Психическое заболевание обычно кажется делом сугубо индивидуальным, но как быть, когда такие расстройства охватывают целые города, а по заразности вполне сравнимы с коронавирусом? «Московские новости» разобрались, что такое психические эпидемии и можно ли ими «заразиться» в социальных сетях.
Пандемия ковида идет на спад, а люди по всему миру продолжают рассуждать о том, как предотвратить массовые заражения в будущем (и даже не думайте об обезьяньей оспе). Эпидемии случались и раньше, но сегодня мы хотя бы знаем, кого винить, — невидимый глазу патоген. Измерьте число рукопожатий, количество контактов с людьми — и вуаля: у вас есть статически проверяемая модель распространения заболевания. И если в случае с коронавирусом патоген является вполне определенным, то эмоциональное состояние человека — куда более абстрактное понятие.
Грусть, радость, задумчивость — они то накатывают на нас, накрывая с головой, то отступают. Тем не менее эмоции тоже способны вызывать эпидемии — на сей раз психические.
Нам всем знакомы моменты «эмоциональной синхронизации», будь то взрывы смеха с друзьями, чувство успеха сдавшей проект команды или разделенное с близким горе утраты. Способность испытывать эмпатию, разделять не свои чувства не кажется чем-то удивительным. До разумного предела.
Зарази меня, если сможешь
В 2012 году Facebook провел скандально известный эксперимент, затронувший почти 700 тыс. человек. При помощи персонализированной ленты пользователям целенаправленно показывали посты с определенным эмоциональным окрасом. Таким образом группа исследователей проверяла гипотезу о возможности «эмоционального заражения».
Выяснилось, что те, у кого лента состояла из более позитивных публикаций, сами стали писать более веселые посты. Те же, в чьих лентах преобладал негатив, чаще публиковали негативные записи и комментарии.
Это стало первым столь масштабным экспериментом, раскрывающим феномен «эмоционального заражения» в соцсетях, что породило множество критических вопросов об этике интернет-исследований и допустимых границах.
Однако иногда реальность по изощренности может соперничать с любыми экспериментами. С 2019 по 2021 год в немецких клиниках начал возрастать поток обращений пациентов, в основном подростков, с жалобами на синдром Туретта — лицевые тики и непроизвольные выкрикивания ругательств.
По словам Кирстен Мюллер-Вал, руководителя психиатрического отделения Ганноверской медицинской школы, необычным было то, что их тики воспроизводили один и тот же паттерн, хотя пациенты не были знакомы друг с другом.
Вскоре стало известно, что у обратившихся все-таки было нечто общее: все они являлись подписчиками 24-летнего YouTube-блогера Яна Циммермана с синдромом Туретта. Ян набрал свыше 1 млн подписчиков за первые 3 месяца и в 2019 году стал восходящей звездой немецкоязычного YouTube.
По мере дальнейших обследований первичный диагноз «синдром Туретта» у большинства пациентов не подтвердился. На деле у них было функциональное двигательное расстройство (ФДР), которое относится к психическим нарушениям. По факту врачи столкнулись с новой современной версией психической эпидемии: в опубликованном в августе 2021 годаисследовании они использовали термин «массовые психогенные заболевания, вызванные масс-медиа».
Как оказалось, схожие обращения с ложно опознаваемым синдромом Туретта были зафиксированы по всему миру — в Великобритании, США, Дании, Франции, Канаде. Более того, канадские коллеги также смогли установить «нулевого пациента» для своей психической эпидемии — им оказалась 20-летняя англоговорящая девушка Иви Мэг, более известная под своим TikTok-никнеймом thistrippyhippie. Поскольку среди ее аудитории преобладали девушки, распределение пациентов с ее «Tik-тиками» составляло 9:1 в пользу женского пола.
«Tik-тики» из прошлого
Представьте, что, идя по улице, вы увидели двигающийся хоровод корчащихся человеческих тел, в который будто под гипнозом втягиваются все новые и новые люди. Нет, перед вами не перформанс: речь о регулярно вспыхивавшей в Германии XIV века психической эпидемии (Кельн, 1374 год), также известной как «пляска святого Витта».
История психических эпидемий, случавшихся в прошлом, — довольно деликатный предмет. В отличие от летальных инфекций, их невозможно отследить по уровню смертности; помочь нам могут лишь записи о коллективном и нетипичном поведении.
Вы наверняка когда-либо слышали об итальянской тарантелле — танце, для которого характерна лихо закрученная, многократно повторяющаяся мелодия. Что обычно остается за кадром, так это использование тарантеллы для лечения от «тарантизма» — психического заболевания, распространившегося в Италии XV–XVI веков. Пораженные этим недугом люди одновременно находились в ступоре, галлюцинировали и были охвачены судорогами. Хотя тарантизм затуманивал ум, он повышал визуальную чувствительность — больные впадали в экстаз от ярко-красных цветов или часто тонули, очарованные блеском воды. Кроме того, они дергались в некоем ритме наподобие конвульсивного танца — днями напролет, вплоть до истощения.
Здесь начинается необыкновенное, но исторически достоверное переплетение безумия и танца. Тарантелла с самого начала была основана на повторяющихся движениях, которые можно танцевать по несколько часов. Тело же человека, охваченного тарантизмом, буквально входило с ней в резонанс, мышечно отзываясь на каждый такт. Поэтому считалось, что больному надо «дать протанцеваться», чтобы болезнь вышла из него. К XVI веку тарантелла станет настолько проверенным средством, что специально подготовленные оркестры начали колесить по дорогам Италии, ведя за собой танцующие толпы жертв эпидемии тарантизма.
Мария Сергеева кандидат исторических наук, доцент кафедры гуманитарных наук, Сеченовский университетИзучать психические эпидемии мы можем только по воспоминаниям и мемуарам, их нельзя считать надежным источником. Возможно, если бы у нас были медицинские карты, это повышало бы достоверность. Вообще все, что касалось нарушений психического здоровья с нашей точки зрения, вплоть до XVIII века не считалось болезнью. Только во второй половине XVIII века, с зарождением научной психиатрии, появляется понятие болезней разума; раньше они считались особенностями, которые либо принимали, как в случае юродивых, либо не принимали — вплоть до забрасываний камнями; это никак не лечилось.
Хи-хи пандемия
Практически у каждого из нас есть хотя бы один эпизод в жизни, когда смех в компании друзей, переросший в хохот, все никак не утихал — когда кто-то плакал, не в силах остановиться, у другого свело скулы, но смех продолжался. А теперь представьте себе смех, который продолжался несколько недель
30 января 1962 года в Танганьике (сейчас Танзания) разразилась психическая эпидемия смеха. Ее очагом оказалась христианская школа-интернат для женщин в деревне Кашаша, «нулевым пациентом» — три школьницы. Их хохот до слез было невозможно остановить; более того, он перекинулся на 95 из 159 других учениц заведения. Эпизоды неконтролируемого смеха волнами прокатывались по школе, повторно заражая уже отсмеявшихся: это срывало занятия, поэтому через 1,5 месяца учебу отменили. Всех попросили разойтись по домам. Как горящий тополиный пух, охваченные истерическим хохотом девушки начали заражать своих соседей: теперь непрерывный смех звучал не только в каждой школе Кашаши, но и в деревне Ншамба неподалеку, а еще через несколько месяцев добрался до женской школы Рамашене (город Букоба).
Вплоть до затухания последних очагов психическая эпидемия смеха продлилась около полутора лет, охватила более 1 тыс. людей, а на школу-интернат, откуда все началось, даже подали в суд.
Что вообще вызывает психические эпидемии и каких масштабов они могут достигать? Хотя сами эти явления слишком редки и у исследователей еще нет окончательных объяснений. Пролить свет помогает эволюционная психология.
Застрявшие в подражании
С точки зрения генов, у живого организма задача только одна — эти гены распространить. Если черта способствует выживанию особи, она закрепляется в потомстве. Обезьяны, от которых мы происходим, — стайные животные (в отличие от, например, осьминогов), поэтому поведение, способствующее выживанию стаи, будет обладать преимуществом над индивидуализмом. Чтобы выживать, члены стаи должны уметь и сами принимать различающиеся роли (охотник, защитник, исследователь), и действовать по зову «толпы». Например, бежать, увидев испуг другого. Способности перенимать и воспроизводить чужие реакции — подражающее поведение — есть не только у приматов: это эволюционно древний механизм.
Многие первобытные ритуалы построены на том, что чувства людей синхронизируются, и все племя, весь клан присоединяется к одному рыданию об умершем или танцу радости от рождения первенца. Иногда подражательное поведение «выходит из берегов» и захлестывает десятки, сотни людей, синхронизируя их аффекты.
В информационном обществе все фиксируется – поэтому психические эпидемии легче наблюдать.
Но люди больше не находятся в одном месте физически: как отследить, что поведение различных пользователей, рассеянных по планете, синхронизировалось? Чтобы это понять, сперва мы должны ответить на вопрос, как их реакции, их эмоции влияют друг на друга. Здесь не нужно далеко ходить: постоянно находясь в соцсетях, мы регулярно замечаем, что охвачены чувствами, которые как будто не являются нашими собственными, а «подхвачены» от других пользователей, — это может быть гнев от рассказа о чьих-то детских обидах или восторг от истории чьего-то карьерного успеха. В такие моменты мы буквально вне себя.
В обычном состоянии мы можем со-пережить чьи-то чувства, не растворяясь в них; психическая эпидемия начинается, когда внутренние барьеры рушатся.
Сегодня мы буквально утопаем в различных видах подражательности вроде краткоживущих трендов а-ля движения Скибиди или серийно расходящихся видеочелленджей, таких как Ice Bucket Challenge. Все они опираются на ту же основу, что и психические эпидемии. Но, совершая эти подражания, мы сохраняем больше рассудочности — копируя, воспроизводя их специально, мы «нормализуем» их. Однако это значит, что суммарно в течение дня мы подвергаемся намного большему числу психических триггеров, чем любые из наших предков в прошлом! Да, нам предстоит невероятно захватывающая жизнь.