(К первой части)
И колесо военной службы закрутив Никиту в своем вихре не дало времени на печали, да и на радости тоже. Прибыв из отпуска Никита узнал много нового. Например, то, что изменились взгляды на боевое применение армейской авиации, о том, что решили внести измения конструкцию машин, чтобы добавить им живучести и огневой мощи. О том, что на базе их полка формируется отдельный боевой вертолётный полк (обвп) и их эскадрилья практически полностью переходит в состав вновь формируемого полка. Естественно грянули кадровые изменения, перемещения офицеров на новые должности, его командир экипажа был назначен на должность командира вертолетного звена, а сам Никита после курсов в Чирчике стал именоваться - командир экипажа – старший лётчик.
Работы было много, сроки готовности полка установили очень жесткие, времени катастрофически не хватало. Служба занимала практически всё время. Приняли новые машины. Потом одиночные полеты, отработка слетанности, стрельба на полигоне, и снова занятия, занятия, занятия.
Как-то ранней весной Никита припозднился на службе и возвращался домой уже почти в темноте. Следует сказать, что весна в Туркмении совсем не то, что весна в России. В марте уже цветет урюк, в начале апреля – распускаются листья, степь покрыта красными маками, в воздухе – аромат цветущих деревьев. Весна в Туркмении – это время, когда нам, европейцам, уже не холодно, но еще и не жарко. Хотя туркмены иногда ёжатся, кутаясь в халаты и жалуются - ″Какой холодный в этом году апрель″. Но весна в Туркмении коротка, уже в мае придет жара, степь выгорит и небо из ярко голубого станет белесым.
Никита не спеша шел по аллее наслаждаясь весной. Неожиданно разглядел впереди на скамейке одиноко сидящую женскую фигуру. От тяжело опущенных между колен рук, сгорбленных плеч, опущенной головы, вообще от всей фигуры прямо-таки веяло тоской и печалью. Никита подошел ближе, и с удивлением для себя узнал свою соседку Наталью. С удивлением, это не то слово. Настолько не сочетался привычный образ Наташи, эдакой озорницы, веселой бой-бабы с той Наташей, которую сейчас увидел Никита. Подойдя ближе Никита поздоровался.
- Здравствуй Наташа! Что одна скучаешь?
- Да так.
Никита кивнул на скамейку – Можно?
- Присаживайся, если тебе больше делать нечего.
- Что-то случилась Наташа?
- Да ничего особенно. – Помолчала. – Белоруссию мою напоминает, цветы, дождь из лепестков цветущих деревьев. Только соловьев не хватает, вместо них одни майны кричат. – Вздохнула. – Лучше бы в такой вот чудный вечер не знать, что ты никому не нужна. – Ещё раз вздохнула и опять замолчала.
- Ты что с Павлом поругалась?
- Да нет, не поругалась.
- Слушай, что-то я вообще ничего не понимаю.
- А что тут понимать, старая и банальная как мир история. Просто живут два человека, живут, а потом вдруг понимают, что вместе они жить уже не могут. Не могут и всё тут.
- Загулял он что ли?
- Да нет. – Досадливо поморщилась Наташа. – Не загулял, и не ругались мы. Просто…ты не поймешь, а может ты именно и поймешь. Мы долго пытались завести ребенка, не получалось. А не столь давно, в начале зимы, мне сказали, что я не могу иметь детей. Понимаешь, н-е-м-о-г-у!!! – Замолчала.
- Все же поругались.
- Нет. Лучше бы поругались. Ну как тебе объяснить? Раньше я была любимая женщина, а после этого он постепенно стал относиться ко мне как…, как к тяжело больной, что ли. Нет, внешне всё осталось, как и было, и дежурный поцелуй, и шоколадки, и даже постельные дела. На восьмое марта в нашей богом забытой дыре даже цветы раздобыл. Только вот я почувствовала, ушла любовь, страсть ушла, остался долг, осталась жалость. А я гордая, мне такая жалость не нужна, да и видела я, он этим тоже тяготиться стал, в полеты стал рваться, в командировки, даже вот с чужим экипажем летал. В общем ″сели мы рядком, да поговорили ладком″, откровенно, без обиняков. И приняли решение, что совместная жизнь у нас не сложилась. Теперь он ночует в летной общаге у холостяков, комната ведь у нас одна, я его кормлю ужином, стираю рубашки, и храню его вещи. С виду – нормальная семья.
- А потом?
- А что потом? Уеду я отсюда, так долго жить я не смогу, иной раз глажу его рубашку и слезами умываюсь, ну почему, почему всё так получилось! Я ведь его люблю.
- Вот и живите вместе. Глядишь всё и наладится. Ведь ребенка можно и из детдома взять, в конце-то концов.
- Ни чего-то ты Никита не понимаешь. – Она ласково взлохматила его волосы. – Разве только в ребенке дело. Настоящая женщина с мужчиной может или быть любимой, или вообще не быть. Вот так-то. Спасибо что выслушал. Знаешь, даже легче стало. Честно. Как будто с братом поговорила. Ты кого года?
- Никита назвал год рождения.
- Значит с младшим братом, я почти на два года тебя старше. – Засмеялась она. – Вот честно тебе скажу, никому не смогла сказать, довериться, а тебе сказала, вот чувствую, что можно тебе свою тайну доверить…а что потом? …Уеду. Уеду в Ташкент, мне там в окружном госпитале работу настойчиво предлагают. Я же операционная медсестра, высшей категории. Это я сейчас прыщики зелёнкой мажу, а до нашей Тмутаракани в "Вишевского", у известного хирурга в бригаде работала. Так-то, Никита. Павел тут как раз переучиваться на ″семьдесят шестой″ собрался, вот его выпровожу и уеду, для гарнизонных кумушек вроде как с ним, не хочу этих куриц радовать. Спасибо что выслушал. Да что я всё о себе? А как сам? Как твоя Бонька?
- А я Наташа уже давно папа. – Неожиданно для себя сказал Никита.
- Да ты что!? И как давно? Ну ка рассказывай, всё что можно рассказывай.
- Так и рассказывать особо нечего. Девчушке уже больше года. Тёща фотографию присылала, вот смотри. – Никита вынул из удостоверения детскую фотографию, аккуратно запаянную в полиэтилен.
- С собой носишь? – Наташа внимательно рассмотрела фотографию.
- Да. Не знаю почему, но иной раз глянешь на неё и на душе светло становится.
И Никита рассказал, рассказал всё, начав с приезда тёщи, рассказал о том, что на её имя каждый месяц отправляет переводы, о том, что в ответ на переводы тёща ему присылает письма в которых рассказывает, как растет Танюшка, рассказал, что хотел сам съездить, посмотреть на неё, но всё не может решиться.
- А Виталина твоя как? Что ни разу не дала о себе знать?
- Ни разу. Деньги я тёще отправляю, знаю, что так они точно пойдут на ребёнка. Людмила Михайловна о Виталине ничего не писала, а мне спрашивать не хочется. Я же с ней развелся всё-таки. Почти по почте. – Засмеялся Никита. – Меня тут в суд вызывали, а её там. В части ″засветился″, пришлось справку брать что не могу прибыть к месту рассмотрения дела, так кадровики сразу замполиту доложили. Ну и ″началось в колхозе утро″. Даже чуть выговорешник с занесением не получил, вроде обошлось.
- Да, Никита. У тебя узелки покрепче моих завязались. Тут любые советы – пустые хлопоты. Время всё на места расставит. Наверное, ты прав, в том, что всё по течению пустил. Одно скажу – тёща у тебя или тварь конченая, или золотая женщина.
Поговорили ещё не много о том о сем, и разошлись по своим домам.
А колесо жизни крутилось всё дальше и дальше.
В мае месяце муж Натальи, Павел, убыл на переподготовку, за ним уехала Наташа. В гарнизоне все были искренне уверены, что она поехала вслед за мужем и даже ругали её, бросившую работу в санчасти и в горячую пору оставившую санчасть без старшей медсестры.
Перед отъездом она зашла к Никите, попрощаться. Никита пригласил её на чай, но она отказалась и дальше порога не пошла. Сказала:
- Не надо Никита, лишнее это. Хочу, чтобы в моей памяти ты таким и остался, добрым и чистым, словно мой брат. Спасибо тебе. И прощай.
- За что спасибо? За пару разговоров?
- И за них тоже. Иногда и один разговор может изменить многое. Прощай. Прощай, и будь счастлив. Жаль, что мы не встретились раньше.
А в декабре Людмила Михайловна неожиданно попросила Никиту прислать пару своих хороших фотографий, одну, если можно, в парадной форме, а другую возле вертолета. Сначала Никита колебался, думал зачем они ей понадобились, а потом просьбу выполнил.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
(Продолжение следует)