянуть…
Мы же часто говорим о том, что нельзя человеку идти в монастырь, только по той причине, что у него не сложилась семейная жизнь или карьера. Каким он будет монахом? Как говорит старец Паисий Святогорец: трудолюбивый, желающий духовно работать над собой, добросовестный человек – и семьянином будет хорошим, и в монашестве наверняка преуспеет. Ну а мы имеем то, что имеем… судьбы разбиты у людей, потому что с развалом такой страны…
— Кто-то из этих братий потом ушли в мир?
— Наверное, многие. Но также многие, я так понимаю, перешли в другие монастыри, а как там дальше судьба у них сложилось – не знаю.
— А почему ваша «шестёрка» распалась? Почему ушёл отец Варсонофий? С отцом Геронтием — более-менее известная история. А другие?
— Отец Серафим ушёл первый. Он видимо понял, что не потянуть. Потому что северный климат, а здоровье у него было слабое. Он страдал, что-то с пищеварением у него было. После первого нашего поста отец Серафим поехал лечиться, ему стало плохо. Ну и видимо понял, что не потянет больше таких постов, во всяком случае, на том этапе восстановления монастыря, потому что одно дело – посильно воздерживаться по строгости устава (а мы хотели строго поститься), а другое дело, когда нету нормальной еды. Хорошо поститься, когда есть качественные овощи, тогда можно и без рыбы пост потянуть. А когда одни только каши — гораздо сложнее, даже молодым. Я тогда на себе это испытал. Для поста нужны овощи, тем более север: мало солнца, мало витаминов.
Только недавно, несколько лет назад, я узнал, где находится отец Серафим. На Валаам приехал владыка Гедеон, епископ Макаровский с группой паломников. Он мой одноклассник и земляк. И они нам рассказали, что отец Серафим жив-здоров, служит у них настоятелем кафедрального собора.
— А отец Варсонофий почему ушёл на Коневец?
— Внешних причин его ухода я не знаю. Мы, наверное, все выросли в каких-то разных условиях, и здесь нам, конечно, нужна была очень сильная молитвенная поддержка. Мы понимали, что отец Кирилл нас поддерживал, молился за нас, окормлял, также и Павел (Груздев), и Иоанн (Крестьянкин).
— А остальные трое отцов из вашей «шестерки» куда уехали?
— Леонид вернулся в Приозерск. Мы же от сюда, из Приозерского подворья взяли на Валаам послушника Леонида и отца Серафима. Он тоже ушел по состоянию здоровья. Но у Леонида, я так понимаю, не столько физическая немощь была, сколько духовная. Думаю, он был сильно духовно поврежден. Какое точно прошлое у него было до монастыря не знаю, но оно было связано с каким-то не православным серьезным увлечением. А это обычно на всю жизнь душу калечит. Если человек был в тоталитарных сектах, обращался к колдунам, занимался по системе Рериха, то есть оккультными делами, это повреждение остается на всю жизнь. Внутренние голоса, команды… как у одного знакомого мне брата. Думаю, из-за этого Леонид вновь вернулся сюда, в Приозерск. Потом, когда я сюда пришёл, какое-то время он ещё был здесь, а потом его снова перевели на Валаам. И там случилась трагедия — он утонул.
Он жил на ферме, и когда вечером пошел на Всенощное бдение на Центральную усадьбу, то как-то очень опрометчиво поступил... Видимо, чтобы скоротать путь, решил пойти по льду через «Московский пролив», а лёд был замерзшим только у берегов. Он, наверное, думал пройти вдоль берега, а лед и там оказался хрупкий как стекло, сразу, видимо, провалился под воду. Только на третий день нашли его со сложенными крестообразно руками.
Еще был Вадим, в постриге Виссарион. Когда отец Исидор (прим. ред. – Минаев, бывший благочинный на Валааме) был назначен на Коневец, он, зная отца Виссариона, позвал его на Коневец.
В таком деле, как восстановление монастыря и вообще монашества нужна очень сильная духовная поддержка духовников, молитвенников, потому что по-другому не удержаться.
— А в каком году Вы лишились поддержки отца Кирилла (Павлова)?
— Я и по сей день его поддержки не лишаюсь. Серьёзно говорю. Он после смерти стал даже как-то ближе. Отец Кирилл не был в коме, у него был инсульт, который ограничивал его общение. Незадолго до смерти батюшки, когда мы поехали в Корфу (привезли оттуда святыни отцу Кириллу), мать Евфимия рассказывала мне один случай.
Все говорили: «Батюшка неконтактный». Когда приезжали братия, первое время он как-то реагировал, а потом перестал как-то отвечать, допустим, на поздравления с Рождеством. Приехал один священник, духовное чадо отца Кирилла. У него была какая-то тяжелая скорбь, он очень нуждался в помощи батюшки. А отец Кирилл лежит и вроде бы спит. Как мать Евфимия говорила, у него перепутались день с ночью — днём спит, а ночью бодрствует, но с приезжающими все равно и тогда не контактирует.
И вот этот священник встал на колени перед батюшкой и с великой скорбью стал просить у него помощи. Отец Кирилл без чьей-либо помощи немного привстал, приподнялся на кровати, что-то сказал священнику на ухо и опять лёг. В общем, там действовали какие-то другие законы, не те, к которым мы привыкли. Мы тогда не могли поисповедоваться у отца Кирилла, не могли даже что-то спросить, и не беспокоили его. А сейчас, когда он отошел ко Господу, каждый день к нему обращаемся.
— Как Вы думаете, его канонизируют? Сейчас об отце Иоанне (Крестьянкине) материалы собирают.
— Да, пора уже отца Иоанна канонизировать. И отца Кирилла тоже прославят, потому что батюшка очень много помогает. Когда его хоронили, это было настоящее торжество обретения мощей, только ничего не обретали, а человека хоронили. Когда батюшка лежал на смертном одре, к нему подходили прощаться. Люди шли день и ночь. На моих глазах, в 12 ночи, подошла семья с шестью маленькими детьми, один ребенок, наверное, годовалый. Думаю, почему он не плачет? Но вот годовалый у папочки на руках немножко чего-то захныкал. Папа встал на колени у изголовья батюшки, и ребенок замолчал. К отцу Кириллу как к мощам прикладывали маленьких детей.
А об отце Иоанне тоже сейчас расскажу одну вещь. Наш прихожанин видит такой сон. Мы, конечно, понимаем, что сны то всякие бывают… Но этот сон очень его обеспокоил и утешил. Он его даже записал.
Рассказывает: «Мы находимся в храме – большой такой храм, как бы двухэтажный. Иконостас там великолепный – литой из золота. Народ стоит перед иконостасом, а в нижней части суетятся бесы – страшные как гориллы, с такими бицепсами.
Бесы пробрались в храм, и вижу, как они отламывают куски иконостаса. Мы (стоящие в храме люди) увидели это, и перепугались: сейчас иконостас сломают, за нас возьмутся. Из алтаря выходят священники в облачении, с крестами, и всех нас, находящихся в храме, берут в круг. Я хорошо узнал двух из них. Один был отец Иоанн (Крестьянкин), в митре. Он говорит: "Время наступает непростое – время испытаний. Но ничего не бойтесь". Подчеркнул: "никого и ничего не бойтесь, только веруйте и ходите в храм". И второго священника я узнал – это тоже был Псково-Печерский батюшка — недавно почивший архимандрит Тихон (Секретарёв)».
— Бывший наместник этого монастыря?
— Да. Он болел онкологией и тоже умер во благочестии.
— Отец Кирилл больше 10 лет, если не ошибаюсь, лежал почти неподвижный?
— Да, одиннадцать лет.
— В эти 11 лет отец Кирилл, наверное, нес какой-то особый молитвенный подвиг за нас, так что Господь, думаю, так устроил, чтобы он даже ни с кем не общался.
— Думаю, что его страдания продолжались. Отец Кирилл прошёл войну, сразу после войны поступил в семинарию, потом в монастырь и потом столько лет монашествовал. Так и Святейший Патриарх Павел два года лежал перед смертью. Когда хоронили, говорят, тоже был как пылинка. Ну и это тоже связывают, – что он страдал и за свой народ. А у отца Кирилла сколько чад было, за всех них молился.
— А отец Кирилл Вам что-то рассказывал про военное время? Может быть, про знаменитый дом Павлова, который, считается, как раз и был назван в честь того самого сержанта Кирилла Павлова?
— Да, это такая особая, очень интересная тема. Сегодня скажу только немного, а потом если Вы еще заедете, мы тогда поговорим. Дело в том, что когда батюшку спрашивали: «Отец Кирилл, Вы — сержант Павлов? Вы — Герой Советского Союза?» — он не говорил ни да, ни нет. Вот сколько его ни спрашивали братия, ближайшие чада, он ничего определенного не говорил – ни да, ни нет.
Там очень интересная история. Уже после смерти отца Кирилла на канале «Звезда» вышел фильм к 75-летию дня Победы — «Сталинградское Евангелие сержанта Павлова».
— О том, как он нашел Евангелие на руинах Сталинграда, после битвы?
— Да. Там документальный фильм о его боевом пути, две части. Первая часть — «Сталинградское Евангелие сержанта Павлова», а вторая — «Сталинградское Евангелие архимандрита Кирилла (Павлова)». Во второй уже рассказывается о его духовном подвиге. А почему он не говорил об этом, я уже потом скажу, потому что сейчас нет времени.
Скажу только вот что. Отец Андрей (Мазур), архидиакон покойного Патриарха Алексия, который больше 50 лет служил только со Святейшим, тоже фронтовик, был командиром миномётного взвода. И он как-то сопровождал Святейшего Патриарха Алексия и отца Кирилла в Волгоград. Они приехали на Мамаев курган, они были у дома сержанта Павлова, и отец Кирилл рассказывал там Святейшему Патриарху Алексию, как это было. Своими ушами все это слышал отец Андрей Мазур. Раньше там было написано на доме «Дом сержанта Ивана Дмитриевича Павлова», а сейчас оставили только «Дом сержанта Павлова». После я вам расскажу, почему так сделали.
— А Вам удалось попасть на его погребение, на чин отпевания?
— Да.
— Говорят со всей Церкви съезжались миряне, священники, игумены, архиереи.
— Когда мы ехали на похороны, я так подумал: «может, батюшку уже забыли... Сколько будет людей на похоронах?» Когда он был живой, когда нам что-то надо, то мы и из Америки приедем – за тридевять земель. А батюшка был больной, уставший, но нам надо – и мы на это внимания не обращали. Так и за отцом Иоанном Кронштадтским люди бегали. И я подумал: наверное, забыли уже многие, те, которые вот так приезжали, требовали себе окормления. А оказалось, что прощаться с батюшкой приехали тысячи, десятки тысяч людей.
До этого Господь давал мне побывать на похоронах Святейшего Патриарха Пимена, а потом и Святейшего Патриарха Алексия II. Патриарха Пимена хоронили на пятый день после смерти. Когда прикладывались к его руке, она была воскового цвета и тёплая, как у живого человека. Было впечатление, что прикладываешься к мощам.
Я немного знал Святейшего Патриарха Пимена. Мы в покоях обслуживали Святейшего. Это было несколько раз в году, подавали ему чай. Что-то его спрашивать мы не имели права, да и не было у нас к нему тогда каких-то вопросов, мы же еще зеленые были совсем.
Но я убедился, что Святейший Патриарх Пимен подвижник и имеет дар прозорливости. Было несколько таких случаев… Он фронтовик, прошёл всю войну, трижды был в ссылке – копал канал Волга-Москва. И я помню, сколько было людей на его похоронах.
Потом хоронили Святейшего Патриарха Алексия. Тоже народу было столько… человек на человеке. Особенно, уже когда придавали тело земле – это возле Богоявленского, Елоховского собора. Там мы все в такой давке находились…
— Я по телевизору смотрел погребение. Жил тогда в Москве и как раз ходил в Елоховский собор.
— Елоховский – настоящий патриарший собор. Там же еще Святейший Патриарх Пимен регулярно служил.
— Там же еще, по-моему, находится рака святителя Алексия Московского.
— Да, и здесь же хоронили Патриарха Алексия.
И вот, на погребении отца Кирилла народу было столько же, как при отпевании и погребении двух Патриархов. День и ночь шли люди с ним попрощаться.
— Вы еще хотели рассказать, что сейчас православная школа Русской Культуры при Приозерском подворье переживает непростые времена.
— Да. Вот, кстати, по этому поводу еще одному нашему прихожанину, у которого четверо детей, тоже был необычный сон. Говорит: «Вижу, стоим мы в Приозерске – родители с детьми. К нам подходит Святейший Патриарх Алексий II (это же он нашу школу открывал, освящал). И он нам как-бы рассказывает: «Сложно было…, сложно было открывать школу на пустом месте. Нужно было и здание получить и учителей подобрать, средства нужны были, чтобы школу содержать… Прошли эти непростые времена, теперь школа с Божией помощью в хорошем состоянии».
Когда в 1994 году Патриарх Алексий был у нас на празднике 700-летия города Приозерска – «Корелы» (Прим. – В XIII веке на месте Приозерска стояла крепость «Корела», а затем образовался городок), служил в нашем храме, на площади был благодарственный молебен и освящали нашу школу.
— Отец Фотий, спасибо огромное за беседу, надеемся на то, что все что Вы не успели нам рассказать сегодня, Вы расскажете нам в следующий раз.
— Во славу Божию.
Наш сайт: https://valaam.ru
#православие #валаам #приозерск #церковь #вера