В третью ночь Архелая опять осталась в доме. Она снова привязала ребёнка, сделала ему помазание крестообразное на лоб, грудь и запястья, и начала молиться. Еле видно светила лампада, почти не освещая лики святых на иконостасе в углу, на слабое мерцание которой слетались лесные мотыльки и мушки. На поляне перед домом чуть слышно выводили трели цикады; в приоткрытое окно поступал чистый свежий лесной воздух, наполненный ароматами хвои и сырой земли. Всё было прекрасно и ничего не предвещало того ужаса, что будет твориться ночью...
Ближе к полуночи недалеко от избушки вдруг завыли волки. Монахиня вздрогнула от неожиданно громкого и протяжного воя, понимая, что скоро сюда придут те, кому уничтожить человека ничего не стоит, кто в человеческих страданиях усматривает лишь наслаждение. Придут те, для кого нет ничего святого, ибо они сами от Него отреклись, предпочтя творить свои похоти и служить Тьме...
Через полчаса душу Архелаи пронзил дикий страх. Руки её затряслись, псалтырь выпал, она почувствовала, как тысяча игл пронзило её тело и услышала леденящий голос над собой:
-Раз ты не хочешь, чтоб я мучал гадёныша - я буду мучать тебя!
Невероятная боль прошлась лезвием клинка по животу, как буд-то кто-то ударил в него саблей, и монахиня упала на пол, сжавшись в комок. Эта боль продолжала разрывать всё внутри, и Архелая закричала. Ребёнок, которого в этот раз не тронули, заплакал от страха и залез под лавку, забившись в угол под ней и начиная призывать папу.
За домом раздался свист и дверь вышибли ногой. В комнату быстрым тяжелым шагом вбежали три свирепых и страшных на вид мужика, схватили Архелаю за руки и потащили из дома на поляну перед ним. Монахиня задыхалась от боли и пыталась сопротивляться, как могла, пыталась сделать крестное знамение - но руки её развели в сторону, как при распятии, и поделать с этим она ничего не смогла. Архелая плакала от невозможности сопротивляться врагам и страха, её душили, приговаривая:
-Молишься, паскудина, за всякую собаку? А знаешь ли, что висит сейчас твой пёс на дереве и корчится так же, как и ты? Он предал тебя, поверил нам, что ты - дрянь, выпустившая в ночь ребёнка одного в лес гулять, - и теперь получает по заслугам. Что, задыхаешься, грязная баба? А как мы задыхаемся от твоего ладана?- кричали на неё огромные бесы, выкручивая ей руки и затыкая от крика рот.
У ребёнка, слышавшего всё это, в доме от страха случилась истерика: он бился под лавкой, визжал, рыдал и звал папу... По какому- то совершенно необъяснимому закону это крик вдруг услышало отцовское сердце...
Михаил схватил верёвку, обвязавшую шею, и стал её срывать. Он дрался, как лев, не чувствуя боли в сломанном плече и пытаясь прорваться к зовущему его сыну. Кто-то сзади держал его, не давая сорвать петлю с шеи. Вдруг Михаил услышал отчётливое:
-Призови меня.
На секунду он остолбенел, не понимая, кто это говорит и о чём просит. Воздуха не хватало, сознание отступало, но он вдруг отчётливо понял, Кто сказал ему это...
-Господи, приди мне на помощь... - прохрипел мужчина, теряя силы.
Вдруг хват сзади ослаб и Михаил рухнул оземь. Дышать стало легче, он уже не чувствовал того страха и давления на него. Сорвав с горла верёвку, отец побежал по лесу, куда глаза глядят, зовя своего сына.
Каким-то чудом он выбежал на знакомую тропку и вскоре увидел поляну, где стояла избушка Архелаи. Дверь была сорвана с петель, на поляне никого не было. Мужчина вбежал в избу и увидел Архелаю, обнимающую и успокаивающую ребёнка. Она и сама вся дрожала от испытанного ране ужаса, но гладила его по голове и приговаривала:
-Ничего, Егорушка, потерпи, всё будет хорошо...
Ребёнок лишь вздрагивал, обхватив её за шею и периодически судорожно икал. Михаил упал перед ней на колени.
Архелая, увидев его, пришла в себя и вымолвила:
-Значит, жив...
Солнце неспешно и равнодушно поднималось над лесом...
