"Я помню, как мы ехали с отцом в метро, мне лет шесть" - тихим голосом начинает Андрей, молодой человек, высокого роста, в хорошем деловом костюме. Я очень устал после длительной прогулки, ноги гудят, мне бы сесть. Все места заняты и я готов приземлиться на пол в вагоне. Но отец не разрешает, говорит штаны запачкаю. "Стой" - говорит. "Ты мужик или что". Ехать долго, я чувствую, как трясутся колени, начинаю сползать на корточки. Поднимаю глаза и вижу перед собой красное от злости отцовское лицо: "Я что сказал, не слышишь? Штаны, говорю, новые. Терпи". Я чувствую, как комок подкатывает к горлу, начинаю хлюпать носом. Чувствую, как мои слезы неконтролируемо текут по лицу. Я знаю, что отец не выносит моих слез. Я помню его пренебрежительный взгляд. У него вообще была идея "вырастить из меня мужика", поэтому сентиментальность была под запретом. Отец всегда казался мне чем то непоколебимым, спорить с ним было бесполезно. Я помню его большим и мощным, для меня невозможно было ослушаться его. Я был подчинен его силе. Я всегда думал, что это правильно, со мной так и надо.
Сейчас мне 35 и я так же строг к себе, как, когда-то отец. Его голос часто звучит в моей голове: "Соберись, ты же мужик". И я чувствую, как внутренне сжимаюсь от этого послания, но по привычке "собираюсь". Я знаю, что жесткость и критика, были единственным для него доступным способом проявлять заботу. Но в такой форме ее было невозможно распознать.
Образы этой истории также являются собирательными. Сама история - иллюстрация еще одного процесса формирования внутренней критикующей фигуры. Сейчас я не буду вдаваться в подробности, описывая сам процесс - для этого будет отдельная статья. Я скорее предлагаю замечать чувства, которые возникают во время прочтения истории. Ими можно делиться в комментариях.