Площадь княжества Монако на один квадратный километр меньше «Горок Ленинских», а его история короче заповедной на 2,5 тыс. лет. В этой истории было множество закатов и рассветов, но ни один из них не может сравниться с горкинским.
Ведь в «Горках Ленинских» есть место, в котором живёт солнце. Каждый ясный вечер солнце сначала медленно катится под горку, чтобы лечь в долину реки Пахры, устроиться там поудобнее и оттуда, снизу, освещать главный горкинский холм и дорогу, так резко разрезающую лес.
Эта дорога когда-то была оживленной: экскурсионные автобусы всех цветов и моделей, частные автомобили, мотоциклы с колясками. «К дедушке Ленину» ехали со всех сторон света и первое, что видели, сворачивая к заповеднику, раскидистую иву, ветлу, свидетельницу счастливых свиданий, мелких ссор и больших драм. Не было лучше места встречи, как под её широкими ветвями. Ветла спасала от проливного дождя и знойного солнца. Но не смогла уберечь себя. Возмутительно вышла из формы, разрослась и расширилась. Настойчиво стала мешать движению транспорта.
Бессчётное количество раз её рубили, и такое же бессчётное количество раз она давала новые побеги. Ветла потеряла свой масштаб, романтическую значимость, стала клокастой и как будто обиженной, но не перестала существовать. По её дороге уже давно не заезжают экскурсанты – въезд в заповедник перенесён в другую сторону, но ветла держится, не сдается и маленьким ей памятником служит остановка автобусного маршрута, которая так и называется: «Ветлы».
Автобус съезжает с горы и является тем прогрессивным элементом, который нарушает заповедную неприкосновенность. Редкими маршрутами он везёт пассажиров, но привозит на территорию то, чего здесь никто не ищет – чужую и чуждую цивилизацию, запах города, дыхание суеты.
Суета – единственное, что невозможно найти в «Горках Ленинских». Казалось бы, всё есть, как в уменьшенной копии большого города. Здания, усадьба, музеи, гараж, водонапорная башня, кафе, типография, библиотека, сад, гостиница, пасека, парк, пруд большой, пруд маленький, огород, лес, дорога, зоопарк, зимний стадион, коммунальные службы, Росгвардия и в какой-то степени ЗАГС – место, где сочетались браком уже сотни влюбленных. Есть даже местный пригород – Кинодеревня – из ладных разно устроенных бревенчатых домиков.
Всё это лишено суеты настольно, что создается особая свето-воздушная среда, в которой дышится совсем иным воздухом. И дело тут не в его чистоте. Это просто кислород какой-то измененной формулы, который помнит золотых рыбок в маленьком пруду, специально разведенных при хозяйке Зинаиде Морозовой-Рейнбот. Рыбки блестели на солнце и пруд казался сияющим, люди смотрели вниз и замирали от изумления.
Дорога помнит деревенских ребятишек, бегущих за шикарным автомобилем Зинаиды Григорьевны и её руку в перчатке, бросающую из автомобиля конфетки.
Большой пруд помнит дочерей Морозовой и лодочные прогулки под зонтиками из лионского кружева и шёлка.
Другая дорога к усадьбе помнит давнего хозяина Александра Писарева, который нехарактерно изогнул её, специально пустив в объезд древним курганам вятичей. Чтобы не тревожить. Чтобы беречь… Сберег. Получилось. Позже при раскопках около тех курганов нашёлся уникальный экспонат – топор фатьяновской археологической культуры бронзового века возрастом более 4,5 тыс. лет. Сейчас курганы снова надо беречь. От катания на лыжах и санках.
Английский парк помнит Владимира Ленина, человека, навсегда изменившего историю человечества. Вот здесь он ходил с ружьём поохотиться. Отдыхал в ротонде. Справа его любимая ротонда. Слева – нелюбимая. Осенью обе ротонды одинаково щедро засыпает кленовыми листьями, превращая спуск к балюстраде в червонно-золотую реку.
Любил ли Ленин любимую Крупскую, французский парк не расскажет. Но он помнит её тяжёлый шаг в совсем не новых и некрасивых туфлях. Помнит помощницу по хозяйству, которая 3 июня 1934 года бежит из соседнего образцового совхоза, несёт свёртки и записывает в книгу расхода: хлеб – 2 р. 96 к., судак – 2 р. 25 к., икра чёрная – 4 р. 18 к., редиска – 1 р. 00 к.
Вся эта редиска, хлеб и рыба также и для Маняши – Марии Ильиничны Ульяновой, сестры Ленина, которая совсем не модница, но в музее «Кабинет и квартира В.И. Ленина в Кремле» хранятся её кокетливые атласные домашние туфли и электрические шипцы для завивки кудрей.
После революции Зинаида Морозова-Рейнбот из усадьбы была изгнана. Кончились конфеты, золотые рыбки, цветочное производство в оранжерее. Но остался невиданный для тех лет комфорт: электричество, водопровод, киноаппарат, пианино с функцией «присоединенный оркестр». Комфортом стал пользоваться Ленин. На пианино Маняша играла Шопена. Киноаппарат заводили все вместе.
После Ленина комфорт перешёл к его вдове, сестре и непутёвому брату Дмитрию. После них – история известная. Получилось, все владельцы Горок пересеклись, как в геометрии Лобачевского или геометрии Римана, и точкой их пересечения стала усадьба.
Настоящее горкинское чудо в том, что усадьба сохранилась и стала музеем. Между статусом последнего дома Ленина и музеем Ленина была заметная пауза. Даже пауза с ферматой. Напряжение и почти утрата надежд. Но всё образовалось. В 1949 году в музей поехали первые гости. Почти как в храм, с преклонением и трепетом. Поначалу они добирались пешком от станции Герасимово, час ходьбы, чуть больше четырех километров расстояние. Мимо ветлы. Мимо суеты.
За этот час они забывали всё бренное и, входя в ворота, испытывали только самые возвышенные чувства. Тогда ещё росли большие вишни. Можно было сорвать и угоститься. Настоящая усадебная радость. Но никто не рвал, считая кощунством.
Вишни сменили яблони. Сегодня яблоки берёт, кто хочет на праздник «Большой Спас». Молодой вишневый сад пока плодов не даёт. Зато по нему любит гулять усадебная кошка Маруська. На деле их две кошки – Маруська и Василиска, но имена их часто путают. Маруська трехцветная, с зеленым, как бутылочное стекло, глазами. Василиска черно-белая, немного дикая. Обе они мирно сосуществуют, обретаясь возле пасеки, художественных мастерских и, конечно же, у усадьбы.
Они караулят синиц и гаичек у большой беличьей кормушки, греются на перилах балкона, у дверей главного входа, за которыми и начинается другое горкинское чудо – великолепие интерьеров, дремавших почти полвека под белыми чехлами.
В солнечный день каждый предмет усадьбы, если раскрыть настежь двери всех комнат, насквозь пронзает солнце. Составляет настоящее светопреставление из ослепительных бликов, радужных отражений, малиновых, янтарных лучей, запутанных в хрустале и стекле люстр, ваз, ламп, посуды, в полировке деревянных поверхностей.
Если вы когда-нибудь увидите это, вы запомните этот тёплый свет, яркие всполохи и поймёте, что ни одна фотография, открытка или видеосъёмка, не сможет дать глазу столь восторженной радости.
Впрочем, как и прогулка по Березовой аллее красным осенним днём или морозным снежным вечером, когда кажется, что деревья смыкаются в высоте и ты идёшь, защищенный со всех сторон: от ветра с поля, от невзгод, пандемий, курсов валют. Идёшь и понимаешь, что вот там, ещё немного, за Красным мостиком «Горки Ленинские» закончатся и начнется соседняя цивилизация и эвклидова геометрия, где ничего никогда не пересекается.
Весь этот путь мимо другого важного здания – «Музея В.И. Ленина», самого неоднозначного и архитектурно спорного. Его или сразу любят, или совсем не понимают. Архитектор Павлов, создавший музей, считал, что архитектура должна существовать либо при рабовладельческом, либо при советском строе, больше других форм любил форму куба.
Как истинный постмодернист, Павлов сложил музей из кубов, кругов и квадратов, добавил элементы древнего египетского храма. Выбрал из 28 оттенков красного камня туфа, именно тот, который был необходим, сказал: «В конце жизни я построил Парфенон» и через три года ушёл из жизни.
Но, до сих пор, нагреваясь, красный туф отдаёт обратно щедрое тепло, рисунок камня затейлив, как детская игрушка «Калейдоскоп». Белый мрамор блестит, а по его жилкам несут свои воды бесконечные окаменелые реки. В колоннах входа в музей гулко и мягко, даже в безветрие, поёт ветер. Он вообще не распускает свой оркестр и в сильный дождь гул становится похожим на тихую песню.
Эта песня без слов, но в ней вся правда этого места. Эта песня может быть про любимые розы, хризантемы, цикламены, бегонии, гелиотропы и фикусы, которые Зинаиде Морозовой пришлось бросить в оранжерее. А может быть про тысячи пионеров, которые приезжали сюда давать свои торжественные обещания жить и учиться, как завещал великий Ленин.
Сегодня понятно, что как завещал, уже не получится, но розы, хризантемы, цикламены и бегонии вернулись, пусть не в оранжерею, но на клумбы. Гелиотропы и фикусы затеняют зимний сад.
Бывшие пионеры возвращаются сюда и плачут, в основном, от счастья воспоминаний.
Владимир Ильич Ленин остается самым публиковавшимся автором в мировой истории.
А солнце катится с горкинской горки, чтобы упасть в долину, а потом снова сиять.
Инна Харитонова. Фото автора, архив музея-заповедника
