Полицейский и медик ушли в хвост геликоптера резаться в карты.
Рядом с задержанным Джоном очутились два охранника. Один — большой, толстый и кудрявый. Второй — маленький, худой и кудрявый.
— Меня зовут Срух, — представился толстый.
— А меня Тит, — сказал худой.
Джон смотрел на них и не понимал, как реагировать на это представление. Не то чтобы они были похожи на клоунов, но ситуация сложилась двусмысленная. Срух сорвал пластырь со рта Хулигана.
В хвосте полицейский и медик с размаху кидали карты на стол и при этом смачно матерились.
Тит на протяжении всего полета трогал свой рот, сдирал с сухих губ шелушки, из которых катал катышки.
Срух многозначительно улыбался и вскидывал свою стрелялку-берданку вверх, показывая Джону тем самым: мол, оружие при мне, не думай. Он перебрасывал свое ружье из одной руки в другую и всякий раз приговаривал:
— Ого-го-го. Одним махом. О-го-го. Махом.
Но Джон и не думал. Джон просто летел в неизвестность, как годы назад перед операцией… когда он лег под лазер на операционный стол... когда профессор Лоопард внедрил пружину в его травмированную при рождении спину… «Профессор не мог меня так обманывать… Мосэ Чаидзе — это не его имя. Это всё выдумки Ивана Бастона — подлого лгуна и хитреца».
Который, к тому же, соблазнил его любимую женщину...
— Вы знаете, кто такой Мосэ Чаидзе? — неожиданно спросил охранников Джон Хулиган.
— Нет, — ответил Тит, — не знаем. И знать не хотим.
— Меня зовут Срух, — с улыбкой повторил солдат и утер пот со лба.
Джон кивнул: мол, уже слышал это и хотел было продолжить… но Срух встал на ноги и станцевал «Ча-ча-ча!». Тит зааплодировал.
Полицейский и медик бросили карты и принялись хлопать в ладоши.
После представления Тит уже открыл рот и хотел также представиться и станцевать, но тут Джон услышал знакомый голос.
— Говорил я тебе, погрей свой геморрой на камушках. Не ищи на свою жопу приключений.
— Откуда это голос? — спросил Джон.
И Тит остановился, сел грустный на прежнее место, рядом с привязанным Джоном.
— Ты о чем? — спросил Срух Хулигана.
— Но у меня нет геморроя, — сказал Джон и стал искать глазами, кто и где произнес эти слова.
Чертовски знакомый голос. Что это?
Люк сбоку открылся и оттуда вышел теперь уже опять полковник Мурзин. Он держал в руке подтаявшее мороженое на палочке и ел, стараясь не обронить. Он вновь был одет в форму армии НРК. Мурзин так низко склонился над лицом Джона, что тот почувствовал его неприятное дыхание. Военком смотрел ему в глаза, широко улыбался, а потом заговорил:
— Ёбт! Служил бы в охране… Со славой… с честью… Народ бы тебя любил, как героя… У тебя нервы не шалят, Джон? Нет?
Джон не отвечал. Мурзин, брызгая слюной, продолжил:
— Если ты думаешь, что тебя заказали, то ты ошибаешься. Это не так. Меня просят с тобой поговорить... Я же твой друг...
Джон был шокирован появлением Мурзина в геликоптере... Да к тому же в старых погонах полковника. Ведь еще недавно тот получил генеральские эполеты из рук Иван ибн Бастона… Кого-кого, а Мурзина с мороженым он тут увидеть не планировал. Охранники Тит и Срух стояли рядом с Мурзиным и тоже улыбались. А полицейский с медиком продолжали играть в карты.
— Король, ё-тыр-тыр!
— Туз, сука! — раздавались их голоса из хвоста геликоптера.
Мурзин слизывал мороженое с пальцев и улыбался.
— Лямблия — паразит номер один. Я вот уже с компьютерными играми завязал, а от сладкого отказаться не могу. Люблю я это дело… Мороженки всяческие. Шоколадки там… Печеньки… Сосалки всяческие… Нугу люблю. И мармелад. И также халву обожаю по пятницам — после бани… к пивасику. Обалденная штука! Как себя чувствуешь, Джон Хулиган, русский солдат-пружина? А? — Он обернулся и посмотрел на стоящих за спиной охранников.
— Это обязательно? — строго спросил он их.
— Что? — не понял Срух.
— Да, — ответил Тит.
Мурзин вновь обратился к Джону и повторил вопрос:
— Как себя чувствуешь, Джон Хулиган?
Джон покачал головой.
Военком нахмурился и сказал:
— Ты уже всех замучил. Если чо.
Он доел мороженое, смачно обсосал палочку, положил ее в сторону и взялся облизывать пальцы. Долго, тщательно, мерзко.
— Как ты? — снова спросил полковник Мурзин, вытирая руки о штаны Сруха.
Срух потел и продолжал идиотски улыбаться, подумывая станцевать «Ча-ча-ча!». Тит катал катышки и тоже пританцовывал, стоя рядом.
Джон молчал. Мурзин громко вздохнул, сморщился, встал, подошел к иллюминатору, посмотрел на плывущие облака, поправил брюки и многозначно сказал:
— Ну, молчи-молчи. Молчи, молчун. Ты знаешь, что с сегодняшнего дня ты — враг народа номер 2?
— А кто номер один? — не удержался Джон.
Мурзин быстро вернулся к Джону и опять задышал прямо в лицо:
— А ты как думаешь? А? А я вот тебе отвечу.
— Я вот тебе так отвечу… Не стану держать… так сказать, кота за яйца. Ты же мой друг… Ого-го! В прошлом… Кажется... Как пафосно это звучит — друг в прошлом… Но… ужасно! Это более чем ужасно! О чем ты спрашиваешь? Враг номер один? Враг государства номер один — Хулио Санчес. Твой главный соперник. А император Иван ибн Бастон вас всех бережет… Нас бережет… Как Бог. И Хулио Санчеса, и Джона Хулигана… Всех. Ёбт. Он… это… может… быть… запросто… Ты понимаешь? Он трахает твоего оператора… Как ее? Ну же?
— Это ложь, — спокойно сказал Джон и зажмурился.
— Я уже не могу над тобой, Джон! Ты издеваешься над цивилизацией! Ты издеваешься над миром! Ты потешаешься надо мной, извини, — возмутился Мурзин. — Ну когда же… когда… когда же уже! Ебт. Ты бы хоть умер с честью. Ну всё уже…
Срух неожиданно громко пукнул. Тит хихикнул.
Но, увидев строгий взгляд Мурзина, затих. Полицейский и медик перестали играть в карты и смотрели на выступление Мурзина.
Из темноты вышел ощерившийся мальчик лет двенадцати, встал за спиной Мурзина и пожаловался:
— Папа, а твои солдаты пердят!
— Тебе показалось, сынок, — сказал Мурзин, не оборачиваясь.
— Нет, не показалось. Они громко пердят, — демонстративно нахмурился мальчик и сел на стул.
— Нет, Сережка, нет, родной мой, не пердят. Мои солдаты — как святые… Мало того… это не мои солдаты. Они просто охранники.
Мурзин демонстративно развел руками, с улыбкой указал Джону на мальчика:
— Сынок мой. Третий. Сладкоежка. Сережка, блин. Сережка. Насрал немножко.
Джон молчал. Сынок демонстративно надувал губы и потешно хмурился.
Мурзин почесал в носу и перешел на шепот:
— Я боюсь за его жизнь. Иван Бастон способен на многое...
— На что? — спросил Джон.
— На многое.
Мурзин встал на ноги, прошелся в хвост геликоптера, глянул на карты, на полицейского, на медика и спросил:
— Картишки?
Те ничего не ответили.
Мурзин вернулся к Джону, сел рядом с ним, взял его за руку, которая была крепко пристегнута к носилкам ремнями и спросил:
— Ты знаешь, почему я здесь?
— Потому что я тебе доверяю, — почти шепотом ответил Джон.
Мурзин обрадовался:
— Во! В самую точку! Именно потому, что ты мне доверяешь. И я тебе… это… доверял. Раньше. Сегодня это никакого значения не имеет. Но ты можешь мне доверять, как прежде...
Сережка встал рядом с Мурзиным и спросил:
— Папа, а дядя Джон преступник?
Мурзин покраснел, как рак:
— Сережа, не перебивай отца!
Сережа скуксился и отошел в сторону. Мурзин вновь навис над Джоном:
— Я Родину не предавал, Джон. У меня Родина одна. Генералы… да… генералы разные. А ты, друг мой, предал…. Родину… наглядно… прилюдно… интерактивно… в самое влагалище… по ТВ… по Тырнету… Хотя нынче… ты мне уже не друг… — Мурзин многозначительно подмигнул Джону. — Ты знаешь, я съем еще мороженого? Хочешь?.. Я съем еще одну, блин, пачку мороженого? Что-то очень нервничаю. Ты не возражаешь? Ну конечно, нет. Еще бы. — И он неожиданно закричал: — Ёбт!
Полковник Мурзин обратился к Сруху:
— Вот чё ты лыбишься, гнида? Че ты сидишь и лыбишься, а?
— Я стою, — возмутился Срух и перестал улыбаться, — а не сижу.
— Чё ты стоишь и лыбишься, говнюк? Герой умирает, блядь! Этот герой, — показал он на Джона Хулигана, — прошел огонь, воду и статистику поисковых систем! Понимаешь меня?! То-то, ёбт! Улыбается, стоит. Ну? Что скажешь?! Танцуй, танцор!
Срух забыл, о чем его спрашивали, и вновь улыбнулся. Мурзин повел бровями, пошел к холодильнику и сквозь зубы процедил:
— Плохо… плохо в этом гребаном геликоптере «Швимер» работает этот холодильник… Очень плохо. Мороженое тает. Говно-машина! — Перед тем как открыть холодильник, он обратился к сыну: — Ты будешь мороженое, сынок?
— Шоколадное, — ответил хмурый юнец.
Мурзин достал мальчику шоколадное мороженое, передал его Титу и попросил:
— Передай.
Сам распечатал новую пачку белого мороженого, тщательно облизал бумажку и продолжил, обратившись в Сруху:
— Закрой уши, мужик!
Срух с улыбкой закрыл указательными пальцами оба уха.
— Официально ты предатель, Джон, — тихо продолжил Мурзин. — Но у тебя есть шанс умереть с честью. Геройски, так сказать, умереть.
Он опять подмигнул Джону.
— Что ты хочешь сказать? Что нас слушают? — спросил Джон.
Мурзин явно занервничал:
— Я могу освободить тебя от НДФЛ. Хочешь? Хочешь пенсию, как у последнего президента России? Как у самого последнего жулика? — Мурзин начал плакать. — Только верни нам того Джона Хулигана, к которому мы все привыкли. Сделай всё так, как было. Я честно не хочу, чтобы ты умер. Но всё идет к тому. Прости меня!.. Я же служу… блядь!... Я служу!... Ивану… И Ивану. И НРК. К тому же, я теперь работаю в ООО «Сибирская земля»... Это же игра. Это же реалити-шоу... Всего лишь... Нужно начать играть... Иначе олигархоз тебя сожрет... Мы служим всем, кому можно. Кто платит деньги. Присяга — это слова, а деньги шелестят. Я и полковник… и генерал… И я никого не предал. Выступаю по телику регулярно...
Тит громко хихикнул. Толстый Срух с трудом поднялся, внимательно посмотрел на Джона, потом на Мурзина, включил внешнюю связь и без тени улыбки доложил:
— Прибываем к месту назначения. Второй — плачет. Первый — тупит. Обоих нужно выложить?
— О чем ты говоришь? — возмутился Мурзин, глядя на Сруха.
Тит направил железный указательный палец на Мурзина, выстрелил петлей из пальца. Тонкая проволока обвилась вокруг шеи испугавшегося полковника и придушила его. Он поначалу дергался… Потом лицо его почернело. Он описался и быстро умер. Сережа обронил мороженое и закричал от ужаса:
— Па-апа-а!!!
Тит открыл внешний люк геликоптера и выкинул кричащего мальчика за борт.
— А-а-а-а! — угасал последний крик мальчика.
— А что такое лямблия? — спросил Тита Сруха, закрывая люк.
— Не знаю, — пожал плечами Срух.
Полицейский и медик внимательно за всем этим наблюдали. Потом полицейский подошел в Сруху и сказал:
— У меня был знакомый — Илья Михайлович... добропорядочный человек... Много лет назад утонул в реке, представляете?.. И не знаешь, чего ждать от этой жизни. Правда же?
Срух пошел открывать люк. Тогда полицейский обратился к Титу: — Как вы считаете? Жизнь — это теплое говно. Не правда ли? Геликоптер «Швимер» приземлился. Тит же включил рацию и
сказал:
— Мы сели. Второй аннулирован.
Джон плохо соображал. Пять минут назад он думал, что Мурзин и
эти двое — члены одной команды... А сейчас... Времени не было даже на то, чтобы подумать.
Срух открыл люк и скомандовал Джону:
— Выходи!
На что Тит возразил:
— Но он же привязан! Мы его должны нести.
— Пусть полицейский с медиком несут, — выдал Срух. На что полицейский возмутился:
— Я Джона Хулигана нести не собираюсь! Я не носильщик.
Срух выглянул из люка наружу и крикнул:
— Есть носильщики?
Их встречал кореец Чигу. Улыбающийся кореец Чигу. Он жестом
подозвал ладонников. Те забрались в люк, взяли носилки и спустили Джона на землю.
Когда Тит выбрался из геликоптера, он станцевал наконец «Ча-ча- ча!»
Глава 39 "Герой умирает" романа "Реалити-шоу Война", автор Сергей Решетников