Найти тему
киномания
1 подписчик

СЯДЬ ЗА РУЛЬ МОЕЙ МАШИНЫ Оскароносная драма Рюсукэ Хамагути об утрате и исцелении

1 мин
За время существования синематографа Япония воспитала 10-ки профессиональных режиссеров, впрочем только немногие из их сумели обрести интернациональную популярность и признание. Прежде львиная толика интереса была обращена на творчество Акиры Куросавы и Ясудзиро Одзу. В данный момент между более нередко упоминаемых адептов кинотеатр Государства всходящего солнца — сравнительно не так давно (18 января) отпраздновавший свое 75-летие Такеши Китано, знаток «тихого кино» Наоми Кавасе, лауреат Канн Хирокадзу Корээда и режиссер, которого именуют японским Тарковским, Киёси Куросава. В 2021 году вселенная заговорил о Рюсукэ Хамагути. И но фотографировать киноленты он начал значительно прежде (до сего большущим, хоть и знакомым значительно наименьшему количеству посетителей, прорывом в творчестве Хамагути стала пятичасовая трагедия «Счастливый час», 4 ключевые актрисы которой поделили меж собой заслугу за наилучшую дамскую роль на кинофестивале в Локарно), пристальное забота к его творчеству крупное объединение направило лишь только в данный момент — впоследствии выхода лент «Случайность и догадка» и «Сядь за руль моей машины». 1-ая, меж иным, удостоилась Серебряного медведя на Берлинском кинофестивале, а 2-ая взяла приз за наилучший сценарий в Каннах, стала триумфатором премии Государственного общества кинокритиков USA и выиграла «Оскар» в номинации «Лучший зарубежный художественный фильм». Наконец, в чем же индивидуальность последней ленты?
За время существования синематографа Япония воспитала 10-ки профессиональных режиссеров, впрочем только немногие из их сумели обрести интернациональную популярность и признание. Прежде львиная толика интереса была обращена на творчество Акиры Куросавы и Ясудзиро Одзу. В данный момент между более нередко упоминаемых адептов кинотеатр Государства всходящего солнца — сравнительно не так давно (18 января) отпраздновавший свое 75-летие Такеши Китано, знаток «тихого кино» Наоми Кавасе, лауреат Канн Хирокадзу Корээда и режиссер, которого именуют японским Тарковским, Киёси Куросава. В 2021 году вселенная заговорил о Рюсукэ Хамагути. И но фотографировать киноленты он начал значительно прежде (до сего большущим, хоть и знакомым значительно наименьшему количеству посетителей, прорывом в творчестве Хамагути стала пятичасовая трагедия «Счастливый час», 4 ключевые актрисы которой поделили меж собой заслугу за наилучшую дамскую роль на кинофестивале в Локарно), пристальное забота к его творчеству крупное объединение направило лишь только в данный момент — впоследствии выхода лент «Случайность и догадка» и «Сядь за руль моей машины». 1-ая, меж иным, удостоилась Серебряного медведя на Берлинском кинофестивале, а 2-ая взяла приз за наилучший сценарий в Каннах, стала триумфатором премии Государственного общества кинокритиков USA и выиграла «Оскар» в номинации «Лучший зарубежный художественный фильм». Наконец, в чем же индивидуальность последней ленты?
Снятая по мотивам недлинного рассказа Харуки Мураками Drive my car (отсылка к похожей песне The Beatles) из сборника «Мужчины без женщин» (такой же был и у Эрнеста Хэмингуэя), лента ведает о токийском театральном режиссере и артисте Юсуке Кафуку, который пробует протянуть неожиданную погибель супруги и разобраться в их совместном минувшем. На собственном старом красноватом Saab, в котором Кафуку всякий раз проигрывает и репетирует высказывания для ролей, зачитанные его женой, герой отчаливает в Хиросиму в рамках районного театрального фестиваля назначать многоязычный представление по чеховской пьесе «Дядя Ваня». Там, напротив его воли, Кафуку выделяют в поддержка неразговорчивую водительницу Мисаки, которой как оказалось столько же лет, сколько могло бы быть дочери режиссера, в случае если бы та не погибла в четырехлетнем возрасте от порока сердца. В различие от литературного первоисточника, развернувшегося всего на пару 10-ов страничек и состоящего, по сущности, только из мемуаров, воздействие в собственном кинофильме Хамагути переносит в реальное время и, собственно что важно, разворачивает его в мегаполисе, буквально еще пытающемся заживить собственные раны, как и герои картины. За счет расширения повествования возрастает и хронометраж, впрочем последним почитателей творчества Хамагути буквально не удивишь. Буквально все его картины (за исключением, имеет возможность быть, одной) продолжаются не наименее 2-ух часов. «Сядь за руль моей машины» в общем-то также никуда не торопится. Динамике Хамагути любит длинноватые дубли, кратким и активным речам — задумчиво прописанные диалоги, свободному перемещению видеокамеры — статику, а нетрадиционному визуалу — преднамеренную минималистичность художественных средств. Развивающаяся в собственном неторопливом, натуральном темпе трагедия настятельно просит от посетителя упорства, но, назло ожиданиям, его хватает с лихвой. В конце концов, любой кинофильм Хамагути возможно сопоставить с таким мастер-классом о том, как уметь вызывать улыбка и жалость, когда это нужно, и как изумлять любой раз, когда ты меньше всего сего ждешь. Ситуация Кафуку и Мисаки у Хамагути не стоит на пространстве — но расширяется она, быстрее, не вширь, а вглубь. Сквозь личные треволнения собственных героев и попытку их трансляции сквозь чеховский слово (у Мураками пьеса упоминалась только вскользь) Хамагути искусно получается сделать картина, сотканное из хрупких человечных связей, которые появляются из, казалось бы, неодолимого отчаяния и добросердечного опустошения.
Снятая по мотивам недлинного рассказа Харуки Мураками Drive my car (отсылка к похожей песне The Beatles) из сборника «Мужчины без женщин» (такой же был и у Эрнеста Хэмингуэя), лента ведает о токийском театральном режиссере и артисте Юсуке Кафуку, который пробует протянуть неожиданную погибель супруги и разобраться в их совместном минувшем. На собственном старом красноватом Saab, в котором Кафуку всякий раз проигрывает и репетирует высказывания для ролей, зачитанные его женой, герой отчаливает в Хиросиму в рамках районного театрального фестиваля назначать многоязычный представление по чеховской пьесе «Дядя Ваня». Там, напротив его воли, Кафуку выделяют в поддержка неразговорчивую водительницу Мисаки, которой как оказалось столько же лет, сколько могло бы быть дочери режиссера, в случае если бы та не погибла в четырехлетнем возрасте от порока сердца. В различие от литературного первоисточника, развернувшегося всего на пару 10-ов страничек и состоящего, по сущности, только из мемуаров, воздействие в собственном кинофильме Хамагути переносит в реальное время и, собственно что важно, разворачивает его в мегаполисе, буквально еще пытающемся заживить собственные раны, как и герои картины. За счет расширения повествования возрастает и хронометраж, впрочем последним почитателей творчества Хамагути буквально не удивишь. Буквально все его картины (за исключением, имеет возможность быть, одной) продолжаются не наименее 2-ух часов. «Сядь за руль моей машины» в общем-то также никуда не торопится. Динамике Хамагути любит длинноватые дубли, кратким и активным речам — задумчиво прописанные диалоги, свободному перемещению видеокамеры — статику, а нетрадиционному визуалу — преднамеренную минималистичность художественных средств. Развивающаяся в собственном неторопливом, натуральном темпе трагедия настятельно просит от посетителя упорства, но, назло ожиданиям, его хватает с лихвой. В конце концов, любой кинофильм Хамагути возможно сопоставить с таким мастер-классом о том, как уметь вызывать улыбка и жалость, когда это нужно, и как изумлять любой раз, когда ты меньше всего сего ждешь. Ситуация Кафуку и Мисаки у Хамагути не стоит на пространстве — но расширяется она, быстрее, не вширь, а вглубь. Сквозь личные треволнения собственных героев и попытку их трансляции сквозь чеховский слово (у Мураками пьеса упоминалась только вскользь) Хамагути искусно получается сделать картина, сотканное из хрупких человечных связей, которые появляются из, казалось бы, неодолимого отчаяния и добросердечного опустошения.

Собственно что касается слова, то к произведениям создателя «Вишневого сада» японец обращался уже два раза. В первый раз слово Чехова был замечен в кинофильме «Асако 1 и 2»: в нем герои беседовали о представлении «Три сестры». По признанию самого Хамагути, персонажи российского классика довольно созвучны героям его киноисторий. Как и у Чехова, персонажи лент японца нередко оказываются на сцене в момент катастрофического отрезвления, когда внезапно с пугающей ясностью понимают, собственно что жизнь мимолетна и прожита не так, как хотелось бы, и собственно что момент, когда возможно было бы все поменять, видится, невозвратимо утерян. От наружных конфликтов режиссер уводит драматизм в диалектику души и, как будто бы следуя формуле Станиславского «не выступать, а жить» — а Станиславский, меж иным, был одним из первых, кто поставил «Дядю Ваню» на сцене, Хамагути, как и его персонаж Кафуку, не разрешает эмоциям и чувствам артистов переливать сквозь край и взамен сего вынуждает их один за разом сухо декламировать сценарий. Не принципиально, беседуют ли они на японском, корейском или же и решительно языке жестов, режиссер не сомневается — доскональное познание слова уничтожит искусственность, а истинные впечатлении придут изнутри.

Кафуку беседует, собственно что высказывания Чехова вытаскивают из тебя реальное, и данная неколебимая религия в катарсическое влияние слова, а обширнее — искусства, может помочь Хамагути перевоплотить собственную ленту в углубленно гуманистический кинофильм, абсолютный внутренней красоты, изящества и, собственно что самое ключевое, шанса на выздоровление и обретение голоса. В конце концов, никому не дано в абсолютной мере настигнуть сущность в том числе и самого ближайшего человека, но дееспособность отыскать в для себя дерзость заглянуть вовнутрь, а вслед за тем обнаружиться другому есть у всякого. Ключевое — не опасаться пережить ключи от собственной машины.