Три последние страницы были написаны в больнице

фото: из интернет-ресурса

У меня очень хорошая память на главное. Я могу не помнить свой возраст, количество дней в ноябре, но самое важное - помню.

Моя бабушка была счастьем моего детства - уютная, круглая, с нежными руками, какая-то очень домашняя. И вместе с тем, глядя на неё, да­же украшенную домашним передником, все сразу понимали, что перед ними учительница. Учителя можно узнать в любой одежде.

Бабушка начинала скучать по мне, едва мы с братом душным августовским днём садились в поезд, чтобы на год уехать обратно к родителям. Каждый месяц приближал меня к лету - а там сно­ва горы, счастье, бабушка. Двое суток в поезде, душное купе, пахнущее варёной курицей, сердце колотится о рёбра. Ночью я торопила поезд, рас­качивая полку, - казалось, это добавляло скоро­сти медленному составу, останавливавшемуся на каждом полустанке.

В детстве я иногда ощущала вкусы, запахи и звуки отдельно от их источников. Глядя на кар­тинку с лукошком лесной земляники, чувствовала вкус во рту, а розово-молочным запахом был пропитан воздух маленькой бабушкиной квар­тирки. Он таял, перемешиваясь с бирюзовой му­зыкой, которую играла соседка-скрипачка, и ржавым скрипом ослика, привязанного у столби­ка во дворе.

Вспоминаю, что все эти чудеса начинали проявляться только у бабушки, в городе я жила обычной жизнью неуклюжего подростка, не видя ни звуков, ни запахов, ни разноцветных вкусов.

Раз в два дня мы с бабушкой ходили в библи­отеку, ещё три раза в неделю я занималась на фортепьяно в детском саду в вечерние часы. Чита­ла, наблюдала за садом и смешными цыплятами, которые за пару месяцев становились голенасты­ми и теряли всякое обаяние. Рисуя их в альбоме, я пыталась ухватить особенности их поз, а они никак не желали хотя бы пять минут постоять на одном месте.

Однажды у меня закончились листы, и я по­лезла в шкафчик, где хранились альбомы, каран­даши и ручки. Под ними нашла три перевязанные бечёвкой тетради, их страницы пожелтели и об­трепались на углах. Приоткрыв одну тетрадку, я увидела поплывшие чернила и крупный округлый почерк.

Вечером спросила бабушку про свою наход­ку. Помолчав, она ответила, что это дневники её старшей дочки Любы, которая умерла задолго до моего рождения.

- Хочешь - почитай, но так, чтобы я не виде­ла, - сказала бабушка.

И я стала читать.

Моя тётя, которую я никогда не видела и не увижу, была биологом. В дневнике она зарисовы­вала с натуры травинки, листья, тут же были их ла­тинские названия.

Бережно и нежно тётя описывала строение листа, и мне, третьекласснице, ясно слышался запах свежего зелёного огурца. Устьица робко выкатывали из своих открытых ротиков капельки влаги, а молекула АТФ представлялась мне дамой в платье с хвостами, на которые постоянно насту­пают. Дама при этом страшно возмущалась, кло­коча и подпрыгивая.

Ночами мне снились поезда, молекулы, взявшиеся за руки, гранулы хлорофилла, разно­образные листья и тётя Люба, которая улыбалась и грозила мне пальцем.

Вторая тетрадь дневника рассказывала о личном. Тётя Люба была влюблена. Стихотворе­ния Анны Ахматовой соседствовали с рубаи Омара Хайяма, там же были наброски писем Саше. Читая, как солнце освещает верхушки гор, или видя беглый набросок коровы, облизывающей ново­рождённого телёнка, я понимала - это о любви. Мне снились буквы, торопливо убегающие по эк­рану и складывающиеся в стихи, ярко-жёлтое, как яичный желток, солнце, которое кувыркалось и прыгало в синем-синем небе, улыбающиеся ко­ровы и телята. Я понимала, что так бывает, когда любишь.

Третья тетрадь. Выйдя замуж за Сашу - он был офицером, - тётя Люба уехала с ним в Венгрию, на новое место службы. Она улыбалась, гла­дила себя по животу и ждала Иринку. Три послед­ние страницы были написаны в больнице - под­скочила температура, начались преждевремен­ные роды, ребёнок умер.

Больше не было ничего, потому что тётя умерла вслед за ребёнком. Её похоронили на ро­дине. Дневники Саша привёз бабушке вместе с цинковым гробом и вещами тёти Любы.

Ночью мне приснилась далёкая Венгрия, брусчатая мостовая, тусклое, серое небо, нето­ропливо уходящий от меня одинокий путник.

Я молча отдала бабушке дневники, и однаж­ды утром она сожгла их в печке. А потом я вырос­ла, перестала видеть запахи и звуки, и моя персональная вселенная стала как у всех - обычной.

Я, как и тётя Люба, выучилась на биолога, ри­совала хлорофилловые зёрна, жилки листа и на­крепко заучила реакцию высвобождения энергии.

Вчера разбирала старые бумаги и нашла пачку бабушкиных писем. Последняя открытка была написана таким же, как у тёти Любы, акку­ратным, крупным и округлым почерком: «Дорогая наша внученька Алёнушка! Поздравляем тебя с шестнадцатилетием! Желаем крепкого здоровья, успехов во всех добрых делах, счастья и благопо­лучия в жизни. Будь всегда доброй к людям, весё­лой, скромной. Целуем крепко. Твои дедушка и бабушка».

И сегодня ночью мне снились звуки, запахи и вкусы моего детства. Снова моя личная вселенная была выпуклой, тугой, наполненной опаловыми перелива ми движущейся материи. Я была счастлива. Неважно, сколько мне лет и сколько дней в ноябре, - я помню главное.