Российская Империя,
Кронштадт.
Издали воздушный корабль походил на толстую, слегка изогнутую колбасу с широкими плавниками-килями в кормовой оконечности. В таком виде он напоминал то ли рекламные дирижабли, которые время от времени появлялись над Москвой двадцать первого века, то ли куда более ранние и заслуженные аэростаты воздушного заграждения, охранявшие в небо столицы в далёком сорок первом.
Семёнов опустил бинокль. Вот уж действительно – « в далёком…» Когда сегодня утром он заглянул в стоящий на столе календарь, на нём значился сентябрь 1888-го года. Девятнадцатый век, и до событий, потрясших Россию, а заодно и весь мир, ещё очень далеко.
Впрочем, это ещё как посмотреть. Здесь могут случиться – и непременно случатся, не стоит испытывать иллюзий! - другие, свои потрясения.
Знать бы ещё, какие…
- На стендовых испытаниях мотор работал исправно два часа без перерыва. – говорил стоящий рядом молодой человек в тужурке инженерного ведомства. Слова свои он адресовал лейтенанту Никонову – теперь уже капитану второго ранга, поправил себя Олег Иванович. Растёт старый знакомый, растёт - того гляди, ещё одну звёздочку словит на погоны.
- - …затем обнаружилось сильное разогревание масла, - продолжал инженер, - вследствие чего произошла порча картера. Вчерашний пробный полёт длился часа полтора, мотор работал, как часы. Вот и сегодня – они в воздухе почти час, и рапортов о неполадках пока не поступало…
Семёнов исподволь покосился на говорившего. Звали того Александр, Шурик, и лет ему было около двадцати восьми. Айтишник по специальности и авиаинженер по зову души, он решительно отверг предложение барона Корфа заняться компьютерными премудростями в офисе Д.О.П. и напросился к дяде Юле в помощники. Быстро вошёл в курс, внедрил к немалому удивлению Костовича, проектирование и разработку отдельных узлов воздухоплавательных аппаратов на компьютере и очень скоро стал незаменимым.
Познакомиться с ним Олег Иванович толком не успел – как, впрочем, и с остальными «новоприбывшими». А вот о бурной деятельности, развёрнутой другим гостем из двадцать первого века, Юлием Александровичем Лерхом - семидесятилетним инженером-механиком, заведовавшим до пенсии учебной лабораторией в одном из московских ВУЗов - он немало наслушался. Мало того, что старик сумел пропихнуть через открывшийся ненадолго портал половинку старых «Жигулей», гружёных массой полезных технических приспособлений - от физических приборов до солидного запаса недорогой электроники – он ещё и оказался настоящим мастером на все руки. Эдаким Левшой и Кулибиным в одном лице с поправкой на век научно-технического прогресса. Включившись с энтузиазмом в работу Костовича, Юлий Александрович поначалу долго мучился с попытками довести до ума грандиозный проект аэроскафа «Россия» - напичканный передовыми для своего времени техническими решениями но увы, нереализуемый на практике – пока, наконец, не сумел убедить сербского самородка «урезать осетра», взяв за основу работы проверенную временем британскую конструкцию. патрульного лёгкого дирижабль мягкого типа. Результат их совместных усилий сейчас плыл на высоте четырёх примерно сотен метров над батареей «Князь Меншиков» со скоростью около тридцати узлов, вполне успешно справляясь со встречным трёхбалльным ветром. Спроектированный и построенный в рекордные сроки, новый дирижабль получил название «Новороссия»; ещё два аппарата, «Гатчина» и «Кронштадт», были заложены в ангаре при охтинской казённой верфи, и должны войти в строй ещё до конца года. Бензиновые двигатели для них в количестве пяти штук (совместная разработка Костовича и дяди Юли, в основу которой положен движок, снятый с мотоцикла «Днепр» - трофей прошлогодних уличных боёв в Москве) собирали сейчас на Обуховском заводе. Пока из деталей, заказанных в Германии - но дядя Юля клялся и божился, что в течение полугода, года, от силы, их изготовление наладят и в России – пусть и крошечными, установочными сериями по две-три штуки в месяц.
Воздушный корабль снизился, описал широкую дугу над мачтами броненосцев, стоящих на бочках в Военной гавани, и поплыл по направлению к узкому каменному молу, где на стылом сентябрьском ветру выстроились зрители. Теперь и без бинокля хорошо различалась видна висящая под корпусом решётчатая рама-гондола с кургузыми рулями высоты в кормовой части, позади которых неспешно перемалывал воздух большой пропеллер. В передней части гондолы, над боковинами, затянутыми парусиной, чернели крошечные головы аэронавтов. Сейчас воздушный корабль особенно походил на британский «блимп» из числа тех, что в годы Великой Войны охотились за германскими субмаринами на подступах к островам Метрополии.
Здесь, подумал он отстранённо, до этой войны остаётся ещё больше четверти века. Да и состоится ли она вообще? Слишком много изменений уже произошло… и ещё произойдёт. Например, государю Александру Александровичу, прозванному в народе Миротворцем, полагается сейчас маяться от болезни почек, вызванной страшным сотрясением при железнодорожной катастрофе на станции Борки, когда взрыв бомбы отправил императорский поезд под откос, и император, подобно мифическому атланту, держал сминающуюся вагонную крышу, давая выбраться из смертоносного хаоса жене и детям. Но здесь этой катастрофы не случилось, государь вполне здоров, что напрочь опровергает измышления иных историков о том, что причиной смертельной болезни стала отнюдь не травма, а банальный алкоголизм…
Так что, хочешь – не хочешь, а неповоротливая телега мировой истории со скрипом сменила колею, и теперь катится… знать бы ещё – куда?
Кстати, о государе...
К молу, немного опередив приближающийся дирижабль, подходила трёхмачтовая винтовая яхта «Царевна». Этот элегантный британской постройки кораблик начинал службу в четырнадцать лет назад, в качестве «собственной его императорского высочества государя наследника паровой яхты»; после вступления Александра Третьего на престол она сменила статус, став личной яхтой императрицы Марии Фёдоровны, совершавшей увеселительные морские прогулки по Финскому заливу. Случались, впрочем, и исключения – например, год назад государь выбрал именно яхту своей супруги (в девичестве Дангмары Датской) для неофициального визита в Копенгаген, где состоялась его встреча с датским и сербским «коллегами»[1]. Впрочем, это дело прошлое; сейчас на флагштоке «Царевны» плескался жёлтый, с чёрным имперским орлом и длинными синими косицами брейд-вымпел – знак того, что лицо, которому этот вымпел принадлежит, находится на борту, но «не желает получить салюта».
Что ж, неудивительно: государыня Мария Фёдоровна, конечно же, захотела понаблюдать за полётом воздушного корабля, управляет которым её родной сын. Сам государь наблюдает за этим событием с борта стоящего на рейде крейсера «Владимир Мономах». В подобной отстранённости есть смысл – полёт считается пробным, практическим, так что инженер Костович, как и барон Корф, курировавший «воздухоплавательный» проект от имени своего департамента, сочли пока преждевременным придавать ему чересчур официальный статус.
Дирижабль неторопливо, со снижением проплыл над Военной гаванью, развернулся, отработав реверсом, и направился к «Царевне». Семёнов поднял бинокль – со шканцев воздушному кораблю махали сложенными зонтиками женщины в светлых платьях, предназначенных для морских прогулок. Государыня Мария Фёдоровна в компании фрейлин изволит приветствовать лихие воздушные подвиги своего сына.
В ответ из гондолы вырвались, разбрасывая красные и зелёные искры, две сигнальные ракеты. На пирсе зааплодировали, в воздух полетели матросские бескозырки, фуражки и офицерские шляпы.
Тоже, между прочим, знак происходящих тектонических изменений, подумал Семёнов. И дело даже не в дирижаблях с прорывными для местного уровня развития техники двигателями внутреннего сгорания и бортовыми радиостанциями, пробивающими на две сотни морских миль в полёте. Дело в том, кто сидит в гондоле, в цесаревиче Георгии. В той, прошлой версии истории, третий сын императора Александра был, как принято говорить здесь, «слаб грудью» - страдал от хронического туберкулёза, который в итоге и свёл его в могилу. Но сначала болезнь поставила жирный крест на его флотской карьере – во время кругосветного путешествия в 1890-м году, в Бомбее, он слёг с сильнейшим приступом и вынужден был вернуться в Россию.
Здесь же болезнь удалось победить на ранней стадии – и всё благодаря противотуберкулёзному препарату, массовый выпуск которого наладил ещё один попаданец, старинный друг Олега Ивановича, доктор медицины Колесников. В результате юный Великий князь сумел отличиться в заграничном походе на клипере «Разбойник» и канонерской лодке «Кореец», во время которого русским морякам пришлось померяться силами с новейшим бронепалубным крейсером Роял Нэви «Комюс». Кроме того, он всерьёз увлёкся такими техническими новинками, как радиодело и воздухоплавание, и теперь бредил созданием воздушного военного флота. Достижения Георгия были замечены и по достоинству Государем, в результате чего юноша был объявлен наследником-цесаревичем, потеснив старшего брата Николая. Тот воспринял подобное изменение своего статуса чуть ли не с облегчением, несказанно удивив этим двор, Петербург, да и всю Россию – но только не Семёнова. Олег Иванович хорошо помнил «предыдущую версию» истории и ту роль, которую сыграл в ней Николай Второй. Не в последнюю очередь – из-за того, что всегда относился к своему положению самодержца, как к нежеланному бремени и обузе.
- У цесаревича сегодня настоящий праздник. – негромко заметил Никонов. – Всем известно, как он мечтал об этом полёте. И вот, пожалте бриться – летит, и ещё как летит!
Семёнов кивнул. О страсти Георгия ему было известно почти что из первых рук: из рассказов сына, который вместе со своим закадычным другом Николкой Овчинниковым сблизился с цесаревичем ещё в Морском Корпусе. Во время недавнего похода эта связь стала только сильнее; молодые люди всерьёз строили планы невиданно быстрого развития российской науки и техники.
- А у вашего-то сына как дела, Олег Иванович? – Никонов словно прочёл мысли собеседника. – Наверное, снова в Морском Корпусе?
- Как бы вам сказать… - Семёнов покачал головой. – не совсем. Барон предложил ему и его друзьям принять участие в секретной программе своего Департамента - и те не нашли ничего лучшего, как согласиться. В Джеймсов Бондов им вздумалось, видите ли, поиграть, соплякам…
Дирижабль неторопливо, со снижением проплыл над Военной гаванью, развернулся, отработав реверсом, и направился к «Царевне». Семёнов поднял бинокль – со шканцев воздушному кораблю махали сложенными зонтиками женщины в светлых платьях, предназначенных для морских прогулок. Государыня Мария Фёдоровна в компании фрейлин изволит приветствовать лихие воздушные подвиги своего сына.
В ответ из гондолы вырвались, разбрасывая красные и зелёные искры, две сигнальные ракеты. На пирсе зааплодировали, в воздух полетели матросские бескозырки, фуражки и офицерские шляпы.
Тоже, между прочим, знак происходящих тектонических изменений, подумал Семёнов. И дело даже не в дирижаблях с прорывными для местного уровня развития техники двигателями внутреннего сгорания и бортовыми радиостанциями, пробивающими на две сотни морских миль в полёте. Дело в том, кто сидит в гондоле, в цесаревиче Георгии. В той, прошлой версии истории, третий сын императора Александра был, как принято говорить здесь, «слаб грудью» - страдал от хронического туберкулёза, который в итоге и свёл его в могилу. Но сначала болезнь поставила жирный крест на его флотской карьере – во время кругосветного путешествия в 1890-м году, в Бомбее, он слёг с сильнейшим приступом и вынужден был вернуться в Россию.
Здесь же болезнь удалось победить на ранней стадии – и всё благодаря противотуберкулёзному препарату, массовый выпуск которого наладил ещё один попаданец, старинный друг Олега Ивановича, доктор медицины Колесников. В результате юный Великий князь сумел отличиться в заграничном походе на клипере «Разбойник» и канонерской лодке «Кореец», во время которого русским морякам пришлось померяться силами с новейшим бронепалубным крейсером Роял Нэви «Комюс». Кроме того, он всерьёз увлёкся такими техническими новинками, как радиодело и воздухоплавание, и теперь бредил созданием воздушного военного флота. Достижения Георгия были замечены и по достоинству Государем, в результате чего юноша был объявлен наследником-цесаревичем, потеснив старшего брата Николая. Тот воспринял подобное изменение своего статуса чуть ли не с облегчением, несказанно удивив этим двор, Петербург, да и всю Россию – но только не Семёнова. Олег Иванович хорошо помнил «предыдущую версию» истории и ту роль, которую сыграл в ней Николай Второй. Не в последнюю очередь – из-за того, что всегда относился к своему положению самодержца, как к нежеланному бремени и обузе.
- У цесаревича сегодня настоящий праздник. – негромко заметил Никонов. – Всем известно, как он мечтал об этом полёте. И вот, пожалте бриться – летит, и ещё как летит!
Семёнов кивнул. О страсти Георгия ему было известно почти что из первых рук: из рассказов сына, который вместе со своим закадычным другом Николкой Овчинниковым сблизился с цесаревичем ещё в Морском Корпусе. Во время недавнего похода эта связь стала только сильнее; молодые люди всерьёз строили планы невиданно быстрого развития российской науки и техники.
- А у вашего-то сына как дела, Олег Иванович? – Никонов словно прочёл мысли собеседника. – Наверное, снова в Морском Корпусе?
- Как бы вам сказать… - Семёнов покачал головой. – не совсем. Барон предложил ему и его друзьям принять участие в секретной программе своего Департамента - и те не нашли ничего лучшего, как согласиться. В Джеймсов Бондов им вздумалось, видите ли, поиграть, соплякам…
[1] Это событие описано в четвёртой книге цикла, «Дорога за горизонт».