Продолжение истории Насти. Начало здесь:
Настя бросила в таз отстиранную простынь, стряхнула с рук мыльную пену и, приложив ладонь ко лбу, посмотрела на небо. Откуда звук? Похоже на самолёт, но слишком громкий, слишком близкий. На горизонте, на чистой синеве неба показались чёрные точки.
- Один, два, три, - считала вслух Настя.
- Девять! – радостно сообщила старшая дочь, шестилетняя Надюшка. – Мам, я первая посчитала. Хочешь я их ещё раз пересчитаю? Гляди, гляди, как они красиво летят!
- За братом смотри, - строго сказала Настя. – Вон уже землю в рот тянет.
Годовалый Ванечка сидел на старой фуфайке возле её ног и играл деревянной машинкой. Летом Настя всегда стирала на улице, и просторнее, и сырости меньше. На троих детей и мужа только успевай настирывать: кроме Надюши и Вани была ещё дочка, четырёхлетняя Галя.
Павел старался помочь по дому, то воды побольше наносит, то с утра пораньше натопит печь, чтобы Настя и дети проснулись в тепле. Но сегодня Настя хотела поберечь мужа, пусть спит, ему на работу в ночь идти.
Самолёты стремительно приближались. Как низко летят, кажется, прямо над верхушками деревьев. Вот они сделали круг, от одного что-то отделилось и через секунду прогремел взрыв.
- Настя! – из дома выбежал Павел. – Настя!
Она лихорадочно подхватила на руки сына, Надюшка сама уцепилась за подол юбки. Надо бежать, спасаться, но куда? Люди, кто в чём, выскакивали из домов и бежали в сторону штольни. Шахта! Она, кормилица, спрячет их от обстрела!
- Куда! – заорал Павел. – Назад я сказал! В дом! В подвал!
Он подхватил на руки Надюшку. Увидел, что Марфа с Никанором собрались бежать к дороге, и толкнул обоих в сторону дома.
- В подвал, в подвал! – кричал Павел.
Юнкерсы сделали ещё заход, выстроились цепью и на бреющем полёте начали обстреливать бегущих по дороге людей.
В сыром подвале Никанор посадил на руки Надюшку, что-то нашёптывал её на ушко, успокаивал. Марфа тихо молилась. Настя вспомнила тот день, когда они встретились.
После побега Настя ни на шаг не отступала от Пашиного плана. Устроилась на работу, поселилась в общежитии и ждала любимого. Осенью на стройке началась эпидемия тифа. Болезнь переходила из барака в барак, в первую очередь кося спецпереселенцев, ослабленных тяжёлой работой и недоеданием.
Настя, как вольнонаёмная, жила далеко от их палаток, но понимала, что заразиться может любой. Когда в посёлок приехал врач, молодой учёный из Ленинграда, Настя без колебаний пошла работать в организованную им медицинскую бригаду.
Доктор велел ставить палатки для бани и палатки для обработки одежды. Первым делом отделил здоровых людей от больных. В одной из тифозных палаток Настя увидела Марфу. Сначала до смерти испугалась, что та случайно её выдаст, но Марфа сделала вид, что они незнакомы.
Лишь на следующий день поманила поближе и прошептала:
- Слава Богу, ты жива. Настёна, я бы на колени встала, да не могу. Умоляю тебя, сына моего, Никанора, спаси. Не выйти мне отсюда живой. Настя, не дай ребёнку сгинуть, забери его, вырасти, ты его берегла, когда ещё в утробе моей рос. Бог тебя наградит.
- Сама вырастишь, - ответила Настя, озираясь по сторонам. – Где отец Андрей?
- Умер батюшка, - по впалым щекам Марфы потекли слёзы. – По зиме тащили через ручей гружёные сани, лёд треснул. Провалился отец Андрей, промёрз, за три дня от лихорадки помер.
Настя с трудом сдержалась, чтобы не перекреститься. Нельзя обращать на себя внимание.
Марфиного малыша она нашла в землянке большой семьи – добрые люди, пока мать болеет, взяли мальчика к себе. Марфу Настя стала втихую подкармливать, по опыту зная, что ничто так благотворно не влияет на лечение, как сытый желудок.
Когда спецпереселенцев начали селить в тёплые деревянные бараки, Настя и Марфа уже не скрывали своей дружбы. Впрочем, никто и не обращал на них внимания, понятно же, что двум одиноким женщинам легче выжить вместе.
Но даже Марфе Настя не рассказала правду про Павла, сказала, мол, сами с подружкой сбежали. Настя верила Марфе, но была её благодетельница иногда немного не в себе. Могла вдруг, ни с того ни с сего, замереть, словно прислушивалась к чему-то. Или вздрогнуть и начать торопливо креститься.
За два года Настя лишь один раз получила весточку от Павла, открытку с поздравлением. Она и этому была рада, знала, что любое общение опасно и Павел не хочет рисковать.
Она ждала его каждый день, но Павел всё равно пришёл неожиданно. Постучал в дверь, Настя открыла и замерла, не в силах пошевелиться. Она столько раз мысленно с ним разговаривала, рассказывала про себя, про работу, про свои страхи и сомнения. Столько всего хотела ему сказать, когда они, наконец, встретятся, а тут как будто язык к нёбу прирос. Настя стояла, смотрела на любимого и молча растирала по щекам слёзы.
- Настенька, милая моя, немного осталось, не плачь. Скоро всегда будем вместе, - успокаивал её Павел.
- Как? Ещё не всё? – испугалась она.
Неужели их испытания не закончились?
- Мы же с тобой как будто только познакомились, - улыбнулся он. – Я за тобой ухаживать буду, встречать, провожать. Через пару месяцев можно пожениться.
- Не слишком быстро? – Настя с сомнением покачала головой. – Два месяца и жених с невестой, что-то мы с тобой слишком шустрые.
Паша засмеялся, прижал её к себе крепче:
- Нормально. Город не село, здесь всё быстрее, да и время сейчас такое – быстрое.
Настя кивнула. Она готова была выйти за Пашу замуж хоть завтра.
- Пашенька, про Матрёшку ничего не слышал?
- Не слышал, и это самая хорошая для нас новость. Значит, всё у неё получилось.
Настя облегчённо вздохнула. Какое счастье, что всё закончилось. Что они с Матрёшкой свободы. Что больше не надо ждать – её Павел рядом.
Молодой семье дали комнату в только что отстроенном бараке. Паше повысили разряд, с первой повышенной зарплаты он купил Насте серьги.
Серебряные, тяжёлые, с красным гранёным камнем.
- Страшно надевать такую красоту. Вдруг потеряю? – Настя, крутилась перед зеркалом, поворачиваясь то одним ухом, то другим.
- Потеряешь – новые куплю, - пообещал Павел.
Серьги Настя убрала в комод: на праздник оденет, а на каждый день не надо, чтобы люди не завидовали.
Она старалась не показывать своего счастья, потому что точно знала: никому, кроме Павла и Марфы верить нельзя.
Надюшка родилась слабенькой, крикливой. Ночами Настя с мужем по очереди качали колыбель, носили малышку на руках.
Марфа, зайдя к ним как-то утром, сказала:
- Настасья похудела, засыпает на ходу, и ты, Паша, не лучше. Поговори-ка с соседями, чтобы со мной комнатой поменялись. Где я ночью малую потетешкаю, где Никанор днём люльку покачает – всё помощь.
Соседи не возражали, и вскоре Марфа с сыном поселились рядом. Так и жили одной дружной семьёй, не разделяя ни стол, ни детей. Всё общее.
От взрывов под ногами дрожала земля. Так сильно Настя даже в лагере не боялась.
Когда обстрел закончился, Павел сказал:
- Настя, я завтра в военкомат и на фронт. Не могу в тылу отсиживаться.
- Паша, ты же на фабрике нужен, тебе же сказали, - испугалась Настя.
- На фронте я сейчас нужен, Настенька. Ничего, самое большое месяц, и выгоним их с советской земли.
- Неделю, как война идёт, а они уже до нас добрались, - заметила Марфа.
- Страна большая, силу в кулак собрать надо, - ответил ей Павел.
- Не месяц, нет, - очень тихо, так, что её только Настя и услышала, прошептала Марфа.
Провожали Павла всей семьёй. Настя висела на руке мужа, Марфа несла Ванечку, Никанор, как самый старший, держал за руки Надюшку и Галю. Галя, тихоня, молчала и только крутила головой по сторонам. Надюшка зачем-то прихватила с собой из дома деревянную свистульку и всё порывалась свистнуть. Никанор сердито дёргал её за руку.
Павел присел, потрепал по голове Никанора, обнял обеих дочерей разом. Настя из последних сил сдерживала слёзы.
- Стройся! – громко прокричал капитан.
Всё. Сейчас он сядет в вагон и уедет, а она останется одна, опять одна.
Павел, не оглядываясь, пошёл в строй. Надюшка вырвала у Никанора руку, побежала за отцом. Свистулька выпала из кармана платья, покатилась, хрустнула под чьим-то сапогом.
- Папа! – заревела дочь.
Павел обернулся:
- Не плачь! Вернусь – сделаю тебе новую, ещё лучше, - пообещал он.
- Равняйсь! – прокричал капитан.
Павел подтянул на плече мешок, махнул рукой Насте и быстрым движением сдвинул на бок кепку. Как тогда, в Сороки.
Словно и не было восьми лет вместе. И опять они расстаются, не зная, когда встретятся. Одно утешало – теперь не надо прятаться и делать вид, что они незнакомы, можно упасть на колени на грязный затоптанный перрон и плакать, прижимая к себе детей.
- Пошли, Настя. Пошли, милая, хватит, - уговаривала её Марфа. – Уймись, ребят-то перепугала до смерти, ночью спать не будут.
Домой с детьми пошла одна Марфа, Настя вернулась на фабрику.
Когда у Насти появились дети, помощь Марфы стала неоценимой: им обеим не приходилось оставлять детей дома одних, пока мамы работают. Со всеми ребятишками всегда кто-то был: то Настя, то Марфа, то Павел приходил со смены.
Вечером, укладывая детей спать, Настя рассказала Марфе новости.
- Фабрику будут под военные нужды переделывать. Штыки, кружки, ящики для мин. Только лабораторию оставят, там штат маленький теперь, почти все на фронт ушли. Говорят, учёные будут новое оружие разрабатывать.
- Будто старого мало, - тяжело вздохнула Марфа.
Она достала доску, аккуратно, чтобы не крошить, нарезала на куски целую буханку хлеба и вместе с доской убрала повыше, на кухонную на полку.
- Марфа, ты что делаешь? – ахнула Настя. – Узнают про сухари, под суд пойдём, как паникёры.
- Война, Настёна, без голода не бывает. У нас с тобой четыре рта, как без запаса?
- Узнают, Марфа. Я боюсь.
- Не бойся, деточка, не того теперь надо бояться, - грустно улыбнулась Марфа. – Будем каждый день понемногу сушить и в сундуке прятать, он у меня на ключ закрывается.
- Лучше в чулане. Если найдут, так хоть не признаемся.
- Если найдут – украдут. Нет уж, в сундуке вернее будет.
Спорить с Марфой было бесполезно, если она что-то решила, её не переубедить. Так было, когда Настя рассказала ей про Анну.
После побега Анна очень долго не приходила, хоть Настя и звала её мысленно, и благодарила за защиту. Как-то вечером, когда было уж очень тоскливо и страшно, она рассказала про Анну Марфе.
- Ещё и сама зовёшь! – ахнула Марфа. – Тревожишь бедную душу, покоя лишаешь, в свои мирские дела её втягиваешь! Нельзя так, Настасья! За неё молиться надо, свечи ставить, молебны заказывать, чтобы упокоилась в мире.
- Где заказывать, Марфуша, у кого? Теперь Бога нет, - грустно усмехнулась Настя.
- Мы есть, и Бог в душе нашей есть, сами будем молиться. Я сегодня и начну, - решила Марфа.
Настя тогда пожалела, что поделилась с Марфой своей тайной. Всё-таки зная, что Анна всегда где-то рядом, ждать Павла было немножко легче.
Продолжение :