До конца смены в лагере «Ласточка» оставалось два дня, я смотрел на двести страниц текста, недоумевая, о чем еще могут мне рассказать авторы. «Лето в пионерском лагере» наскучило, главное, за что книгу ругали и хвалили, произошло, но для этого можно было ограничиться тридцатью страницами, зачем писать пятьсот сорок?
Мне кажется, я совершаю большое дело, множество людей уберег, сохранил их время, а значит жизнь, если они послушались меня и не приближались к «Лету в пионерском лагере». Отбросим в сторону тематику и простоту книги, текст не удался, история с вымученным конфликтом.
Впереди последние сто пятьдесят страниц, антисоветчины стало меньше, она по-прежнему вылезает из уст 16-летнего пионера Юры.
Маленького Олежку, мальчик картавит и этим примечателен, застал влюбленную парочку в театре, когда Юра поправлял Володе пионерский галстук.
«- Вот бы и мне посколее галстук повязали!
Проворный Олежка выскочил из-за бюста Ленина, как чертик из табакерки.
<..>
- А еще во время присяги, тот кто повязывает тебе галстук, задает каверзные вопросы?
- Мамочки! – испугался Олежка. – Сложные? А ты задавал?
- Я спрашивал будущего пионера, сколько стоит пионерский галстук.
- Пятьдесят пять копеек! – отчеканил Юрка.
- Юр, ты же прекрасно знаешь, что этот ответ неправильный. Пионерский галстук бесценен, потому что он – частица красного знамени.
<..>
Олежка умчался, а Юрка задумался о том, что зря Володя обманывает мальца. Ведь пионерский галстук столько и стоил – пятьдесят пять копеек, не больше, потому что на самом деле был всего лишь крашеной тряпкой. В этом были убеждены все Юркины ровесники. <..> Может быть, еще лет десять-двадцать назад галстук что-то и значил, символизировал ценности и идеалы. Но сейчас все это ушло в прошлое.»
Дальше за поцелуем Юру и Володю застигла Маша.
«- Маш, - произнес Юрка, - ты только не думай ничего плохого.
- Вы ненормальные, вы больные!»
После клятвы, что Юра и Володя больше не будут целоваться, Маша согласилась молчать.
Следующей ночью Володя и Юра пришли в строящийся корпус, Володя начал каяться.
«- Маша права – это против природы, это психическое отклонение. Я читал об этом кое-что, что удалось найти: медицинский справочник, дневник Чайковского и статью Горького. И знаешь, то, что мы делаем, - это правда плохо. Настолько плохо, что даже ужасно!
- Ужасно? – обалдел Юрка.
- Вот, например, фашистская Германия. Горький писал, что тогдашние немцы – сплошь педерасты и именно педерастия зерно фашизма. «Уничтожьте гомосексуалистов – фашизм исчезнет» - так и писал. Исторический факт.
<..>
- Ты ошибаешься. В фашистской Германии этих «педерастов» ссылали в концлагеря.
- Откуда ты это знаешь?
- Я еврей все-таки.»
И далее.
«- Я заставлю себя рассказать об этом родителям, чтобы они помогли найти доктора, который это вылечит.
- И ты хочешь лечиться? – прошептал Юрка.
- Ничего страшного в этом нет. Просто показывают фотографии мужчин и колют рвотное. Но меня не это заинтересовало – там проводят сеансы гипноза! Могут внушить интерес к девушкам и с помощью него же могут заставить забыть об этих чувствах.
- С ума сошел?
- Я не нормальный!
- Ты хочешь забыть… меня?
- Не просто, Юр…»
Смех, переполняемый меня, рвался наружу, я еле сдерживался, ехидно гогоча себе под нос, когда взяла оторопь. Лучше бы я этого не читал, сказал себе, вообще, добравшись до четырехсотой страницы, не понимал, почему я все еще держу книгу в руках.
«- Кстати! – вспомнил Юрка. – Неужели Чайковский в своем дневнике тоже писал, что этих педерастов нужно истреблять?
- Нет, - хмыкнул Володя. – Он как раз таким им и был. Тогда за это в тюрьму не сажали, но он тоже от этого мучился. Называл это чувство «Z» и писал…
- Вот видишь! А он войн не развязывал. Наоборот, он был гением.»
Понимая, что Кириллу Серебренникову точно понравиться, меня нагнала подлинная жуть, я поспешил за стаканом воды. «Дочитаю, дочитаю», - настраивал себя.
Если вам понравился обзор, поддержать автора можно любой суммой. Читать книги - дело затратное.